Глава 31
В один день, когда приближалось лето, госпожа Чунь Цзяо вдруг запросила, чтобы ямэнь-посыльные отправили письмо с просьбой для Нань Гэ Эра прийти. Поскольку Мо Шу часто посещал квартал красных фонарей, то Нань Гэ Эр был весьма знаком с людьми оттуда. Прибравшись в управленческом бюро, он отправился к Чунь Цзяо.
Госпожа Чунь Цзяо не принимала сегодня никаких гостей. Она сидела рядом со столом, что-то вышивая.
Заметив прибытие Нань Гэ Эра, она помахала ему с улыбкой:
— Нань Гэ Эр, посмотри на мандаринок[1], что я шью.
Только Нань Гэ Эр повернул свою голову, чтобы взглянуть, как вдруг замолк.
— Хорошо смотрится? — Чунь Цзяо взглянула на него, ее глаза были наполнены ожиданием.
— У-ух, да, хорошо смотрится, — ответил иронично Нань Гэ Эр. Действительно жаль, но он вообще не мог увидеть никаких мандаринок в вышивке; он видел лишь ком ярко-окрашенных нитей…
— Ну я выхожу замуж, — защебетала Чунь Цзяо с оттенком застенчивости.
— А?! — Нань Гэ Эр расширил свои глаза.
— Ты его тоже знаешь, А Фан-гэ из лавки тканей на северной улице, — хихикнула Чунь Цзяо. — Только что он попросил тетушку Чжу придти сюда, чтобы сделать предложение[2].
Тетушка Чжу была матерью Чжу Си, а также самой известной свахой в округе. По слухам она свела сотни, если не тысячи, пар. Но не в этом суть. Вместо этого суть в том, что Чунь Цзяо упомянула «предложение»!
Если я не ошибаюсь, Чунь Цзяо работала в квартале красных фонарей. Слово, которое использовали, когда люди из квартала красных фонарей хотели покинуть его, не должно было быть «предложение». Что же это за слово…
— Эм, Чунь Цзяо-цзе, А Фан-гэ выкупил твою свободу? — с осторожностью вспомнил Нань Гэ Эр, затем спросил.
Чунь Цзяо застыла.
А? Нань Гэ Эр тоже застыл. О нет, не говорите мне, что он не выкупил?!
— Ну, эм-м, я в смысле, у-ух… — Что вообще происходит?! Нань Гэ Эр не знал, что сказать.
— Пф-ф-ф… — Чунь Цзяо резко уткнулась своей головой, засмеявшись.
— А? — глаза Нань Гэ Эра почти выпучились. Не говорите мне, что она сошла с ума из-за удара?
— Глупый Нань Гэ Эр, а-ха-ха-ха-ха! — Чунь Цзяо подняла свою голову и безумно захохотала, с силой хлопая по его плечу.
— А? — Нань Гэ Эр предположил, что он, вероятно, снова не так что-то понял. Его расширенные глаза стали еще круглее.
— Боже мой, почему есть такое дитя, как ты?! — гоготала Чунь Цзяо. Слезы почти покатились от смеха.
Хотя у него было плохое предчувствие в глубине души, он все равно собрал всю свою храбрость, спрашивая:
— Я что-то не так понял?
Чунь Цзяо бесконтрольно смеялась, по-прежнему с силой шлепая плечи Нань Гэ Эра:
— Ну ты правда думаешь, что мы, девушки из Чунь Лоу[3], продаем и свои умения, и свои тела?
— А? — эй, разве это не сущность работы в квартале красных фонарей?
Ладно, я наконец понимаю почему, хотя каждый бордель в Гуан Тяне открывает свои двери настежь для бизнеса, и здесь полно телесных прикосновений, но нельзя заметить ни сцен 18+, ни звуков. Потому что они такими вещами совсем не занимаются!
Безумный смех Чунь Цзяо наконец прекратился. Она сияла, щипая щеки Нань Гэ Эра:
— Даже если мы бы продавали, ты все равно не смотрел бы на нас свысока, так?
— Ум, эм, ты не злишься на меня? — обычно человек, вероятно, разозлился бы на подобное недопонимание, если его работа была не такого характера. Ладно, он наконец знал; его недопонимания были ужасно огромны все то время.
— С чего бы мне? — Чунь Цзяо по-прежнему не могла контролировать свой смех. — Даже если бы мы были куртизанками, ты все равно не смотрел бы на нас свысока, уж не говоря о том, что мы не являемся ими.
— У-ух… — Нань Гэ Эр дернул своими губами. — Тогда чем вы зарабатываете на жизнь?
— Мы тоже занимаемся делами, — усмехнулась Чунь Цзяо. — Торгуем информацией и всяким таким. Информацию гораздо проще получить в таких местах, знаешь?
— Н-но… — разве это не опасно? Клиенты обычно мужчины со скрытыми намерениями, в конце концов.
— В Гуан Тяне все приходят лишь за покупкой информации, так что нет никаких проблем, — смеялась Чунь Цзяо. — А когда мы снаружи… — она подмигнула. — Разве ты не знаешь, что лучшие вещи — те, что недостижимы. Все мужчины и женщины из квартала красных фонарей Гуан Тяня — известные куртизаны снаружи, знаешь?
Нань Гэ Эр надолго задумался, загнанный в тупик. И впрямь все так. Все, кого он видел в квартале красных фонарей Гуан Тяня, обладали выдающимся внешним видом. Найти людей с внешним видом такого высокого качества снаружи было невозможно.
— Но что если кто-нибудь использует силу?
Чунь Цзяо явила зловещий оскал и махнула пальцем вниз:
— Кто посмеет запугать людей из Гуан Тяня?
...Страшно.
Женщины в самом деле самые страшные создания в Гуан Тяне!
— …Ты знаешь боевые искусства? — спросил осторожно Нань Гэ Эр.
— Конечно, — улыбнулась Чунь Цзяо. — Все в квартале красных фонарей знают боевые искусства.
Какого черта?!
— Эм, ты хороша в них?
— Можно сказать, что вполне для Гуан Тяня, но все равно несравнимо с Мо Шу-сяньшэном, — сладко улыбнулась Чунь Цзяо. — Поскольку часто нужно вынюхать информацию из внешнего мира, то какие-нибудь способности в самозащите обязательны, знаешь.
Так тогда все люди с целой улицы искусны в боевых искусствах?!
Большинство людей в Гуан Тяне знали боевые искусства и казались в них весьма способными. Теперь Чунь Цзяо сказала ему, что люди из квартала красных фонарей были мастерами в боевых искусствах…
Он совсем этого не знал!
Без сомнений, тогда отсутствие осознания этого, в самом деле, вызвано громадной разницей в навыках?
...Как и стоило ожидать, я слабейший.
Такая правда нанесла тяжелый удар по Нань Гэ Эру.
— Так Нань Гэ Эр, в самом деле, совсем понятия не имел, а? — смеялась Чунь Цзяо. — Мо Шу-сяньшэн не рассказал тебе?
— ...Нет, — или я должен сказать, что совсем об этом не думал.
— Позволь тогда цзецзе[4] рассказать тебе, — ухмыльнулась Чунь Цзяо. — По существу это касается обороны Гуан Тяня. Все мы занимаемся нашими личными делами, затем обороной. Нужно различать подлинные и поддельные новости, когда вынюхиваешь информацию. Некоторые патрулируют, другие путешествуют, чтобы доставить товары. О, точно, каждый год есть дети, которые покидают Гуан Тянь, м-м? Так вот, некоторые из тех, кто расположен снаружи, помогают детям. Иногда, если они хотят вернуться в Гуан Тянь, Мо Шу-сяньшэн лично встречается с ними и возвращает их.
— Мо Шу нужно выходить? — Нань Гэ Эр был немного поражен.
— Ага, если их личности слегка проблематичные, — усмехнулась Чунь Цзяо.
Хотя ее улыбка была по-прежнему намного прекраснее цветка, неописуемая холодность и презрение было скрыто за ней:
— Снаружи Гуан Тяня за многих из нас сражаются короли. Если нас заполучают, то короли боятся, что не смогут управиться с нами; если нас не заполучают, короли боятся, что мы обернемся мечами, убивающими их. В любом случае, мы обречены на трагичный конец, поэтому в итоге все возвращаются. Однако некоторые обладают могущественными титулами, так что Мо Шу-сяньшэн должен лично их вернуть.
Слова Чунь Цзяо были немного неточными, но будучи человеком, испытавшим подобное, Нань Гэ Эр хорошо понимал. Он кивнул:
— Люди в Гуан Тяне поистине потрясающие, — почти все обладали выдающимися талантами. Потому их одновременно обожали и боялись.
Чунь Цзяо была немного изумлена, смотря на Нань Гэ Эра:
— Разве ты тоже не человек из Гуан Тяня?
Нань Гэ Эр замер, ответив рассеянно:
— Но я не такой потрясающий, как все вы.
— А? — Чунь Цзяо выразила свое несогласие. — Мне кажется, что Нань Гэ Эр самый удивительный из всех. Ты смог полностью изменить управленческое бюро и по-прежнему можешь полноценно есть каждый день, в то же время снабжая Мо Шу-сяньшэна сладкими закусками.
Помолчав некоторое время, Нань Гэ Эр горько ответил:
— ...Я был вынужден все это сделать.
Чунь Цзяо погладила его с сочувствием.
— Если так подумать, то я пригласила Нань Гэ Эра, чтобы попросить Нань Гэ Эра взглянуть на свадебное платье, которое я сделала, — Чунь Цзяо вдруг вспомнила. Она поднялась и взяла красное одеяние из шкафа рядом с ней.
— Почему бы тебе не спросить мнения всех в квартале красных фонарей? — Нань Гэ Эр был немного озадачен. В любом случае, они ее сестры[5]; это возмутительно позволять мне, парню, любоваться твоим свадебным платьем.
— Эти женщины, ни у одной из них совсем нет навыков в шитье, — Чунь Цзяо явила свое пренебрежение. — Они свирепее парней и неуклюжие. Мне даже страшно, что они могут случайно порвать мое свадебное платье.
Нань Гэ Эр безмолвно смотрел на неразличимое мессиво из золотых нитей на багряном свадебном платье. Он молча критиковал в глубине души: не думаю, что и ты хороша в шитье, Чунь Цзяо-цзе.
— А Фан-гэ так хорошо со мной обращается, — видя, как Нань Гэ Эр «оценил» ее платье, Чунь Цзяо ликующе улыбнулась. — Он сказал мне, что когда мы поженимся, мне не нужно будет заниматься никакими домашними хлопотами или шитьем. Он тревожится, что мои руки могут огрубеть.
...Я думаю, что А Фан-гэ попросту не хочет носить такую абстрактно выглядущую одежду снаружи, Чунь Цзяо-цзе.
— Мне не надо готовить.
Он боится, что ты его отравишь!
— Мне не нужно убираться.
Он встревожен, что ты можешь разрушить мебель!
— Он даже не хочет, чтобы я мыла посуду!
Он напуган, что ты можешь разбить каждую чашку, цзецзе!
Нань Гэ Эр молчаливо осуждал в глубине души какое-то время, затем наконец глубокомысленно высказался:
— Чунь Цзяо-цзе, думаю, что А Фан-гэ очень сильно тебя любит и поэтому пригласил тетушку Чжу для предложения о свадьбе.
Это должна быть по-настоящему неземная любовь, которая придает ему храбрости идти на такие огромные жертвы!
А Фан-гэ, ты настрадался.
Чунь Цзяо радовалась:
— Конечно! — Она улыбнулась, гладя голову Нань Гэ Эра. — О, точно, Нань Гэ Эр, я попросила у других купить новых видов закусок снаружи несколько дней назад. Я угощу тебя, подожди немного, — она плавно вышла из комнаты с улыбкой. Выходя, она закрыла дверь, словно бы чтобы помочь Нань Гэ Эру «сосредоточиться» на «любовании» ее тщательно сшитым платьем...