Изменить стиль страницы

18

ЛЕВИН

img_2.jpeg

Я просто не могу.

Я закрываю глаза, пытаясь взять себя в руки. Я не знаю, как выразить ей опасность, в которой мы оба находимся, не рассказав ей о том, кто я и чем занимаюсь, чего я не хочу, чтобы она знала.

— Мне придется забрать деньги обратно, Лидия, если ты откажешься, — кратко говорю я, глядя на нее сверху вниз. — И тогда меня снимут с этой работы, и для тебя это на этом не закончится, но кто бы ни пришел следующим после меня… они не предложат тебе десять тысяч долларов за это. Они просто заставят тебя, и я вижу, как ты готовишься сказать, что никто не может заставить тебя что-либо делать, но я уверяю тебя, Лидия, у них есть способы, которые ты даже представить себе не можешь, чтобы заставить тебя делать то, на что ты никогда не думала, что согласишься.

Глаза Лидии расширяются.

— Левин, кто ты…

Я не могу позволить ей задавать этот вопрос, потому что, если я это сделаю, мне придется солгать или уклониться от ответа, а я сейчас не доверяю себе. Я чувствую себя так, словно нахожусь на острие ножа эмоций, — похоть, гнев и разочарование бурлят во мне и жгут мои вены, и я ничего из этого не понимаю. Никто никогда так не действовал мне на нервы, никто никогда не заставлял меня чувствовать себя таким расстроенным и возбужденным одновременно, собственником до такой степени, что я почти готов столкнуться с гневом Владимира, если это означает, что мне не придется отправлять ее обратно в объятия другого мужчины.

Волков, ты гребаный дурак.

Столько лет прошло, а женщина, в конце концов, тебя погубит.

Но, черт возьми, я не могу остановиться.

Она смотрит на меня своими широко раскрытыми голубыми глазами, ее кулаки сжаты по бокам, она напугана, но все равно бросает мне вызов. Ее рот приоткрыт, как будто для того, чтобы выпалить остаток этого вопроса, но я не хочу, чтобы она его задавала. Чего я хочу от этого рта, так это совершенно другого. Я редко хотел женщину и не получал ее. И ни одна женщина за всю мою взрослую жизнь никогда не вызывала у меня таких чувств.

Мои руки опускаются по обе стороны от ее головы, обхватывая ее нежное лицо, ощущая тепло ее нежной кожи и прежде, чем она успевает закончить этот вопрос, мои губы обрушиваются на ее губы.

Я чувствую, как у нее перехватывает дыхание. Этот тихий вдох отдается эхом по всему ее телу, и я чувствую, как она напрягается от моего прикосновения, ее руки взлетают к моей груди, как будто пытаясь оттолкнуть меня от себя. На мгновение я думаю, что это то, что она собирается сделать, и я знаю, что мне придется остановиться. Я не собираюсь заставлять ее целовать меня, но черт возьми, если я хочу останавливаться.

Ее рот мягкий, полный и теплый, ее язык горячий и влажный, когда я погружаю свой в ее рот, отчаянно желая попробовать ее на вкус, выпить ее, как сладкое вино, на вкус которого она похожа. Я наклоняюсь к ней и чувствую, как ее руки прижимаются к моей груди, почти отталкивая меня, а затем ее пальцы впиваются в ткань моей рубашки, и она стонет, притягивая меня ближе.

О боже. О, черт возьми. У меня гребаные проблемы.

Я знаю это с той секунды, как она притягивает меня к себе, и мой член пульсирует от почти болезненного желания, подобного которому я никогда раньше не испытывал, когда от ее стона кровь быстрее бежит по моим венам, и я понимаю, что не знаю, как мне остановиться.

Она такая охуенно вкусная, целуется лучше, чем кто-либо, кого я когда-либо целовал в своей жизни, как будто наши рты созданы друг для друга. Ее рот маленький, но полный, идеально вписывается в мой более широкий рот, ее язык скользит по моему, и я стону, когда опускаю одну руку вниз, кончиками пальцев поглаживая изгиб ее шеи, по острой линии ключицы. Я чувствую дрожь, которая пробегает по ее телу, ее пальцы вжимаются в мышцы моей груди, и я знаю, что мне нужно остановиться, но я не могу.

Еще немного, убеждаю я себя. Только ее грудь. Ниже я не дотронусь. Я просто хочу почувствовать их, узнать… Но затем, когда я обхватываю ее грудь через плотную черную ткань, чувствуя, как проволока под ней приподнимает полные холмики, так что я могу просунуть руку под их изгиб, Лидия стонет, выгибаясь навстречу моим прикосновениям. Она целует меня в ответ сильнее, глубже, ее язык переплетается с моим, когда она посасывает мою нижнюю губу, и ощущение от этого такое, будто он спускается прямо к моему члену.

— Блядь, Лидия, — стону я по-русски, на мгновение забывая, как говорить по-английски, от ощущения, как она выгибается дугой в моей руке, мой член трется о ее бедро, ее руки скользят вниз по моему животу и прессу, пока она не задирает мою рубашку, ее пальцы задевают полоску кожи под ней чуть выше пояса моих джинсов. Она не отталкивает меня, не борется, скорее, она пытается притянуть меня ближе, задыхаясь напротив моего рта, когда ее пальцы сжимают край моего ремня, прижимая мои бедра к своим, когда мой большой палец касается ее соска. Он такой твердый и негнущийся, что я чувствую, как он пробивается сквозь ткань ее лифчика и материал платья, и мне снова хочется сорвать с нее платье, узнать, что на ней надето под ним, как она выглядит только в лифчике и трусиках, а затем снять и их тоже, чтобы я мог увидеть каждый дюйм ее плоти, бледной и розовой…

— Еще, — выдыхает она мне в рот, и я громко стону, потому что я не должен давать ей больше, я должен остановиться, ради нас обоих. Но я не могу. Я, блядь, не могу. Такое чувство, что мое тело выходит из-под моего контроля, моя рука скользит по ее грудной клетке, вниз к изгибу талии, где я сжимаю ее, и ее стон вибрирует у моего рта и доходит до моего члена.

— Черт, с тобой так хорошо, — выдыхаю я, и когда моя рука скользит по ее бедру, ее пальцы оказываются на моем поясе, расстегивая его. Оттолкни ее, мой разум кричит мне, но я не могу остановиться. Моя рука сжимает юбку ее платья, задирая плотный материал, пока она лихорадочно расстегивает молнию на моих джинсах и боксерах, и когда ее маленькая ручка проскальзывает внутрь моих джинсов и боксеров, а ее пальцы обхватывают пульсирующую длину моего члена, я думаю, что сойду с ума от удовольствия, которое разрывает меня на части.

— С тобой тоже, — выдыхает она. Она шарит у меня под джинсами в ту же секунду, как я задираю ее юбку до бедер, мой язык снова проникает в ее рот, мои пальцы забираются под край ее трусиков, и она высвобождает мой член, мы оба ощупываем друг друга с отчаянной потребностью, которая, кажется, полностью выходит из-под нашего контроля.

— Лидия. — Я снова выдыхаю ее имя, отрываю свой рот от ее и провожу губами по ее подбородку, до мочки уха, в то время как мои пальцы скользят под кружево ее трусиков, по ее набухшим шелковистым складочкам. Она побрита наголо, и это открытие заставляет мой член пульсировать под ее ладонью.

— Ты такой чертовски большой, — выдыхает она, ее рука обхватывает меня, скользя по всей длине до моего кончика, скользкого от предварительной спермы.

— Как раз то, что хочет услышать каждый мужчина, — поддразнивающе бормочу я, мои губы касаются раковины ее уха. — Ты просто льстишь мне… черт. — Я стону ей в ухо, когда мои пальцы скользят между ее складочек, и я обнаруживаю, какая она влажная, чертовски промокшая для меня, ее возбуждение покрывает мои пальцы, когда я обвожу ее вход и чувствую, как она содрогается и задыхается напротив меня, ее большой палец касается головки моего члена.

— Нет, — уверяет она меня, ее пальцы скользят от моего возбуждения вниз по стволу моего члена, когда она начинает поглаживать меня всерьез. — Ты самый большой, кого я когда-либо чувствовала… о боже, Левин!

Мои пальцы находят ее клитор, этот маленький тугой комочек нервов, и я начинаю его потирать, желая выяснить, что ей нравится больше всего. Мне требуется всего несколько секунд, чтобы обнаружить, что ее бедра подергиваются от удовольствия, когда я обвожу его, а затем прижимаюсь прямо к нему, и я повторяю это снова и снова, мои губы скользят к ее шее. Я не могу оставить след, думаю я про себя, отчаянно пытаясь сохранить хоть какое-то подобие контроля. Она такая приятная на ощупь, мягкая, влажная и горячая, и когда я засовываю в нее два пальца, когда она начинает поглаживать мой член быстрее, и я чувствую, как она сжимается вокруг меня, мне требуется последнее усилие, чтобы удержать себя от того, чтобы поднять ее и толкнуться в нее у двери.

Это было бы чертовски просто. Мой член вынут, ее юбка задрана все, что мне нужно было бы сделать, это обхватить ее ноги вокруг своей талии и сдвинуть трусики в сторону, и я мог бы оказаться внутри нее. Мысль о том, что ее бархатное тепло обволакивает мою длину, почти головокружительна, и в этот момент, когда мы оба сходим с ума от желания, я почти думаю, что она позволила бы мне.

Не делай этого, Волков. Не…

— О боже! — Лидия задыхается, ее голова откидывается на дверь, когда ее бедра прижимаются к моей руке. — Не останавливайся, Левин, пожалуйста, я собираюсь кончить, не останавливайся…

Спасибо, черт возьми. Это то, что мне было нужно, чтобы удержаться от того, чтобы трахнуть ее, от того, чтобы она умоляла меня не прекращать ласкать ее до кульминации, на грани которой она находится, потому что я тоже чертовски близок. Я чувствую, как пульсирую в ее ладони, мои яйца напряжены, а член тверд до боли, мое тело дрожит от необходимости сдержать свою сперму еще на несколько секунд, и я знаю, что, когда почувствую, как она сжимается вокруг моих пальцев в оргазме, я не смогу это остановить.

— Я тоже, — стону я. — Черт возьми, Лидия, я кончу на тебя, если не остановлюсь…

— Мне все равно, — выдыхает она мне в ухо, и это, черт возьми, все.

Я погружаю свои пальцы в нее жестко и быстро, прижимая их к тому месту глубоко внутри нее, которое, я почти уверен, приведет ее туда, мой большой палец трется о ее пульсирующий клитор. Я чувствую, как ее тело напрягается под моими прикосновениями, у моего уха перехватывает дыхание, а затем я чувствую, как она выгибается дугой напротив меня, и дрожь чистого удовольствия пробегает по ней, ее киска сильно сжимается вокруг моих пальцев, когда я набухаю и извергаюсь в ее кулаке.