❄ ❄ ❄

Она не знала, как ей это удалось. Она не могла вспомнить, как ей это удалось — только внезапное ощущение потери равновесия, исходившее как от неё, так и от Калеба.

Они боком вывалились из ванны, Калеб смягчил её удар, когда она упала на него сверху. Она услышала треск его головы, а её локоть ударился о кафельный пол.

Перекатившись на спину, она какое-то мгновение лежала, ошеломлённая. Тошнота подступила к горлу от шока от падения.

Она повернула голову и посмотрела на него.

Он всё ещё лежал на спине — неподвижно, с закрытыми глазами, его тело безвольно прижалось к полу. Кровь ползла по плиткам к ней, стекая, как казалось, с его затылка.

Её сердце упало. Её желудок сжался от необъяснимого отчаяния.

Она убила его.

Она перекатилась на бок и заставила себя приподняться на локте. Она прижала дрожащие пальцы к его шее в отчаянной надежде нащупать пульс. Она едва могла чувствовать его плоть сквозь собственное оцепенение, но искала и искала, отчаянно ожидая этого неуловимого медленного биения сердца.

Она была нетерпима из неудачи и дрожала от холода, от шока, и ничего из этого не помогало. Она опустилась на корточки и схватила его за запястье, чтобы одновременно нащупать там ритм.

Она прижалась ухом к его рту, прислушиваясь, умоляя о прерывистом дыхании.

Она не могла потерять его. Не Калеба.

— Пожалуйста, — прошептала она, слёзы навернулись ей на глаза, горло сдавило так, что она едва могла дышать, грудь болела от невыносимого чувства потери. — Не делай этого со мной.

Она зашла с ним слишком далеко, что привело к тому, что они оба сгоряча вышли из себя. Она насмехалась над ним, уговаривая и подзадоривая его. Если бы ей каким-то образом не удалось ухватиться за ванну и не споткнуться, он мог бы полностью потерять самообладание, довести её до Края, и тогда бы пророчества сбылись.

И это могла бы быть она, лежащая мёртвой на полу, а не он.

Долю секунды казалось, что это лучший исход.

Это была непростительная мысль. Ей нужно было быть благодарной. Если он будет лежать тут мёртвый, всё будет кончено — ужасы и ночные кошмары, судьба, которой она боялась всю свою жизнь. Она была свободна.

Она победила.

Но вместо восторга она почувствовала себя запертой в клетке собственного горя, отголоски беспомощности нахлынули на неё. Она сидела над его твердым телом, паника и боль сжимали её грудь.

— Не надо, — сказала она более непреклонно. — Не смей меня бросать!

Она почувствовала удар, как раз в тот момент, когда почти забыла, что пыталась нащупать пульс. Он был слабым, но он был, как и неглубокое дыхание на её щеке.

Её сердце подпрыгнуло. Слеза скатилась по её переносице, пока она всё ещё склонялась над ним.

Она считала столько, сколько потребуется, чтобы почувствовать ещё один удар пульса, ещё один вдох — ей нужно было убедиться, что её желание, чтобы это было правдой, не вызвало фантомного сердцебиения.

Минута, две минуты, и пульс появился снова.

Она отпустила его и опустилась на корточки. Она смахнула слезу и благодарно вздохнула, уставившись в потолок.

Она снова посмотрела на него, всё ещё лежащего без сознания на полу. Кровь перестала течь. Очевидно, рана поверхностная. Бесконтрольно дрожащими руками Лейла погладила твёрдую, но нежную кожу его щеки, провела пальцами по его слегка приоткрытым губам.

Осознание поразило её сильно и быстро, заставив внутренности сжаться, а сердце бешено колотиться. Она отдёрнула руку, как будто прикоснулась к обжигающей поверхности.

Если её самые основные инстинкты говорили ей правду, то мысль об этом была отвратительна, как никогда прежде, особенно после того, как он только что доказал на что способен.

Но это чувство зародилось в душе, шевелилось глубоко внутри и вызывало у неё тревогу.

И эти тревожные звоночки обладали правом кричать, потому что, если она была права, если в том, что она чувствовала тогда, был хотя бы намёк на правду, это был наихудший из возможных исходов — чувства, которые были для неё спасительным пунктом в её судьбе, но смертным приговором для её сестёр.

Потому что, если она была права, если случилось невозможное — сбылась невысказанная тайна серрин, столь же тщательно охраняемая, как и пророчества, — если она влюбилась в Калеба, она была виновна в нарушении окончательного табу серрин.

И если она влюбилась в него до этого момента, если она уже заключила сделку с этой любовью, её дар серрин уже исчез, передался Софи в наказание — Софи, которая тоже была в Блэкторне. Или, если Софи уже нет в живых, её дар перешёл Алише, которая уже была в ловушке.

Паника сжала её грудь.

Но откуда ей было знать, что она на самом деле чувствовала среди эмоционального потрясения, которому она подвергалась с тех пор, как появилась здесь? Была ли любовь, сила настоящей любви, необходимая ей, чтобы потерять свой дар, возможна за такой короткий промежуток времени.

Она с трудом поднялась на нетвёрдые ноги, глядя вниз на его до сих пор бесчувственное тело.

Она должна была выбраться оттуда. Подальше оттуда. Из Блэкторна. От него.

Она, спотыкаясь, направилась к двери.

Ещё один момент с Калебом мог бы стать смертным приговором для них всех. Она больше не будет ему нужна. Её сестры будут следующими в очереди.

У неё не было выбора, другого выхода не было.

Дойдя до двери, она оглянулась на него. Она раздосадовано смахнула ещё одну слезинку. Она не могла позволить себе этих чувств — этих безумных, непростительных чувств.

Она переступила порог, поспешила мимо балюстрады к лестнице, чувствуя, что ноги вот-вот подогнуться под ней.

Она доберётся до телефона. Позвонит в ПКВ. И скажет им, что её сестру держат в заложницах. Они нагрянут в клуб в течение часа. У Алиши будут неприятности, когда они узнают правду. Её собственная жизнь будет кончена, если они узнают, кто она такая. Но альтернатива была немыслима.

Она цеплялась за перила на всём пути вниз, от потери крови у неё пульсировала голова, глубокое чувство утраты всё ещё поглощало её, несмотря на ожидаемую свободу.

Свобода в Блэкторне. Потому что ей всё ещё предстояло пройти через Блэкторн. Она уже видела, что её там ждало. Если кто-то из этой толпы увидит, что она уходит без Калеба, они обязательно проведут расследование. Ей придётся улизнуть тайком. Ей придётся держать голову опущенной. Может быть, только передвигаться по глухим переулкам.

Она остановилась и опустилась на нижнюю ступеньку, схватившись за один из стержней и прижавшись к нему виском.

Она обманывала себя. Она не могла уйти. Ещё нет.

Она не могла отказаться от такой возможности. Возможно, это была единственная возможность, которая у неё когда-либо была.

Она оглянулась через плечо на лестницу.

Она должна была собрать всё, что осталось от её физических сил, всё, что осталось от её эмоциональной силы.

Она либо убежит сейчас, либо, наконец, столкнётся с неминуемым лицом к лицу.

Выбор был за ней. И только её.