— Я не знаю, что случилось. — Каждый вдох отнимал больше сил, чем я могла отдать. — Мне нужно было, чтобы это сработало, Вульф.

Он убрал мою руку со своих плеч. Я думала, что он собирается бросить меня на кровать, но он повел меня в ванную. Он обхватил меня за талию и водрузил на край раковины в ванной.

— Что ты…

Он приподнял мое запястье и осмотрел мою руку, морщась от каждого пореза ножом. — Ты пытаешься обескровить себя?

Моя голова стала слишком тяжелой, чтобы держать ее. Я не осознавала, что падаю на него, пока он не поймал меня, обхватив рукой за шею и прижав мое лицо к своему.

— Я помогаю тебе. Подними руки.

Я возразила, но он поднял мои руки над головой, сведя оба запястья вместе, чтобы свободной рукой задрать мою рубашку.

— Нет, — пробормотала я, слишком оцепенев, чтобы думать и чувствовать.

Вульф все еще не знал о шрамах. Если он их и видел, то никогда не задавал вопросов о том, откуда они взялись.

Он мгновенно остановился, его глаза изучали мое лицо. Может быть, временами он и был грубым и отвратительным, но он не стал бы раздевать меня, пока я сидела здесь и возражала против этого.

К сожалению, остатки борьбы во мне постепенно угасали. А то, как его пальцы касались моего голого живота, заставляло мою грудь совершать неестественные действия.

— Тебе нужна помощь, Охотница. — Его голос смягчился, а дыхание стало щекотать мою щеку. — Мне неприятно видеть тебя в таком состоянии. Позволь мне помочь тебе.

Я сжала челюсти, но кивнула.

Осторожно, не торопясь, Вульф поднял мою разорванную рубашку. Я зашипела, когда ткань прошла через неглубокие порезы на моем торсе и плечах. Вульф, казалось, не смотрел никуда, кроме рубашки, хотя я могла бы поклясться, что заметила, как затаилось его дыхание, когда ткань соскользнула с моих рук и наконец упала на пол.

Оставив меня в нагрудной повязке.

Он замер, наконец отпустив мои запястья и позволив опустить руки по бокам.

— Это плохо? — прошептала я.

Вульф потянулся за полотенцем и запустил его под воду, не отводя взгляда. — Тебе повезло, что ты не опустошила себя полностью.

Я закрыла глаза, когда Вульф начал вытирать кровь с моей руки, начиная с запястья и медленно поднимаясь к плечу.

— Это не работает, — пробормотал он. — Слишком много крови. Вот. Я могу исцелить тебя лишь частично, но я наполню ванну целебным тоником. — Он порезал руку своим ножом, и кровь снова потекла, и положил ладони на мои руки. От него исходило то же исцеляющее тепло.

— Не стоит тратить на меня свою энергию. Я в порядке. — Я знала, как рискованно использовать магию крови для исцеления, знала, как сильно она может истощить его, если он не будет осторожен.

И все же он не сводил с меня глаз, пока закрывались все более глубокие раны на моем теле.

Черти.

— Этого должно быть достаточно, — пробормотал он. — Я не могу использовать слишком много.

Он на секунду отодвинулся, и через мгновение ванна начала наполняться.

Вульф вернулся, мягко коснувшись моей талии. — Встань.

Он поднял меня со стойки и поставил на ноги, после чего потянулся к поясу моих брюк.

— Я могу это сделать, — возразила я.

— Нет, Охотница. — Он провел большим пальцем вверх и вниз по моей бедренной кости в странном ласковом жесте. — Ты не можешь.

Он опустился передо мной на колени — второй раз в моей жизни — и стал снимать с меня ботинки.

Один ботинок был снят.

Два ботинка.

Вода в ванне наполнялась все выше и выше, и это был единственный звук в комнате, который я действительно воспринимала, хотя не сомневалась, что Вульф слышал, как быстро бьется мое сердце.

— Держись за меня, — прошептал он.

Я так и сделала, обхватив его за плечи, пока он осторожно снимал мои боевые штаны с потных, покрытых синяками ног.

Вскоре на мне не было ничего, кроме нагрудной повязки и нижнего белья. Мне должно было быть не все равно. Я должна была чувствовать себя смущенной, пристыженной или разоблаченной.

Но я ничего не чувствовала. Абсолютно ничего, кроме того, как его пальцы осторожно работали с моим телом.

Я даже не осознавала, что моя голова опустилась на его плечо, пока его рука не запустила пальцы в мои спутанные волосы.

— Давай, — начал он. — Давай затащим тебя в ванну. Тебе нужны целебные соли.

Медленно он поднял меня на руки.

Медленно он позволил моему телу погрузиться в теплую воду.

С моих губ сорвался жалкий звук облегчения, когда я позволила себе погрузиться в ванну. Наконец-то я нашла хоть унцию облегчения от оцепенения.

Я подтянула колени к груди и обхватила их окровавленными руками.

Я была слишком увлечена теплой, роскошной водой, чтобы заметить, как Вульф движется позади меня, проводя пальцем по кончику моего плеча.

А потом прочерчивая еще один шрам.

И еще один.

Я обратила внимание на его намерения только тогда, когда он погрузил руку в воду, чтобы обвести всю мою спину.

— Охотница. — Его дыхание промелькнуло тенью в моем сознании. — Ты не знаешь, какая жестокость течет по моим венам, умоляя уничтожить любого, кто поднимет на тебя руку.

По моим рукам побежали мурашки.

Я не вздрогнула.

Я не спряталась.

— Это сложно, — выдохнула я.

И это было все, что я сказала.

Руки Вульфа замерли, и я поняла, что он хочет спросить больше. Он хотел знать, кто именно нанес мне все эти удары плетью. По какой-то причине он хотел отомстить за меня.

Но сегодня я была слишком, слишком измотана, чтобы объяснять.

Вульф принялся за работу, оттирая кровь с моих рук, стараясь избегать больших порезов и не торопясь очищать чувствительные места. Он больше не делал замечаний по поводу моей деформированной спины. Он больше не говорил о том, насколько опасной может быть магия крови.

Он купал меня. Как заботливый и внимательный любовник, он смывал кровь с моей испорченной кожи.

И впервые в жизни я позволила ему.

Прошло не меньше часа.

К тому времени, когда Вульф закончил, вода в ванне остыла. Он вытащил меня из воды и завернул в полотенце, позволив мне обсохнуть наедине с собой, пока он доставал мне одежду.

Его одежду.

К несчастью для нас обоих, магия крови не оставила мне много запасных рубашек. Единственный оставшийся наряд нужно было приберечь для тренировок.

В любом случае, я не стала спорить.

Его одежда была мне намного, намного больше, что оставляло моей коже пространство для заживления.

Я даже развернула грудь, не заботясь о том, как она может выглядеть под тонкой рубашкой Вульфа.

Я потянулась к двери в туалет, но Вульф уже был там, распахнул дверь и тут же встретил меня на пороге.

— Спасибо, — выдохнула я.

Он легко довел меня до кровати.

— За то, что помог мне. За то, что исцелил меня. Я знаю, это рискованно.

Черты лица Вульфа мерцали в тусклом свете фонаря. Все остальные в замке уже наверняка уснули.

Почему-то казалось, что в Мойре мы остались вдвоем.

Он помог мне сесть на кровать и положил руки мне на талию. — Все что угодно для моей смертоносной охотницы.

Должно быть, из-за чрезмерной усталости я потянулась к его удаляющейся руке и поймала ее прежде, чем он успел повернуться к своей кровати. — Ты останешься со мной?

Он напрягся.

Мое сердце остановилось.

— Я всегда останусь с тобой.

Я подвинулась, давая ему достаточно места, чтобы перебраться в кровать рядом со мной.

Это было так естественно, что должно было напугать меня. Это должно было заставить меня задуматься обо всех тех случаях, когда мы наверняка лежали вместе, обнимая друг друга, потому что ни за что на свете это не могло показаться таким естественным.

Но это было так.

Даже когда я положила голову ему на грудь, обхватив руками его торс. Даже когда его рука опустилась на мою спину, а затем напряглась.

Я не была уверена, почему произнесла следующие слова, но, как и все остальное, что происходило в этот момент, они были правильными.

— Не все из нас носят свои шрамы на лице, чтобы все видели, Вульф. Некоторые из нас предпочитают прятаться, как будто от этого боль утихнет.

Рука Вульфа забралась под низ моей рубашки. Тепло его ладони, прижатой к моей коже, заставило меня вздрогнуть.

— Я вижу шрамы в твоих глазах. — Он провел кончиками пальцев по кругу. — Я вижу их в твоей борьбе. Я вижу их в твоей решимости. Я вижу их в твоем гневе.

Когда слезы обожгли мои глаза, я позволила им упасть.

— То, что на твоей спине остались физические шрамы, не означает, что ты не можешь переписать эту историю, Охотница. Ты боец. Эти шрамы ничего не объясняют, если это не так.