1

ЛИДИЯ

В Москве зимой очень холодно. Не просто холодно в том смысле, что вам нужно укутаться, а до мозга костей, погрузиться поглубже и оставаться там так, что только горячая ванна, огонь и дымящийся напиток могут вылечить от простуды. Сегодня опять идет дождь, а это значит, что мне будет еще труднее избавиться от озноба, когда я вернусь домой.

В довершение ко всему, у меня сломан радиатор. Он был сломан большую часть зимы, но это не имело значения, потому что большую часть ночей я проводила в квартире моего парня в лучшей части города.

Ну, теперь он уже бывший парень.

У него вода никогда не прекращалась, а ванна в его ванной комнате достаточно большая для двоих. Я то знаю, мы провели в ней достаточно ночей вместе. Пузырьки, лепестки роз, шампанское… Он был хорош в романтике, пока не перестал им быть. Вернее, пока я не поняла, что то, что я считала романтикой, на самом деле было просто способом скрыть от меня тот факт, что у него есть девушка на стороне.

Не девушка. Жена. Для продолжения рода.

Меня от этого стошнило. Действительно, серьезно стошнило, меня вырвало в его тщательно убираемое дважды в неделю фойе, когда я узнала. На ее туфли. Дорогие туфли, вероятно, такие же дорогие, как месячная арендная плата за мою квартиру, что заставило меня почувствовать себя немного лучше. Удачи в чистки кожи.

На самом деле она не та, на кого я должна злиться… и я не злюсь. Не совсем. Я в ярости на него за то, что он лживый жулик, и злюсь на себя за то, что не видела этого. За то, что позволила себе наслаждаться дорогими ужинами и ночами в его огромной кровати и ваннами с пеной из шампанского.

В конце концов, кто так пьет вино и ужинает, будучи гребаным аспирантом?

Он сказал, что хочет кого-то умного и обаятельного, кого-то, кто мог бы красиво смотреться под его рукой и поддерживать беседу с его деловыми партнерами. Он водил меня на пару таких ужинов и мероприятий, и, конечно, я была способна поддержать беседу, черт возьми, я учусь в аспирантуре, но я не думаю, что была очаровашкой. Но опять же, его жена тоже не выглядела особенно очаровательной, хотя и была довольно хорошенькой. Она просто выглядела грустной, и хотя это он солгал, я чувствую, что это моя вина. Так не должно быть, но я не могу избавиться от этого чувства. Я не понимаю, что именно у меня есть такого, чего не было у нее, или почему он выбрал меня на это место. Мы познакомились на вечеринке моего отдела, на каком-то исследовательском мероприятии, где нас представили разным донорам, и он был одним из них. Помню, я была удивлена, потому что он казался молодым для донора. Как оказалось, у нас была разница в возрасте в пятнадцать лет, но в то время это не имело для меня значения. И неудивительно, что это не имело значения для него.

Мне говорили, что я красива, но я этого не видела. Прекрасны балерины, мимо которых я каждый день прохожу по дороге на занятия, мельком замечая их через арочные окна каменного здания, где проводится основная часть их занятий. Прекрасны голоса оперных певцов, которые я слышу, репетируя, когда направляюсь в вспомогательные кабинеты после занятий. Прекрасны картины, которые я вижу на стенах отдела напротив моего.

Мои светлые волосы вьются от влажности, глаза опухли от слез, а на щеках, похоже, постоянно красные пятна от холода и ветра. Я изучаю археологию, как из желания провести месяцы в сухой, жаркой пустыне, так и из реальной потребности в открытиях. Особенно в это время года, я бы все отдала, чтобы собирать осколки керамики с высохшего русла реки, чувствуя, как по лбу струится пот.

На мне достаточно слоев, чтобы создать совершенно другого человека.

И я, блядь, опаздываю.

Я едва успеваю на поезд. Я перепрыгиваю через проход, проталкиваясь сквозь толпу утренних пассажиров и цепляюсь за поручни, когда поезд дергается и движется вперед, давка тел кажется более удушливой, чем обычно. Я хочу быть дома, свернувшись калачиком в своей постели, и попеременно плакать и кипятиться из-за моих закончившихся отношений, которые на самом деле никогда не были отношениями, но я также не хочу, потому что в мире недостаточно одеял, чтобы сделать мою квартиру пригодной для жилья сегодня.

Сегодня вечером будет еще хуже.

Я выбрасываю эту мысль из головы, потому что нет смысла напрашиваться на неприятности, как говаривала моя бабушка. Сегодня вечером будет холодно, думаю я об этом или нет, так что я могу не расстраивать себя больше, чем я уже есть.

Она бы возненавидела Гришу, моего бывшего. Она бы сказала, что в нем есть что-то не совсем правильное, и была бы права, потому что это определенно было так. Сначала я даже почувствовала это, но списала это на то, что он был кем-то не моей лиги. Кто-то богатый и культурный, в то время как я представляла, перед нашим первым свиданием, как вкусно поем, заказав лапшу рамэн с маленькими креветками вместо курицы в магазине на углу.

Быть аспиранткой тяжело. Быть осиротевшей аспиранткой с больной бабушкой дома еще хуже. Я знаю, что должна быть с ней, я хочу быть с ней, но она побьет меня своей тростью, если я попытаюсь бросить учебу и вернуться домой, чтобы заботиться о ней. Мое образование для нее все, и она безмерно гордится мной за то, что я продвинулась так далеко, дальше, чем кто-либо другой в нашей семье когда-либо. Итак, я должна подавить чувство вины и довольствоваться тем, что езжу домой на выходные, чтобы повидаться с ней, приношу ей деньги, которые у меня остались от стипендии, и дополнительные, которые я зарабатываю репетиторством, и наслаждаюсь каждым мгновением, которое у меня появляется.

Теперь, когда я думаю об этом, это должно было стать еще одним ключом к пониманию того, что на самом деле происходило с Гришей. Что это за парень, который никогда не спрашивает, почему его девушка пропадает каждые выходные, или когда-либо жалуется на это? Не то чтобы он знал о моей бабушке, я никогда ничего не говорила. Я не хотела, чтобы он подумал, что я добиваюсь от него финансовой помощи, поэтому просто промолчала. Но он ни разу не просил меня чем-нибудь заняться на выходных, не пожаловался, что я никогда не бываю свободна, и не поинтересовался, почему я ухожу.

Теперь я, конечно, знаю почему: он проводил те выходные со своей женой и детьми, где бы они ни жили. Вероятно, в каком-нибудь элитном доме за городом. Он никогда не спрашивал, потому что, вероятно, был просто благодарен за то, что ему не нужно было об этом беспокоиться, возможно, немного сбит с толку тем, что ему никогда не приходилось оправдываться, но дареному коню в зубы смотреть не собирался.

Я была идеальной гребаной второстепенной фигурой и даже не подозревала об этом. Я даже включала мозги для его работы, когда бы он, блядь, ни попросил.

Он, черт возьми, этого не заслуживал.

Горечь приятнее, чем грусть, честно говоря. Гнев лучше, чем зияющая дыра в моем сердце, оставленная тем фактом, что я действительно влюбилась в него, что я поверила ему, когда он сказал, что любит меня. Огромная часть меня, обожала то, что у нас было вместе, до того, как я узнала, что все это ложь.

Гнев, по крайней мере, немного согревает меня.

Поезд резко останавливается, и я устремляюсь вперед вместе с толпой, спотыкаясь о пропасть на платформе, где ветер яростно хлещет по остановке поезда. Я натягиваю шарф на нос и рот и мельком вижу мужчину, которого увидела, как только вошла в поезд, через несколько мест от того места, где держалась за поручни. На нем черная кепка, низко надвинутая на глаза, черный шерстяной плащ и толстый черный шерстяной шарф, обернутый вокруг шеи, но даже все это не помешало мне мельком увидеть пронзительную синеву его глаз, голубее всего, что я когда-либо видела. Почти опасный, в том смысле, что заставлял мое сердце немного биться чаще.

О чем ты думаешь, Лидия? Как будто тебе нужно прямо сейчас обращать внимание на другого мужчину.

Тихий голос в моей голове всегда звучит как моя бабушка, отчитывающая меня. Обычно это хорошо, хотя, где это было, когда я пропускала все красные флажки, которыми когда-либо размахивал Гриша? Не то чтобы их было мало. Я просто не хотела обращать внимания, потому что прошло так много времени с тех пор, как на меня обращал внимание красивый мужчина, и он все делал правильно. Слишком правильно. Я хотела, чтобы это было по-настоящему, поэтому проигнорировала свою интуицию.

Ту же интуицию, которая дико колотится прямо сейчас, подсказывая мне, что с этим человеком тоже что- то не так. Или, может быть, я просто подозрительна, потому что сейчас я зла на мужчин в целом.

Мужчина тоже выходит из поезда, оглядывается, и на мгновение мне кажется, что он ищет меня. Хотя это безумие, с чего бы ему искать меня? Я почти никого не знаю в Москве, кроме нескольких моих друзей из департамента, и даже тогда нам не удается проводить вместе достаточно времени.

Я, конечно, не знаю ни одного высокого мужчины с пронзительными голубыми глазами, одетого во все черное.

Я продвигаюсь вперед в толпе пассажиров, сейчас позже, чем когда-либо. Я никогда не услышу конца этой истории от моего профессора древней истории, который больше всего на свете презирает опоздания и при этом имеет наглость посещать одни из самых ранних занятий дня. Но я не могу избавиться от ощущения, что чьи-то глаза сверлят мне спину, и я сопротивляюсь желанию оглянуться через плечо на несколько футов, пока не решаюсь.

Когда я наконец это делаю, мой пульс подскакивает к горлу.

Мужчина в нескольких шагах позади меня, опустив голову, проталкивается сквозь толпу… ко мне. Не ко мне, говорю я себе, просто в том же направлении. Но потом я сворачиваю за угол, чтобы подняться по лестнице на улицу, вместо того чтобы ехать на эскалаторе вместе со всеми остальными, и когда я снова оглядываюсь через плечо, он все еще там.