— Я знаю, что должен быть сильнее, я должен быть лидером, — прошептал я ей, — но я... я...

— Я понимаю, Лиам. Завтра обо всем позаботятся, тебе просто нужно появиться.

Нет.

Еще раз покачав головой, я повернулся к ней лицом.

— Мне нужно, чтобы ты произнесла речь.

— Речь? — спросила она, сбитая с толку.

Опустив взгляд, я сглотнул и попытался подобрать слова.

— Завтра мне нужно быть не только главой этой семьи, но и лидером всего ирландского клана. Плюс, твои люди будут там вдобавок ко всему. Я не могу плакать; я не могу быть никем, кроме как сильной главой, потому что все взгляды будут прикованы ко мне, но прямо сейчас я даже не могу дышать. Поэтому мне нужно, чтобы ты сделала то, что делала всегда, и сказала мне правду. Ты нападаешь на людей и выкладываешь все на стол. Мне это нужно. Мне нужно знать, как ты вела себя после смерти Орландо. Ты проплакала одну ночь, а на следующую использовала его как приманку. И я знаю тебя, ты любила его, ты не так холодна, как хочешь, чтобы люди думали. Тебе было больно. Мне нужно, чтобы ты поговорила со мной, потому что, очевидно, я не могу говорить за себя.

— У нас с отцом были отношения, которые сильно отличались от...

— Мел...жена...пожалуйста.

Она вытерла уголки моих глаз и глубоко вздохнула, прежде чем отойти от меня.

— У тебя есть сегодняшняя ночь, — стоически сказала она. — Вот и все, одна ночь. Ты можешь плакать, кричать, проклинать Бога. Но когда взойдет солнце, тебе нужно взять себя в руки, Лиам, потому что такова цена того, чтобы быть боссом. Мы не можем горевать вместе с ними. Нам не удастся весь день валяться в постели или беспокоиться о «если», и «но».

— Седрик мертв. Он не вернется, и ни ты, ни я не в силах это изменить. Ты проснешься и на мгновение забудешь, что он ушел, и как раз в тот момент, когда захочешь улыбнуться, это поразит тебя. Заиграет песня, или кто-то съест его любимое блюдо, выпьет его любимый бренди, отправится в его любимое место, и боль пронзит насквозь, но тебе придется с этим смириться. Мы должны; мы собираемся сплотить эту семью, потому что без нас все развалится. Все, ради чего он работал и отдал свою жизнь, потеряет смысл, и если это произойдет, то Седрик погиб ни за что. Эта пуля была его последним подарком нам, и мы, блядь, не имеем права тратить ее впустую. Мы сгибаемся, но не ломаемся, и когда мы огрызаемся в ответ, кто-то всегда страдает. Завтра мы позаботимся о том, чтобы послание было ясным: нас никогда не сломить.

Когда она закончила, я притянул ее к себе и позволил бутылке упасть и разбиться. Поцеловав ее, я поднял ее за бедра, намереваясь показать ей, как сильно я ее люблю. Я уже плакал в морге и проклинал все известные божества. Прямо сейчас я просто хотел заставить ее выкрикивать мое имя и раствориться в ней.

ПРОШЛОЕ

Я держал ее за руку, пытаясь затащить в свою комнату, пока она хихикала. Мы оба были немного навеселе, но кого это волновало? Кроме того, это была моя последняя настоящая ночь свободы. Как только мы добрались до моей комнаты, я увидел, как он сворачивает за угол в коридор. Он оторвал взгляд от книги в своей руке и посмотрел на нас обоих.

— Попался, — хихикнула Наташа.

— Заходи, — я подмигнул ей, и она улыбнулась, прежде чем сделать, как ей было сказано.

Повернувшись обратно к моему отцу, я наблюдал, как он продолжил свой путь, пока не остановился рядом со мной.

— Насколько она тебе небезразлична? — До меня донесся его монотонный голос, когда он листал свою книгу.

— Папа...

Он свирепо посмотрел, обрывая меня.

— Послушай, это моя последняя ночь перед встречей с Мелоди. Я бы хотел немного повеселиться, если ты не возражаешь. Это несерьезно. Клянусь, в тот момент, когда мы подпишем контракт, я буду предан ей и этой семье.

— Ты уже должен быть полностью предан этой семье, — возразил он.

— Ты знаешь, что я имею в виду. — Или, по крайней мере, я надеялся, что он знал. Я знал, что, вероятно, происходит в его голове.

— Ей лучше не забеременеть, или я убью ее сам. Я делаю это ради твоего будущего... Однажды ты поблагодаришь меня, сынок, — вот и все, что он сказал, прежде чем продолжить путь по коридору.

Поблагодарить его? Да, точно.

МЕЛОДИ

Застряв в его объятиях, я слушала его дыхание, пока он играл с моими волосами и гладил мою руку. Солнце медленно начинало заглядывать в нашу комнату, но мы лежали неподвижно, борясь с признаками нового дня. К сожалению, наш будильник было не остановить. Сделав глубокий вдох, он сел и провел руками по волосам, прежде чем потянуться. Затем он повернулся ко мне.

— Оливия? — спросил он.

— Мертва. Нил убил ее. Я позаботилась об остальном. Жаль, потому что я планировала похоронить ее заживо.

— Нет, — размышлял он. — хорошо, что Нил сам убил ее. Она не заслуживала больше нашего времени. Она была никем и умерла никем. Ее имя больше никогда не будет произнесено. А как же похороны моего отца?

— Они в 11, и будут проходить рядом с рекой Иллинойс, Ларю Пайн. Обо всем уже позаботились.

— Я хочу надеть...

— Федору?

Он странно смотрит на меня, но кивнул.

— Да.

Сев, я встала с кровати и подошла к его шкафу.

— Я попросила Феделя сходить и купить ее вместе с несколькими вариантами костюмов.

Я собрала для него пять разных образов, и ко всем подходит федора.

Я почувствовала, как он подошел ко мне сзади, обнял меня и притянул к своей груди.

— Выбери тот, что тебе нравится, я также заказала несколько для Нила и Деклана. У меня также есть платья для Эвелин. Завтрак в...

— Ты все это сделала? — прошептал он, целуя мое плечо.

Я улыбнулась, поворачиваясь к нему.

— Коралина помогла.

— Ты само совершенство. — Он попытался улыбнуться, но я поняла, как сильно мне не хватало видеть его счастливым.

— Пойду оденусь. — Я ухмыльнулась, но он держал меня за талию.

— Спасибо тебе, жена, — сказал он, целуя меня в лоб.

— Тебе не нужно меня благодарить. Это то, что делают семьи, верно?

Его усмешка превратилась в тихий смешок.

— Да, это то, что делают семьи.