Глава 20

Огонь свечей озарял пол оранжереи, на котором, словно ковер из бриллиантов, сверкали осколки. Потрясенная, Люси не сразу поняла, что в помещении холодно. Ветер со свистом задувал в дыру на крыше, едва не гася мерцающее пламя. Виконтесса подняла канделябр повыше: все стекла были разбиты; небо, сереющее в преддверии нового дня, висело слишком низко.

Кто же это сделал?

Люси запнулась о порог, но все же вошла в оранжерею почти против собственной воли. Стекло хрустело под ногами, царапая кирпичную дорожку. Терракотовые горшки беспорядочно валялись на столах, разбитые на мелкие кусочки, будто их разбросала огромная злобная волна. Повсюду лежали вырванные с корнем розы. Часть из них уже распустилась, часть же еще только набирала цвет. Одинокий клубок корней свисал с оконной рамы. Словно открытые раны, розовые и красные бутоны кровоточили лепестками на пол, но запаха почему–то не было. Люси коснулась цветка и почувствовала, как тот начал оттаивать и увядать от ее тепла. Роза промерзла. Кто–то напустил в оранжерею холода, чтобы тот безжалостно уничтожил тепличные цветы. Мертвы. Все эти розы были мертвы.

Господи Боже.

Люси остановилась под куполом в центре оранжереи. От здания остался только скелет, на котором то тут, то там висели, позвякивая, клочки стеклянной «кожи». Мраморный фонтан был обломан по краям и покрыт трещинами, будто его ударили огромным молотом. В фонтане сияло ледяное перо застывшей в полувсплеске воды. Остальная просочилась в трещину в чаше и образовала вокруг ледяное же озерцо. Под его поверхностью сверкали пугающе красивые стеклянные осколки.

Люси пошатнулась. Порыв ветра с воем ворвался в оранжерею и оставил зажженой только одну свечу. Должно быть, это дело рук Саймона. Он разрушил свою сказочную оранжерею. Зачем? Она опустилась на колени и устроилась на холодном полу, баюкая онемевшими ладонями пламя уцелевшей свечи. Люси знала, как трепетно Саймон заботился о своих цветах. Помнила его полный гордости взгляд, когда виконт впервые показал ей купол оранжереи и фонтан. Для него разрушить все это значило…

Должно быть, он потерял последнюю надежду.

Люси покинула мужа, хотя поклялась памятью своей матери, что не сделает этого. Саймон любил жену, а она его оставила. Рыдания сдавили горло Люси. Как он может победить на дуэли без надежды? Станет ли вообще пытаться? Если бы она знала, где назначен поединок, то попыталась бы остановить виконта. Но Люси не имела об этом ни малейшего понятия. Саймон предупреждал, что не станет сообщать о своих намерениях, и сдержал слово. С болью в душе Люси поняла: ей ничего не изменить. Саймон будет драться, возможно уже там, готовится к сражению в темноте и холоде – а ей его не остановить. Не спасти.

Что же делать?

Люси оглядела разрушенную оранжерею, но не нашла ответа. Господи, Саймон же погибнет! Люси потеряет его, так и не сказав, как много он для нее значит, и как сильно она его любит. Саймон. Одна, в темноте, Люси плакала, содрогаясь от рыданий и холода, и наконец признала истину, которую хранила глубоко в сердце. Она любила своего мужа.

Любила Саймона.

Последняя свеча дрогнула и потухла. Виконтесса глубоко вдохнула, обхватила себя руками, согнулась, будто сломавшись, и подняла лицо к серому небу: призрачные снежинки таяли на ее губах и веках.

Светало.

***

Светало, и лица людей, окружавших Саймона, более не скрывала тень: дневной свет начал вступать в свои права. Виконт увидел отчаяние в глазах соперника, когда тот бросился вперед: рот оскален, волосы на висках потемнели от пота. Кристиан попытался вынуть шпагу из плеча Саймона. Иддесли охнул. Ярко-красные капли падали на землю у его ног. Виконт слепо и яростно взмахнул своим клинком. Кристиан отпрыгнул в сторону, едва не выпустив рукоять. Саймон ударил снова и почувствовал, что задел противника. Кровь в который раз пролилась на снег и смешалась с грязью.

¬- Проклятье, ‒ простонал Кристиан.

Его зловонное от страха дыхание обдало лицо Саймона. Бледное лицо Флетчера покрывали красные пятна, а рана на левой щеке была лишь немногим темнее веснушек под ней. Такой юный. Саймону вдруг захотелось извиниться – что за нелепость! Он дрожал, кровь на рубашке замерзла. Снова пошел снег. Иддесли взглянул на небо, и его посетила абсурдная мысль: «Жаль, что в день моей смерти такая паршивая погода».

Кристиан хрипло всхлипнул.

‒ Хватит! – внезапно раздалась у Саймона за спиной, однако виконт проигнорировал крик, в последний раз занося шпагу.

Но де Рааф уже преградил ему путь собственной шпагой:

‒ Остановись, Саймон.

‒ Что ты делаешь? ‒ выдохнул Саймон. У него кружилась голова, но он чудом устоял на ногах.

‒ Ради всего святого, остановитесь!

‒ Послушай, что он скажет, ‒ прорычал де Рааф.

Кристиан замер:

‒ Отец.

Сэр Руперт медленно хромал по снегу, лицо его было почти таким же бледным как у сына.

‒ Не убивай его, Иддесли. Я признáюсь. Не убивай моего мальчика.

‒ Признаетесь в чем? ‒ Это что, уловка? Саймон взглянул на искаженное ужасом лицо Кристиана. По крайней мере, сын ни при чем.

Сэр Руперт замолчал, не в состоянии говорить и идти одновременно.

‒ Иисусе. Давай вытащим из тебя эту занозу. ‒ Де Рааф положил руку Саймону на плечо и одним быстрым движением вытащил шпагу Кристиана.

Предательский стон сорвался с губ виконта. На секунду в глазах потемнело, и он усиленно заморгал: сейчас не время падать в обморок. Саймон смутно осознавал, что кровь потоком льется из плеча.

‒ Господи. Ты похож на освежеванного поросенка. ‒ Де Рааф открыл сумку, которую прихватил с собой, достал несколько чистых полосок ткани, положил в них вату и перевязал рану Саймона.

Черт побери! Боль была адской.

‒ Ты что же, не привел врача? ‒ спросил виконт сквозь стиснутые зубы.

Де Рааф пожал плечами:

‒ Не смог найти надежного. ‒ И надавил сильнее.

‒ Аа! ‒ Виконт со свистом втянул в себя воздух. ‒ Проклятье! Значит иного лекаря у меня нет?

‒ Да. Не хочешь меня поблагодарить?

‒ Спасибо, ‒ пробурчал Саймон. Он посмотрел на сэра Руперта, стараясь не морщиться, пока де Рааф занимался его плечом. ‒ В чем вы хотите признаться?

‒ Отец, ‒ начал было Кристиан.

Сэр Руперт взмахнул рукой, заставляя сына умолкнуть.

‒ Я признаю, что виновен в смерти твоего брата.

‒ Убийстве, ‒ прорычал Саймон и крепче сжал свою шпагу, хотя де Рааф отгораживал его от остальных, не давая замахнуться. Эдвард подгадал момент, положил вторую руку на спину Саймону и сдавил ладони вместе, сжимая плечо. Иддесли едва сдержал проклятие.

Де Рааф выглядел довольным собой.

‒ Всегда пожалуйста.

Сэр Руперт кивнул.

‒ В убийстве твоего брата. Я во всем виноват. Наказывай меня, но не моего сына.

‒ Нет! ‒ закричал Кристиан и бросился вперед, хромая как отец.

Саймон заметил, что правая нога юноши кровоточила пониже бедра. Все же шпага виконта оставила на нем отметину.

‒ Если я убью вашего сына, то наказание будет ощутимее, ‒ растягивая слова, проговорил виконт.

Эдвард посмотрел на друга и заметно лишь ему приподнял бровь.

‒ Убийство Кристиана также означает лишение невинного человека жизни, ‒ сказал сэр Руперт и, не отрывая взгляда от Саймона, подался вперед, обеими руками наваливаясь на трость. ‒ А ты никогда не убивал невинных.

‒ В отличие от вас.

‒ В отличие от меня.

Пару мгновений все молчали. Бесшумно шел снег. Виконт Иддесли смотрел на убийцу своего брата. Этот человек сознался во всем, но гордился тем, что именно он организовал смерть Итана. Саймон чувствовал, как ненависть клокочет в горле, почти лишая рассудка. Но как бы сильно ни презирал сэра Руперта, тот был прав. Иддесли никогда не убивал невинных.

‒ Что у вас на уме? ‒ наконец спросил Саймон.

Сэр Руперт выдохнул - решил, что уломал виконта пойти на уступки. Что ж, так оно и было, черт бы побрал старика.

‒ Я заплачу за жизнь твоего брата. Могу продать свой лондонский дом.

‒ Что? ‒ выпалил Кристиан. Снежинки таяли на его ресницах, становясь похожими на слезы.

Но Саймон уже качал головой:

‒ Недостаточно.

Отец проигнорировал сына, бросив все силы на убеждение виконта.

‒ Наши загородные усадьбы…

‒ Как насчет матери и сестер? ‒ Тонкозапястный друг Кристиана подошел обработать рану, но младший Флетчер лишь нетерпеливо отмахнулся.

‒ А что с ними? - пожал плечами сэр Руперт.

‒ Они не сделали ничего плохого, ‒ напомнил ему сын. ‒ Мать обожает Лондон. А как быть с Джулией, Сарой и Бекки? Ты оставишь их без гроша? Лишишь всякой возможности удачно выйти замуж?

‒ Да! ‒ прокричал сэр Руперт. ‒ Они женщины. Какой еще путь ты бы хотел, чтобы я выбрал?

‒ Ты пожертвуешь их будущим, их счастьем, лишь бы помешать мне биться на дуэли с Саймоном? ‒ Взгляд Кристиана стал недоверчивым.

‒ Ты мой наследник. ‒ Сэр Руперт протянул к сыну дрожащую руку. ‒ Ты – важнее всех. Я не могу рисковать твоей жизнью.

‒ Я не понимаю. ‒ Кристиан отстранился от отца, затем охнул и зашатался. Секундант поспешил поддержать его.

‒ Это неважно, – перебил Саймон. ‒ Вы не сможете заплатить за смерть моего брата. Его жизнь не имеет цены.

‒ Проклятье! – Сэр Руперт вынул из трости шпагу. ‒ Предпочтешь дуэль с инвалидом?

‒ Нет! ‒ Кристиан дернулся из объятий секунданта.

Саймон поднял руку, останавливая молодого человека.

‒ Нет, я не буду сражаться с вами. Похоже, я потерял вкус к мести.

И очень давно, если уж на то пошло. Ему никогда не нравилось то, что приходилось делать, но сейчас Саймон точно знал: он не может убить Кристиана. Иддесли подумал о Люси, и ее прекрасных голубых глазах, таком серьезном и прямом взгляде, и почти улыбнулся. Он не мог убить Кристиана, потому что это расстроит любимую. Такая простая и, тем не менее, веская причина.

Сэр Руперт опустил шпагу, его губы приподнялись в ухмылке. Он думал, что победил.

‒ Вместо этого, - продолжил Саймон, - вы покинете Англию.