Выражения лиц Николая и Тео, когда они это сказали, было достаточно, чтобы я порадовалась, что больше не буду в этом участвовать. Я видела, что грядет насилие, волна насилия, чтобы те, кто вступил в союз с Матвеем, были стерты в пыль, и за этим последует много крови. Крови, к которой я не хочу иметь никакого отношения.

Матвей заслужил смерть, но это не значит, что мне еще долго не будут сниться кошмары о том, что произошло.

Финн хотел убедиться, что я благополучно добралась до дома, а я не могла найти в себе силы отказать ему. По правде говоря, я не хотела говорить ему нет. Я хотела, чтобы он был рядом со мной, до самой входной двери и за ней.

Я хочу, чтобы он всегда был со мной. Но глядя на него, когда мы стоим на тротуаре, весь вчерашний ужас смыт, и только синяки и заживающие порезы напоминают о том, что произошло, чтобы отправить нас туда, я чувствую, что старый страх снова закрадывается в душу. Старая уверенность в том, что если я уступлю своему желанию, если скажу Финну, как сильно я его хочу, то это обречет нас обоих. Что любовь к другому мужчине, ведущему смертельно опасный образ жизни, приведет лишь к тому, что мое сердце будет вырвано из груди во второй раз.

Я знаю, что Финн видит все это на моем лице. Я жду, что он скажет мне о своих чувствах, о том, что написано у него на лице, но он просто смотрит на меня, и я вижу, что на смену надежде, которая мелькала в нем всего мгновение назад, приходит покорность.

— Спроси меня, Фелисити, — мягко говорит он, и я понимаю, о чем он просит. Я знаю, чего он хочет, чтобы я попросила его остаться, чтобы он стал моим, чтобы он попросил меня о будущем, которое мы сможем сложить по кусочкам, как нам будет угодно.

Слова уже на кончике моего языка. Я думаю о том, как я была напугана, когда думала, что потеряла его. Мысль о том, что я найду его мертвым на полу, разрывала меня на части. Все, чего я хотела, это чтобы он был в безопасности.

Мне хочется попросить его остаться. И еще мне хочется бежать.

Я не знаю, сколько мы оба простояли так. Но для Финна, я вижу, это слишком долго.

Он делает шаг назад, его челюсть сжимается.

— Прощай, Фелисити, — говорит он, и его голос так тверд, так полон боли, что это все равно ломает что-то внутри меня. Только тогда я понимаю, что в любом случае мое сердце должно было разбиться. Его уже не защитить.

Если я попрошу его остаться, у нас хотя бы будет шанс на совместное будущее. Шанс на счастье. Но когда я открываю рот, чтобы заговорить, он уже уходит.

Мне удается добраться до своей квартиры и лечь в постель, прежде чем я растворяюсь в слезах, в таких удушливых рыданиях, которые заставляют меня чувствовать себя пустой оболочкой, когда они исчезают, и мне ничего не остается, как погрузиться в беспокойный сон, наполненный ужасными снами.

Когда я снова просыпаюсь, уже темно. Я вскакиваю, на краткий миг соображая, что опаздываю на работу, нащупываю телефон, прежде чем все встает на свои места, и вспоминаю, что сегодня меня на работе не ждут. Если бы не то, что случилось, я бы все еще была в убежище с Финном.

Финн.

При мысли о нем моя грудь снова сжимается от боли, которая вызывает свежие слезы на глазах. Как скоро мне придется вернуться на работу? Эта мысль навевает тоскливый ужас, и именно в этот момент я не уверена, что смогу вернуться несмотря на то, что обещала Николаю о двухнедельном уведомлении.

Впервые за несколько дней я проверяю свой банковский счет, и у меня сводит желудок, когда я вижу цифры на нем. Тео сдержал свое обещание. Там больше, чем я предполагала, достаточно, чтобы, если я захочу, я могла уволиться. Я могу уехать.

Я могу начать все сначала.

Я не могу остаться здесь. Этот город большой, но он недостаточно большой, когда здесь еще и Финн, когда я уже отчаялась увидеть его снова, а мое сердце разрывается каждый раз, когда я вспоминаю, как все закончилось между нами сегодня утром. Я тянусь к своему телефону, прокручиваю его, пока не нахожу наши сообщения, и сердце колотится в груди.

Может быть, я смогу все исправить. Может, еще не все кончено.

Прости. Я была сама не своя сегодня утром. Мы можем поговорить?

Я сижу так дольше, чем мне хотелось бы признать, и смотрю на телефон. Но ничего. Никакого ответа. Никаких признаков того, что он вообще его прочитал. Я жду и жду, и вот, наконец, звоню Николаю.

— Аша. — Имя звучит чужеродно, поразительно. Мне не хватает услышать свое настоящее имя из уст Финна, и я с ужасом понимаю, что мне никогда не приходило в голову попросить Николая использовать его. Он, конечно, знает его, он нанял меня, но он никогда не называл меня так. Только Аша.

— Ты в порядке? Ты ведь дома, не так ли? Ты можешь взять столько времени, сколько тебе нужно. Я не хочу, чтобы ты возвращалась, пока не будешь полностью готова...

Я не хотела обрывать Николая. Я действительно не хочу. Но слова вырываются прежде, чем я успеваю их остановить, забивая горло тем, как быстро они вырываются на свободу.

— Я не могу вернуться. Прости. Я просто не могу. — Я не знаю, что объяснить, потому что даже я не совсем понимаю, почему. Не знаю, дело ли в Финне, или в том, что случилось с Матвеем, или просто усталость после стольких лет танцев и эскорта, в которой наконец-то сгорело неугасимое пламя. — Я знаю, что обещала предупредить тебя, Николай, и мне очень жаль. Но я не могу вернуться.

Наступило долгое молчание.

— Я могу это понять, — наконец говорит Николай. — Учитывая ситуацию. Я думал, что ты так скажешь, честно. — Он делает еще одну долгую паузу. — Ты что-то говорила о том, что уезжаешь из Чикаго. Это...

Он делает паузу, и я понимаю, о чем он спрашивает. Не знаю, была ли я до этого момента полностью уверена, но, когда он это сказал, я поняла.

— Да. — Я тяжело сглатываю, заставляя себя не думать о Финне, не думать о том, что я теряю. Не думать о неотвеченном сообщении, о шансе, который у меня был, чтобы не дать ему уйти сегодня утром.

Стараюсь не думать о нем вообще, потому что, если я это сделаю, я снова разорвусь на тысячу кусочков, как я и думала раньше.

— Да. Я уезжаю.