Я отступаю назад, любуясь своей работой. Он распростерся на кровати, член торчит вверх и пульсирует. Я перехожу к нему на кровать, становлюсь на колени, поставив одну ногу по обе стороны от его ноги, на достаточном расстоянии от его члена, чтобы не было шансов случайно его коснуться.

Медленно я начинаю прокладывать дорожку по его коже, касаясь всего, кроме члена. Обычно я делаю это, чтобы усилить возбуждение, но Финн уже настолько возбужден, что я не знаю, сколько еще он сможет находиться в состоянии эрекции, прежде чем его член лопнет. Я вижу, как напрягаются его руки, когда я двигаюсь вверх по его телу, проводя по бедрам и царапая ногтями бороздки на его прессе, и его кожа вздрагивает и подергивается под моими прикосновениями, пока он не застонет.

Его голубые глаза распахиваются, смотрят на меня, и, боже, я вижу в них тот же умоляющий взгляд, что и в моем воображении.

— Мой член, кажется, сейчас расколется на две части.

— Хочешь, я помогу? — Я снова двигаюсь вниз, наслаждаясь тем, как его взгляд скользит по мне, вбирая в себя каждый дюйм моего тела, заключенного в кожаные ремни. Он тянется к наручникам, его рот кривится от мучительной потребности, а я провожу пальцами по кончику его члена. У него течет сперма с тех пор, как он расстегнул джинсы, скорее всего: головка члена блестит, ствол сверкает, перламутровая жидкость капает между бедер, а член подрагивает и дергается навстречу моим пальцам, только что оказавшимся вне досягаемости.

— Да, — простонал он, его глаза снова закрылись, бедра выгнулись дугой, когда он задвигался навстречу пустоте. — Боже, просто прикоснись к моему гребаному члену.

— Скажи пожалуйста, как хороший мальчик. — Я царапаю ногтями его внутреннюю поверхность бедер. — Хочешь, я поиграю с этим милым маленьким пирсингом? — Мои пальцы на дюйм ниже его яиц, которые плотно прилегают к его телу, и я точно знаю, насколько тяжелыми и полными они будут в моей ладони.

Финн сужает глаза.

— Боже, просто, блядь, мне нужно... — Слова застревают у него в горле, как будто он не знает, как ответить, и еще меньше знает, как сформулировать, чего он хочет, но я могу сказать, что он не хочет умолять об этом. Думаю, ему еще меньше нравится, когда его называют хорошим мальчиком, и я могу это понять, но его член, похоже, не понял этого. Он пульсирует, из кончика вытекает все больше спермы, и мне так и хочется провести по нему языком и слизать его вкус, поглаживая пирсинг.

То, чего я хочу сейчас, не имеет абсолютно никакого отношения к моей работе, а всецело связано с тем, как этот мужчина заставляет меня чувствовать себя. Я хочу его, и это неудобно отвлекает. Я вся мокрая, мой клитор трется о кожу нижнего белья так, что это совсем не неприятно, и я чувствую, как пустота моего ядра сжимается снова и снова, желая быть заполненной каждым дюймом толстого, восхитительного члена передо мной. И если бы мы были в других обстоятельствах...

Но я здесь главная. И так же сильно, как он меня заводит, я чувствую острое, раздраженное раздражение по отношению к нему. Это моя комната. Мое пространство. Я должна быть здесь госпожой, и все же я не вполне контролирую свое возбуждение, свои мысли. Здесь происходит обмен властью, выходящий за рамки обычного, и я чувствую себя не в своей тарелке, не в своем привычном ритме.

— Тебе нужно, чтобы я прикоснулась к твоему члену. — Я снова приближаю к нему пальцы. — Скажи, пожалуйста. Попроси меня прикоснуться к нему.

Низкий рык вырывается из его рта, и я чувствую, как он вибрирует где-то глубоко внутри меня, а моя киска сжимается на пустом месте. Боже, я хочу трахнуть его.

— О, блядь, отлично. Боже, просто прикоснись к нему, бля... — Он вырывает слова сквозь зубы, бедра крутятся, его член покачивается, пока он смотрит на меня с явным сексуальным разочарованием. — Бля...

Не знаю, видела ли я когда-нибудь мужчину таким твердым. Я протягиваю руку и провожу кончиками пальцев по нижней стороне его члена, до самой мягкой плоти под кончиком. Он издает стон, почти болезненный, когда его член вздрагивает, а бедра снова напрягаются, а голова откидывается назад.

— Боже, я и не знал, что это может быть так приятно. — Его глаза закрыты, тело напрягается в поисках большего, когда я отдергиваю руку. — Почему ты остановилась?

Я ухмыляюсь ему, все еще сидя на его ноге и борясь с желанием потереться о его бедро. Мой клитор набух и пульсирует, легкого трения кожи достаточно, чтобы свести меня с ума от постоянного удовольствия, которого никогда не бывает достаточно для усиления возбуждения, и я могла бы тереться о него, дарить себе сладкое удовольствие оргазма...

Я могла бы заставить его наблюдать за тем, как я возбуждаюсь, и отказать ему. Идея не лишена смысла. Я держу ее в голове, наблюдая за тем, как он извивается, глядя на меня с замешательством.

— Ты умолял о прикосновении. Я прикоснулась к тебе...

— Я... просто охренел. — Он смотрит на меня, и я вижу, как вспыхивает кончик его члена, как жидкость, очень похожая на настоящую сперму, начинает стекать по его стволу. — Боже, я кончу и без твоего прикосновения... Черт, не делай этого со мной...

Его акцент густеет по мере того, как он говорит, - ирландский говорок, который проникает в мою кожу и заставляет меня извиваться от желания еще сильнее, желая сжать бедра вместе, прижаться к нему, оттянуть кожу в одну сторону и погладить пирсингом по моему клитору. Я могу только представить, как это будет приятно, и как быстро я кончу.

— Скажи мне, чего ты хочешь. — Я протягиваю руку, и его глаза закрываются с очередным шипением.

— Обхвати его рукой. Поглаживай меня, пока я... блядь, я кончу на твою руку, мне все равно. Просто гладь меня, как хорошая девочка...

Моя рука отдергивается, и я тихонько смеюсь, глубоко и хрипло в горле, откинувшись на спинку кровати и раздвинув ноги, чтобы он мог видеть мягкие складки моей киски с кожей между ними.

— Здесь ты меня так не называешь, — говорю я ему низким, соблазнительным голосом, потирая пальцами внешнюю сторону кожи. — Я здесь командую. И теперь, благодаря этому, ты будешь наблюдать, как я наслаждаюсь тем, о чем ты не просишь.

Глаза Финна становятся такими круглыми, что я чуть не рассмеялась. Я вижу борьбу на его лице. Он не знает, злиться ли ему на то, что я не прикасаюсь к нему, или возбуждаться от того, что я прикасаюсь к себе, или и то, и другое. Я провожу пальцами по коже, прижимая их к своему клитору, и понимаю, что мне придется приложить немало усилий, чтобы вытянуть его.

— Черт... — простонал он, задыхаясь. — О боже...

Его член бешено дергается, когда я выгибаюсь в такт моим прикосновениям, кожа между бедер явно потемнела от моего возбуждения, и я вижу, что он изо всех сил пытается удержать свой оргазм. Когда я отодвигаю кожу в сторону, позволяя ему увидеть мою влажную, набухшую плоть, мой клитор, пульсирующий от желания, чтобы к нему прикоснулись, он издает стон потребности, настолько глубокий, что я чувствую его в своих костях.

— Я видел тебя там, — хрипит он, его взгляд устремлен на меня, когда я начинаю теребить пальцами свой клитор, обводя его по кругу. — На сцене. Ты делала именно это. — Он облизывает нижнюю губу, и я вижу, как он представляет себе, какая я на вкус. — Я никогда не видел, чтобы кто-то выглядел красивее, прикасаясь к себе.

Я позволяю улыбке расползтись по моим губам, когда погружаю пальцы в свой вход, позволяя ему услышать влажный звук, проникая в себя ножницами, когда я широко раздвигаю свои складки, позволяя ему увидеть все, что он не может потрогать или попробовать. Все, что он, возможно, никогда не сможет потрогать или попробовать, в зависимости от того, вернется ли он, и мне лучше знать, чем чувствовать разочарование при мысли о том, что мы больше никогда не увидимся.

— Ты бы хотел, чтобы это были твои пальцы, не так ли? — Я дразню его, возвращаясь к своему клитору и потирая его с большим намерением. — Или твой язык. Ты ведь хочешь узнать, какова я на вкус, не так ли? — Еще немного давления на мой клитор, мои бедра поднимаются вверх, качаясь в дюймах от его члена, и я вижу, как он безумно пульсирует, плоть натянута вокруг его пирсинга, из его кончика вытекает столько спермы, что она падает на постель. — Боже, я такая мокрая. Наверняка вокруг твоего члена будет так приятно. Весь этот тугой, влажный жар... — Я стону, покачивая бедрами. — И я кончаю от твоего члена...

— Блядь. — Глаза Финна прикованы ко мне, сверкают от вожделения, его тело напряжено, как струна гитары, его член напряжен. — Боже, не дай мне кончить вот так, пожалуйста...

— Тогда тебе лучше держаться, — вздохнула я. — Потому что я не остановлюсь, пока не кончу первой.

Его стон заполняет комнату, низкий и отчаянный, и это толкает меня за грань, звук его потребности, как сильно он одновременно хочет и не хочет - хочет кончить и хочет сдерживаться, и я откидываю голову назад, стону, приоткрывая себя, чтобы он мог видеть каждую секунду моего оргазма, мою киску, затягивающуюся в ничто, когда я выгибаюсь вверх на члене, которого там нет, позволяя ему представить, как он всаживается в меня в эту самую секунду...

— О Боже, просто, блядь, прикоснись ко мне, пожалуйста... — Голос Финна отчаянный, густой. — Боже, мне нужно, блядь, кончить...

Я отвожу руку от своего трепещущего клитора, проводя двумя пальцами, смоченными в моем возбуждении, по кончику его члена, и он испускает задыхающийся стон.

— Да, да...

Я хочу взять его в рот и решаю, что он заслужил это за свои мольбы. Я наклоняюсь вперед, руки на его бедрах, теплое дыхание на подергивающейся головке члена, и, судя по мучительному выражению его лица, я думаю, что он может кончить только от этого за мгновение, прежде чем я наконец опускаю голову, провожу языком по набухшей плоти и до пирсинга.

Проклятие Финна заполняет комнату, за ним следует глубокий стон, его бедра дергаются, когда он прижимает головку члена к моим губам.