Стараюсь не обращать внимания на все дерьмо, творящееся с моей семьей, — сомнительные дела, ночные телефонные звонки и странные пятна крови на рукавах моего отца. Но это дерьмо нелегко забыть. Знаю, знаю, что моя семья далека от чистоты. Просто надеюсь, что он не ожидает, что я пойду по его стопам.

Я понятия не имею, чем именно он занимается, и знать не хочу.

— Черт, — усмехается Рори, — ты прекрасно выглядишь.

Я взмахиваю волосами, драматично хлопаю ресницами и со смехом говорю:

— Спасибо.

Своими наманикюренными пальцами она подталкивает бокал мартини какого-то порнозвездного цвета ко мне и делает глоток своего напитка:

— За свободу!

Я хихикаю, запрокидывая голову:

— На свободу!

Первый глоток коктейля слишком плавно выпивается:

— Ну и куда после этого?

Она шевелит бровью:

— Клуб «Сильвер».

Я изгибаю бровь:

— Вау, как ты провернула это?

Клуб «Сильвер» открылся в центре города немногим более четырех месяцев назад и с тех пор пользуется большим спросом. Город живет ночной жизнью, сотни клубов процветают, но с тех пор как открылся этот, каждый хочет попасть именно туда. Доходит до такой степени абсурда, что теперь нужно заранее бронировать и платить премиальную цену за депозит, чтобы получить место.

Она поджимает губы, хмурясь:

— На самом деле, я не совсем уверена, — смеется она. — На днях столкнулась с одним парнем, немного пугающим, но он раздавал личные приглашения в клуб. В общем я просто оказалась в нужном месте в нужное время.

Я пожимаю плечами:

— Мне кажется, это судьба.

Рори хихикает и допивает остатки своего коктейля, затем вскакивает и направляется к бару, чтобы заказать еще. Я остаюсь одна, алкоголь, выпитый мной, согревает мою кровь, оседая в моем пустом желудке. Черт, у меня не было времени нормально поесть после тренировки, и к концу ночи уверена, что еще поплачусь за это. Бросаю взгляд в сторону бара, потом перевожу его на официантов, снующих туда-сюда, чтобы обслужить гомонящую толпу. Смотрю, готовят ли они полноценную еду или же небольшие закуски, просто чтобы набить желудок. Но то, что я обнаруживаю, это что угодно, но только не еда.

Ну, я полагаю, его можно отнести к закускам.

Сшитый на заказ костюм, не слишком обтягивающий, но достаточно, чтобы очертить мышцы, которые он спрятал под ним. Белая рубашка заправлена ​​в черные брюки, пряжка ремня блестит в тусклом свете. Серебряные запонки, без галстука, две верхние пуговицы расстегнуты, обнажая загорелую оливковую кожу. Темная щетина окаймляет острый край его челюсти. У него высокие, резко очерченные скулы и низко посаженные брови, достаточно низко, чтобы отбрасывать тени на его стальные глаза. Копна темных волос падает ему на лоб, слишком длинная, чтобы подходить для белого воротничка. Уж мне ли не знать, ведь я каждый день бываю среди мужчин в строгих костюмах и полупридушенных галстуками, работающих в офисе моего отца, и никто из них не посмеет отрастить волосы такой длины. Всегда короткие, умело прирученные, как хорошие маленькие роботы.

Мужчина смотрит прямо на меня. Я никогда не флиртовала и даже не занималась сексом с первым встречным. Я не девственница, но взгляд, которым он на меня смотрит, можно охарактеризовать только как горячий.

Хотя не совсем так, словно чего-то не хватает, но я никак не могу понять чего.

Конечно, судя по тому, как его взгляд скользит по моему телу, по моим голым ногам, немного задерживается на черных чернилах, выглядывающих из-под края моего платья, но потом быстро переходит на мои бедра, к изгибу моей талии, а затем еще выше, следуя за глубоким V-образным вырезом на моем платье, где мои груди соприкасаются друг с другом — спасибо, скотчу — и затем вниз по моей правой руке, где татуировка охватывает мою кожу. Цветы и мандалы, замысловатые и нежные, женственные, хотя моя семья их ненавидит. Наверное, поэтому я это сделала. Знала, что им не понравится это искусство, как и кольцо в носу, как и пирсинг в моем пупке. Я была молода, когда делала их, немного наивна, и все же нисколько об этом не жалею.

Мужчина хмурит лоб, словно сбит с толку, но это происходит так быстро, что задаюсь вопросом, не вообразила ли я себе это, а затем тот пробегает глазами остаток пути вверх по моему телу, сканируя вырез и шею, прежде чем, наконец, встречается со мной взглядом.

Он подносит к губам низкий хрустальный бокал — небольшое количество янтарной жидкости выливается ему в рот — и не сводит с меня глаз поверх края стакана.

Когда, наконец, позволяю себе сосредоточить свой взгляд на нем и посмотреть по-настоящему, все, что я чувствую, это жар, сильный жар, но он смешивается с безжалостностью, которую мне грустно осознавать. Холодность, жестокость я часто видела в парнях, которые навещают моего отца. Но он тверже, глубже, холоднее, как будто эта его сторона не то, что проявляется время от времени, это то, что делает его тем, кем тот является. Дрожь пробегает по моему позвоночнику, предупреждающий сигнал и естественный инстинкт выживания, сообщают мне, что я в компании хищника.

Мой отец твердо убедился, что я никогда не стану девицей в беде. Даже во время нападения несколько месяцев назад я стояла на своем. Но сейчас не могу не чувствовать себя здесь ниже и слабее. Он не из тех парней, с которыми мне хотелось бы встретиться в темноте. Хотя можете быть чертовски уверены, что я бы постаралась.

«Монстры повсюду, Рен», — голос моего отца эхом звучит у меня в голове, фантомный шепот гарантирует, что я всегда буду начеку. — «Тебе нужно остерегаться не монстров под твоей кроватью или в шкафу, а тех, которые выглядят, как я и ты. Именно их ты должна бояться. Тех, что кажутся совершенно нормальными, но в их глазах прячется зло. Вот где ты можешь найти это, Рен, в их глазах. Когда ты это увидишь, обязательно беги. Беги так далеко и так быстро, как только сможешь».

Хотя мне не хочется бежать. Я хочу показать миру, что могу справиться сама. Что мне не нужны телохранители и охрана. Мой отец считает нужным тренировать меня в меру моих способностей, он оттачивает мое мастерство, учит меня, как использовать мои размеры и скорость в свою пользу, и все из-за его теневого побочного бизнеса. И, хотя с этим можно не согласиться, я хотела доказать, что могу справиться с собой.

Я расправляю плечи и прищуриваю глаза. Красивого лица и тела, сделанного словно из самого греха, недостаточно, чтобы обмануть меня. Он может верить, что нашел во мне легкую мишень, но я готова доказать, что тот ошибается.

Аврора не спеша возвращается с двумя бокалами, наполненными искрящейся розовой жидкостью с небольшими кусочками нарезанной клубники, и запрыгивает на стул. Она хмурится и прослеживает мой взгляд, пододвигая ко мне мой напиток.

— Ну, привет, высокий, темноволосый и красивый, — Рори прикусывает губу.

С трудом отвожу взгляд и фокусирую внимание на подруге, поворачиваясь к мужчине спиной, что оказывается ошибкой. Никогда не следует поворачиваться спиной к хищнику. Потому что я не добыча, и если он решит ударить, мне нужно быть готовой.

— Что это? — спрашиваю я, придвигая бокал к себе и обхватывая губами соломинку.

Шипучка и сахар. Напиток такой приторно-сладкий, что у меня начинает сводить челюсть. Рори только пожимает плечами:

— Последний, ​​а затем мы направляемся в «Сильвер».

Киваю, делая еще глоток. Алкогольный кайф рассеивается, оставив после себя только осознание. Я настороже, готова, мои чувства обострены. Прислушиваюсь к приближающимся шагам. Если есть что-то, чему я научилась на всех занятиях по самообороне, в которых участвовала, так это тому, что человеческий инстинкт опасности очень редко бывает ошибочным. Но по мере своего развития человечество начало игнорировать этот основной инстинкт, предпочитая слепо доверять и наивно верить, что мы все в безопасности.

Мы выпиваем, и я играю свою роль — смеюсь, разговариваю, шучу, и только когда уже почти допиваю свой напиток, чувствую, что жар пронизывающий мою спину, наконец, спадает. Незаметно оглядываюсь назад и обнаруживаю, что табурет у барной стойки свободен, а место, которое недавно занимал мужчина, совершенно пусто.

Я расслабляюсь. Надеюсь, он нашел другую беспомощную девушку, чтобы терроризировать ее.

Не знаю, кто он такой и что ему могло понадобиться от такой девушки, как я, но я почувствовала опасность. И когда увидела его необычно бледные глаза, которые могли запросто соперничать с луной, могла сказать, что жестокость не была единственной в нем, мне бы было трудно выжить.