3

Райли

Когда открывается трап самолета, я моргаю от яркого света.

Мы в другом аэропорту, совсем крошечном по сравнению с тем, что в Сан-Франциско. Здесь есть несколько хозяйственных построек и небольшое количество других частных самолетов, но есть только одна главная взлетно-посадочная полоса и нет коммерческих самолетов.

Где бы мы ни были, все маленькое и эксклюзивное.

А еще здесь чертовски влажно. Мои волосы собраны в хвост, но я уже чувствую, как они вьются.

Элегантный черный Range Rover с тонированными стеклами и блестящими дисками ждет на взлетно-посадочной полосе. Водитель выходит, когда видит меня наверху трапа.

На нем черный костюм, настолько обтягивающий область промежности, что это выглядит почти порнографически.

Хотя, я полагаю, если бы у меня было столько добра между ног, я бы тоже заказала костюмы, чтобы демонстрировать это. Вау, этот парень подтянутый.

Улыбаясь, стараясь поддерживать зрительный контакт и не пялиться на его вкусности, я подхожу к этому хорошо одаренному образцу мужественности и протягиваю руку.

— Привет. Я Райли.

Жеребец пожимает мне руку с таким серьезным намерением, как будто мы два мировых лидера на важнейшей дипломатической встрече ООН по спасению человечества.

У него темно-русые волосы, великолепные карие глаза, татуировка в виде паутины сбоку на шее и такая великолепная линия подбородка, что могла бы заставить ангелов плакать.

Он поразительно похож на персонажа комиксов Marvel Тора, скандинавского бога грома.

— Привет, Райли. Приятно познакомиться.

Ладно, мир — совершенно несправедливое место, потому что Тор не только жеребец, вызывающий овуляцию, но и вдобавок к этому у него чертовски горячий ирландский акцент.

Держу пари, Слоан выходит замуж за парня О'Доннелла из-за денег, но при этом трахается с этим чуваком Тором на стороне.

Мне неприятно это признавать, но это хороший план.

— Я тоже рада с вами познакомиться. Как вас зовут?

— Паук.

Я корчу рожу. — Паук? Нет. Твоя мать тебя так не называла. Как твое настоящее имя?

Наступает пауза молчания, когда кажется, что он пытается не улыбнуться. — Гомер.

— Правда? Это круто! Я никогда не встречала никого, кого назвали в честь древнегреческого поэта.

Он опускает голову и изучает выражение моего лица с такой пристальностью, что я застаю его врасплох.

— Я сказала что-то не так?

— Нет.

— Тогда почему ты так на меня смотришь?

— Твоя сестра сказала мне точно то же самое о моем имени, когда мы встретились. Дословно.

— О, да. Странно.

— Да.

Боже мой, люди из Ирландии на самом деле говорят — да. Это так сексуально. Перестань пялиться на его промежность.

— Если ты не возражаешь, я бы предпочел, чтобы ты называл меня Пауком. Большинство парней не знают моего настоящего имени.

У меня навостряются уши при упоминании — парней.

Если там, куда мы направляемся, будут еще Пауки, я продлеваю этот отпуск на неопределенный срок.

— Конечно. Ты можешь рассчитывать на то, что я не проболтаюсь. Я умею хранить секреты.

Я ухмыляюсь ему. Он бросает на меня непонятный взгляд, затем поворачивается, чтобы взять мою сумку у работника, несущего ее из самолета.

Паук бросает сумку на заднее сиденье внедорожника, открывает для меня заднюю дверь и ждет, пока я заберусь внутрь. Затем он захлопывает за мной дверь и садится за руль.

Мы отъезжаем с такой скоростью, что меня отбрасывает на сиденье.

— Мы участвуем в автомобильной погоне, о которой я не знаю?

— Нет. Почему?

Внедорожник заворачивает за угол, шины визжат. Теперь меня отбрасывает вбок, и я чуть не ударяюсь головой об окно.

— О, без причины. Просто перелом черепа не входит в мои планы.

Взглянув на меня в зеркало заднего вида, он хмурится. Затем он поворачивает еще раз так быстро, что мне приходится вцепиться в ручку двери, чтобы не разбить заднее стекло и не улететь в космос.

— Чувак, ты не мог бы, пожалуйста, остыть? Меня тут швыряют, как пляжный мяч на карнавале "Электрической Маргаритки"!

По выражению его лица я могу сказать, что он не понял намека. Но он сбавляет скорость менее чем до тысячи миль в час, так что, я думаю, он понимает общую идею о том, что я не из тех, кто агрессивно демонстрирует скорость.

— Спасибо. Блин.

Некоторое время мы едем, не обмениваясь больше ни словом. Я сопротивляюсь желанию приставать к нему с вопросами, в основном потому, что боюсь, что от его ирландского акцента мои трусики задымятся.

После того, как Паук с любопытством взглянул на меня в зеркало заднего вида около четырехсот раз, я тяжело вздыхаю и поправляю очки. — Я знаю. Мы с сестрой не похожи.

— Впрочем, та же наглость.

— Наглость?

— Дерзость. Уверенность.

— Ha! Ни у кого на земле нет такой уверенности в себе, как у Слоан.

Он усмехается. — Да. Кроме, может быть, ее мужчины.

Я не собиралась задавать вопросов, но любопытство взяло верх надо мной. — Ты имеешь в виду ее жениха? Богатого и пожилого мистера О'Доннелла?

Он сердито смотрит. — Сорок два — это еще не возраст, девочка.

Ладно, две вещи. Во-первых: он прав. Хотя он немного старше Слоан, сорок два — это еще не старость.

Что еще более важно, то, что меня называют — девушкой, — это моя новая любимая причуда.

Я откидываюсь на спинку пассажирского сиденья и смотрю на красивый профиль Паука.

Через мгновение он бросает на меня вопросительный взгляд.

— Извини, я просто пытаюсь представить, каково это —разгуливать в таком виде.

— Например, в каком?

— Ты знаешь. Я машу рукой, указывая на его общую лучезарность. — Ну в таком.

— Я не понимаю, что ты имеешь в виду.

Как ни странно, он кажется искренним. На лице у него неподдельное замешательство. Но как это возможно? Если бы я была великолепна, уверена, я бы это знала.

Как это делает Слоан.

Мне приходит в голову, что, возможно, лифт Паука поднимается не до самого верхнего этажа. Возможно, мне нужно кое-что прояснить для него.

— Я хочу сказать, что ты очень красивый.

Я поражаюсь, когда его щеки становятся ярко-красными.

Он бормочет что-то вроде бессмысленного отрицания, поправляет галстук и смотрит прямо перед собой в лобовое стекло, комично моргая.

Ого. Он застенчивый! Великолепный, хорошо обеспеченный и стеснительный!

Я хочу забраться к нему на колени, но вместо этого улыбаюсь ему. — Ты, должно быть, очень популярен среди дам, Паук.

Снова ругань. Наконец он берет себя в руки настолько, чтобы сухо сказать: — У меня нет времени на отношения.

Я смеюсь над этим. — Поняла. На твоем месте я бы тоже стала игроком. Зачем хранить все эти печенья в одной банке, когда можно раздавать их по всему городу и делать всех счастливыми?

Он грубо говорит: — Ты сошла с ума.

— О, не злись. Я делаю тебе комплимент.

— Что-то не похоже.

— Ты бы предпочел, если бы я сказала, что ты невзрачный и отталкивающий? Потому что я рада потакать твоему очаровательному заблуждению, что ты не особенно привлекательный. Это мило.

Все его лицо теперь красное. Ярко-красное, от верха накрахмаленного белого воротничка до кончиков ушей.

Этот парень до смешного привлекателен.

Я плюхаюсь на заднее пассажирское сиденье и вздыхаю. — Хорошо, мы поедем дальше. Как насчет того, если ты скажешь мне, где мы находимся?

— Бермудские острова.

У меня глаза чуть не вылезают из орбит. Бермуды? Неудивительно, что воздух такой влажный.

Заметив выражение моего лица, Паук говорит: — Это временно. Мы были на Мартас-Винъярде недавно, но там были некоторые, э-э... Он корчит странную гримасу. — Я позволю твоей сестре объяснить.

Хм. Сюжет усложняется.

Я сухо спрашиваю: — Вас выгнали из Мартас-Винъярда из-за ежедневной давки поклонников Слоун, ломившихся в дверь? Бьюсь об заклад, ее жениху, должно быть, тяжело смиряться с тем, что каждый парень падает на колени у ее ног.

Он делает паузу, прежде чем тихо сказать: — Ревность тебе не идет.

У меня перехватывает дыхание. Я смотрю в окно на проплывающий мимо пейзаж, мои щеки горят от стыда.

Некоторое время мы едем молча, пока я не признаюсь неохотно: — Всякий раз, когда она рядом, люди смотрят сквозь меня, как будто я невидимка.

— Это потому, что люди — чертовы идиоты.

Он был добр ко мне, потому что я сделала ему такие бурные комплименты.

Как будет угодно. Я возьму их.

Я улыбаюсь ему. — Спасибо тебе, Паук. Ты не только очень горячий, но и очень милый.

Его уши приобретают более темный оттенок малинового.

Затем мы сворачиваем на длинную частную дорогу, и меня отвлекают размеры железных ворот, через которые мы проезжаем. Они огромные, со скрипом медленно открываются, пропуская нас. Ворота окружены с обеих сторон высокими каменными стенами и рощей деревьев, которые закрывают вид за ними.

Когда я замечаю камеры слежения, установленные на стенах, и всех вооруженных охранников, прячущихся под деревьями, я хмурюсь.

— Паук?

— Да, девочка?

— Жених моей сестры знаменит?

Он кривит губы. — Что-то в этом роде.

— Не будь загадочным. Я нервничаю, когда люди загадочны.

— Мистер О'Доннелл ... могущественный человек.

Нерешительность заставляет меня нервничать еще больше. — Например, насколько могущественный? Он политик или что-то в этом роде?

Он усмехается. — Политики хотели бы иметь такую власть, как у него.

— О боже. Звучит пугающе. Он суперзлодей?

Его улыбка кроткая и загадочная. — Я бы не стал заходить так далеко.

— Значит, он хороший парень?

Он пожимает плечами. — Зависит от того, кого ты спросишь.

— Серьезно? Ты убиваешь меня!

Он находит мою растущую панику забавной, потому что начинает хихикать. — Не мое дело говорить тебе, девочка. Но не волнуйся. Здесь ты будешь в безопасности.

Мы проезжаем мимо парня в черном костюме, держащего в руках большую черную винтовку. Он притаился в кустах, наблюдая за нами прищуренными глазами, когда мы проезжаем мимо. Он подносит руку ко рту и говорит в то, что выглядит как его наручные часы, но, очевидно, является каким-то устройством связи.