21
Деклан
Когда я отвечаю на звонок, Паук в таком отчаянии, что я не понимаю ни слова из того, что он говорит. Все, что я слышу, — это искаженная смесь английского и гэльского, выкрикиваемая на большой скорости.
— Успокойся, приятель. В твоих словах нет никакого смысла. Что случилось?
Он делает большие глотки воздуха, затем произносит единственное слово, от которого у меня волосы встают дыбом на затылке.
— Малек.
Черт возьми.
С того места, где я сижу в кожаном кресле в гостиной конспиративной квартиры на Манхэттене, я вижу, как Слоан наливает себе выпить. Стоя в столовой и наливая виски в хрустальный бокал для хайбола, она выглядит озабоченной. Обеспокоеной.
Зная, что подслушивание этого разговора усугубит это впечатление, я встаю и быстро иду в спальню.
Как только я оказываюсь вне пределов слышимости, я требую: — Расскажи мне.
Послушав меньше тридцати секунд, я так разозлился, что готов раздавить телефон в кулаке.
Сквозь стиснутые зубы я говорю: — Как, черт возьми, он туда попал?
— Я не знаю. Мы были заперты. Ни одна сигнализация не сработала. Он чертов призрак, этот тип.
— Киран?
— Ранен. Трижды ранен. Все еще дышит, но выглядит не очень хорошо. Он делает паузу, чтобы глотнуть побольше воздуха. — Это еще не все. Это плохо.
Я готовлюсь к худшему, и это именно то, что я получаю.
— Перед тем, как этот русский ублюдок сбежал с Райли ... Я ... Его голос срывается. — Я случайно выстрелил в нее. Это предназначалось ему, но она встала на пути.
Дыхание вырывается из моих легких со слышимым свистом. Моя жизнь проносится перед моими глазами.
Когда Слоан узнает об этом, мы все умрем. Киран, Паук, вся команда.
Включая меня.
Мне удается спросить: — Она жива?
— Я не знаю. Было темно. Черт возьми, босс, мне так жаль. Я убиваюсь из-за этого.
Я слышу правду об этом в абсолютном страдании в его голосе, но его вину придется отложить на потом. Сначала нужно разобраться с гораздо более важными делами. Я тяжело выдыхаю и переключаюсь в командный режим.
— Отвези Кирана в больницу. Когда он будет готов, проверь камеры. Посмотри, сможешь ли ты выяснить, как этот сукин сын попал внутрь. Затем убирайся и сожги все. Понял?
— Да.
— Я позвоню тебе через два часа. До тех пор ни с кем больше не разговаривай.
Я отключаюсь как раз в тот момент, когда входит Слоан. Она бросает один взгляд на мое лицо и говорит: — О, черт.
Это и благословение, и проклятие, что она так легко меня понимает.
Засовывая мобильник в карман, я медленно подхожу к ней, выдерживая ее встревоженный взгляд. — То, что я собираюсь тебе сказать, тебя расстроит. Тебе следует сесть.
Вместо этого она наливает виски. — Нахуй сидеть, гангстер. Я лучше думаю на ногах.
Я тянусь к ней, но она поднимает руку, останавливая меня. — Просто скажи мне прямо. Что случилось?
Я медленно вздыхаю, страстно желая заключить ее в объятия и сказать ей красивую ложь, но знаю, что это только разозлит ее.
Стараясь говорить ровным голосом, я говорю: — Малек нашел конспиративную квартиру в Бостоне. Он вломился внутрь. Произошла перестрелка. Он сбежал ... и забрал Райли с собой.
Лицо Слоан наливается кровью. Она стоит неподвижно, пульс бешено бьется сбоку на ее шее. Она медленно произносит: — Забрал. Ее.
Черт возьми, так трудно не заключить ее в объятия. — Да.
— Где она?
— Мы пока не знаем. Но мы найдем ее. Я делаю паузу, чтобы осознать это, затем мягко говорю: — Она была ранена, любимая. Подстрелена.
Слоан роняет пустой стакан и прикрывает рот обеими руками.
Я ничего не могу с собой поделать. Я должен прикоснуться к ней. Я хватаю ее и крепко прижимаю к себе, обхватывая руками ее спину и наклоняя голову, чтобы срочно что-то сказать ей на ухо.
— Я не знаю, насколько все плохо, но мы найдем ее. Я обещаю тебе. Мы сделаем все, что потребуется.
Она дрожит в моих объятиях, прерывисто дышит. Я думаю, у нее, возможно, шок.
Пока она резко не отстраняется и не пронзает меня убийственным взглядом.
— Ты также обещал мне, что она будет в безопасности в этой конспиративной квартире! Так что больше никаких обещаний, хорошо? Каков план игры? Как мы собираемся ее найти? Как мы собираемся вернуть ее? Что конкретно мы собираемся делать?
Это одна из многих причин, по которым я люблю эту женщину. Эта ясность ума. Эта грация под давлением. Эта абсолютная, без дерьма, бесстрашная задиристость.
Мне почти жаль Малека.
Если моя королева когда-нибудь доберется до него, он пожалеет, что родился на свет.
— Я дам тебе знать. Предложу деньги. Много денег. Если кто-нибудь что-нибудь видел или слышал, нам быстро сообщат. Основные транспортные узлы будут под наблюдением. Если он попытается провезти ее через аэропорт или автовокзал, его остановят. И я позвоню Грейсону, как только мы закончим разговор.
Грейсон — мой куратор в ФБР. Если кто-то и сможет выяснить, где в США циркулирует печально известный русский убийца, так это он.
Слоан сглатывает. Она медленно кивает. Она облизывает губы. Затем она говорит то, что приводит меня в ярость.
— Я позвоню Ставросу, чтобы узнать, знает ли он что-нибудь.
— Абсолютно, Черт возьми, нет!
Когда она просто стоит и смотрит на меня слезящимися глазами, я чувствую себя полной задницей и понижаю голос. — Он дважды пытался убить меня за последний месяц.
— У него ничего не получилось. И ты знаешь, что у него ничего не получится, сколько бы раз он ни пытался. Этот человек стрелял только в рыбу. В них он тоже никогда не попадал. Он совершенно некомпетентен в убийстве.
— Он тоже одержим тобой.
— Совершенно верно. Он — наш лучший выбор.
— Я позвоню Казимиру. Он будет знать больше, чем твой никчемный бывший парень.
— Кейдж — твой враг. Он ненавидит ирландцев. Он ни хрена тебе не скажет.
Возможно, она права насчет этого, но этот ублюдок все еще у меня в долгу. Я удалил его досье из ФБР, черт возьми.
Она добавляет: — Если только я сначала не позвоню Нат.
— Я не думаю, что стоит ее вовлекать.
Игнорируя мой комментарий, она на мгновение задумывается, затем кивает, как будто приняла решение. — Она знает Райли с детства. Она захочет помочь. И если кто-то и может заставить Кейджа поговорить с тобой, так это она.
Не дожидаясь моего ответа, она достает сотовый из кармана джинсов и набирает номер своей подруги.
Я наблюдаю за ней, качая головой.
Тот, кто сказал, что это мужской мир, чертовски заблуждался.