Глава 23

Чувствуя на себе тяжесть взгляда Алекса, я опускаю глаза на наши переплетенные руки. Его рука сжимает мою, словно в молчаливом обещании защиты. Мы стоим бок о бок, и наши сердца бьются в унисон, ощущая невероятную тревогу. Все, что нас окружает, ощущается совершенно незначительным в данный момент. Реальность тускнеет, в сравнении с невероятной силой, связывающей нас воедино.

— Амелия, — произносит он тоном, от которого у меня по спине пробегает дрожь. — Что бы ни случилось, я буду с тобой.

Его слова окутывают меня, словно щит, а их сила укрепляет мою решимость.

— Спасибо, — шепчу я, и мое сердце наполняется благодарностью к этому человеку. Он стал моим якорем, моей безопасной гаванью во время бушующего шторма.

Несколько мгновений мы стоим в молчании, каждый из нас пытается предугадать, что же ждет нас впереди. Еще больший кошмар и страдания, либо же надежда на спасение и светлое будущее.

— Алекс, — говорю я почти шепотом. — Что бы ни случилось, помни... Я тебя люблю.

Уголки его губ приподнимаются в подобии улыбки, и он сильнее сжимает мою руку.

— Я тоже тебя люблю.

— Пойдем, — говорю я твердым и решительным голосом.

Стоит нам сделать несколько шагов к зданию, Алекс хватается за бок, морщась от боли, вызванной недавней раной.

Я бросаюсь к нему и обнимаю за талию, чтобы поддержать.

— Ты в порядке? — спрашиваю я, не скрывая беспокойства.

Он отмахивается от меня, слабо улыбаясь.

— Со мной все будет в порядке, — говорит он. — Ты так же надоедлива с беспокойством, как и Николай.

— Я все еще задаюсь вопросом, не стоило ли нам пойти всем вместе, — признаюсь я, мой разум все еще терзают сомнения и нерешительность. Незадолго до того, как мы покинули мотель, Алекс принял решение, что нам троим следует разделиться.

— Если все пойдет не по плану, нам нужно, чтобы он смог сказать моему отцу, что семья Кингов не несет ответственность за произошедшее. Лука был тем, кто начал развязал этот конфликт. Я не позволю твоей семье ввязаться в войну из-за него, — отвечает Алекс твердым тоном, и в его глазах мелькает решимость.

Я киваю, понимая, что он прав, но беспокойство никак не может покинуть меня. Если кто и может помочь нам выяснить подельника Луки, так это мой отец. Страх, который он внушает своим соперникам, способен развязать любой язык. Я также должен сказать ему, что Ивановы не несут ответственности за то, что случилось со мной и Винсентом. Мое сердце замирает, стоит мне подумать о брате, я ведь все еще понятия не имею, что с ним случилось.

Несмотря на недоверие Алекса и Николая к моей семье, я воспринимаю все иначе. И пускай на протяжении всей жизни наши отношения друг с другом были натянутыми, я никогда не сомневалась в том, что они любят меня.

Мы подходим ко входу в высотное здание, где находится дом моей семьи, и почти сразу мне становится не по себе. Прошло тридцать минут с тех пор, как Ева написала мне, что поднимается на лифте. После этого она не ответила ни на одно мое сообщение. Но я уверена, что у нее было достаточно времени, что бы объяснить ситуацию нашему отцу. Мы пробираемся внутрь, и звук наших шагов по мраморному полу эхом разносится по холлу. Я на мгновение останавливаюсь, а Алекс крепче сжимает мою руку, с беспокойством глядя на меня.

— В чем дело? — спрашивает он, чувствуя мою неуверенность.

— Что-то не так. — отвечаю я, качая головой.

— Что ты имеешь в виду?

Я смотрю на стойку охраны и замечаю, что она пуста. Ни Марко, ни Уолтера нет на месте.

— Охранников на стойке нет. — шепчу я, наклоняясь к нему ближе.

Алекс следит за моим взглядом.

— Может быть, он отошел в туалет.

— За все годы, что мы здесь прожили, я ни разу не видела этот стол пустым, — продолжаю я.

Хватка Алекса на моей руке крепчает, а глаза осматривают вестибюль в поисках каких-либо других признаков опасности.

— Что нам делать? — спрашивает он настойчивым голосом.

Я тяжело сглатываю, обдумывая возможные варианты.

— Мы не можем остановиться. Нам необходимо увидеться с отцом. И мне нужно знать, в порядке ли Винсент.

Алекс кивает, и я веду его к запасному лифту, ведущему прямиком в пентхаус, ожидая, что его остановят в любой момент. Я нажимаю кнопку, и мы в напряженном молчании ждем, пока лифт спустится в вестибюль. Двери открываются, и мы входим внутрь, с колотящимися от напряжения сердцами. Я прикладываю свой бейдж к табло, и мы поднимаемся наверх.

Я смотрю на камеру в лифте и вижу, что лампочка горит, значит, она работает.

— В этом нет никакого смысла… — шепчу я, взглянув на Алекса.

— Что не так?

— Никого из службы безопасности в вестибюле не было. Как только они бы увидели по камерам меня с тобой в лифте, то следуя протоколу, они должны были немедленно остановить его, — объясняю я. Я делаю глубокий вдох, готовясь к тому, что нас ожидает по прибытии.

Алекс поднимает рубашку, обнажая пистолет, спрятанный за поясом. Я качаю головой, понимая, что если он готовиться размахивать пистолетом то, то, что нас ожидает по другую сторону дверей, не сулит ничего хорошего. Он поправляет рубашку и сокращает пространство между нами.

Тепло тела Алекса пронизывает меня до самых костей, словно успокаивающий бальзам против ледяных щупалец страха, сжимающих мое сердце.

— Амелия, — шепчет он, обдавая мое ухо горячим дыханием. — Что бы ни случилось, встреча с тобой была для меня самым важным событием, когда-либо случавшимся в моей жизни.

Я сосредотачиваюсь на его словах, пытаясь думать лишь об этом прекрасном моменте, и делаю глубокий, успокаивающий вдох. Я смотрю, как глаза Алекса наполняются решимостью, а его все еще держится за место, где спрятан пистолет. Я смотрю, как загораются цифры на табло, отсчитывающие оставшиеся до пентхауса этажи, и лифт останавливается.

В этот момент мне очень хочется раствориться в его объятиях, забыть о нависшей опасности и отдаться пламенной страсти, пылающей между нами. Но реальность давит на нас тяжким грузом, требуя полной сосредоточенности и решимости.

— Готова? — спрашивает Алекс спокойным голосом.

Я киваю, мгновенно загоняя собственные страхи в самые глубокие уголки разума. Мой отец может и монстр, но я его плоть и кровь. Наша единственная надежда в том, что я смогу убедить его, что Алекс любит меня и спас от Луки. Я не знаю, что делать, если он вдруг мне не поверит.

Двери с тихим скрипом открываются, являя роскошный пентхаус, в котором наша семья жила с тех пор, как я себя помню. Я ощущаю смесь запахов дорогих духов и сигарного дыма. Дрожь пробегает по спине, когда я выхожу из лифта, а Алекс крепче сжимает мою руку в своей. Волосы на затылке встают дыбом, и я всем нутром ощущаю, что что-то не так.

— Привет? — зову я осторожно, и мой голос эхом разносится по комнате.

Никто не отвечает.

Я мысленно готовлю себя к тому, что мы можем обнаружить, пробираясь по пентхаусу, не отпуская руки Алекса. Я веду его мимо большой гостиной, мимо столовой, прямо к двери личного кабинета моего отца.

Я делаю глубокий вдох и тихо стучу в дверь.

— Входи, Амелия, — голос Изабеллы доносится по другую сторону двери.

Я замираю от неожиданности, и моя рука зависает над дверной ручкой. Я делаю глубокий вдох и открываю дверь. Изабелла стоит возле камина, а вокруг нее полдюжины мужчин. Некоторые кажутся мне знакомыми, а некоторых я вижу впервые. Алекс крепче сжимает мою руку, когда мужчины направляют на нас оружие, их лица холодны и непреклонны. Мое сердце подпрыгивает к горлу.

— Изабелла, что происходит? — спрашиваю я, даже не успев шагнуть в комнату.

Она разряжается дьявольским смехом.

— Ты привел врага в наш дом, а потом смеешь спрашивать меня, что происходит? Поднимите руки, оба, — приказывает Изабелла ядовитым голосом.

Мы подчиняемся, медленно поднимая руки над головой. Мужчины продвигаются вперед, обезоруживают Алекса и достают небольшой пистолет, который я спрятала в свитере.

— Он не враг, — умоляю я, глядя на женщину, которую большую часть жизни считала своей матерью. — Мы пришли сюда, чтобы все объяснить отцу. Мне просто нужно поговорить с ним. Если он мне поверит, я знаю, что он нам поможет.

— Заткнись, Амелия, — рявкает она, сузив глаза. — Это все твоя вина.

— В чем моя вина? — спрашиваю я, и меня охватывает замешательство, когда люди, которые разоружили меня и Алекса, толкают нас глубже в комнату.

В комнате темно, но теперь я могу разглядеть все, и мой желудок сжимается от предстоящего кошмара. Винсент лежит на полу без сознания, и из раны на его лбу сочится кровь. Ева привязана к стулу рядом с ним, ее лицо залито слезами, губа разбита, во рту кляп.

— Винсент! — кричу я, и слезы катятся по моим щекам. Я бросаюсь к нему, даже не думая о последствиях. Никто не пытается меня остановить. Я кладу его голову себе на колени, желая, чтобы он открыл глаза. — Что с ним случилось?

— Что случилось со всеми нами! — Заявляет Изабелла. — Ты во всем виновата, дорогая.

— О чем ты говоришь? — спрашиваю я. Мое сердце колотится, когда я смотрю на нее, и чувствую, как кровь отливает от моего лица в момент, когда меня пронзает осознание. Изабелла, женщина, которую я считала своей матерью, каким-то образом является частью этого. Я смотрю на нее, и ярость застилает мои глаза.

— Почему? — требовательно спрашиваю я, не узнавая собственного голоса. — Как ты могла так поступить со своей семьей?

Изабелла смеется с такой жестокостью, что я едва ее узнаю.

— Ты такая наивная. Я всегда говорила твоему отцу, что он слишком много с тобой нянчится. Это его вина, что ты выросла такой глупой и безрассудной девчонкой.

Я качаю головой, снова обращая внимание на брата.

— Винсент, — шепчу я, нежно тряся его за плечи. — Пожалуйста, открой глаза.

— Твой отец становился слабым. Его власть теряла силу, и я знала, что это лишь вопрос времени, когда кто-нибудь посягнет на то, что принадлежит нам, — продолжает Изабелла. — Я постоянно говорила ему, что ему нужно продемонстрировать его силу, если он хочет сдержать этих голодных волков, но он меня не слушал.