ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Тея

Я играла на виолончели день и ночь. Не только потому, что Джулиану, возможно, удастся убедить руководство Ласситера позволить мне закончить последний семестр, но и потому, что это был способ заглушить голос в голове. Я не хотела подслушивать. Просто не могла удержаться. Новая способность появлялась и исчезала, словно сама по себе. Я не знала, когда ее ожидать, и понятия не имела, действует ли она на кого-то еще. Поэтому я сбежала в свою музыку.

Акустика в квартире Джулиана была на удивление хорошей. Возможно, потому, что ее открытое пространство ощущалось как сцена. И, возможно, именно боязнь сцены была виновата в том, что я никак не могла справиться с сольной пьесой Кодая. Мой смычок слегка дрогнул, оборвав ноту, и я скривилась. Я сделала паузу, настроилась и начала снова. Мне нравилось это произведение. Оно было нежным, но сложным для исполнения. Ноты то текли плавно, то превращались в неистовство. Оно было непредсказуемым и переменчивым, красивым и призрачным.

Оно напоминало мне о Джулиане.

Я чувствовала каждую ноту, как свою любовь к нему. Это было глубоко, прекрасно и всепоглощающе, но так тяжело.

Очень, очень тяжело.

Я закрыла глаза, игнорируя ноты передо мной, и стала играть по памяти. Пальцы сами собой перебирали струны. На лбу выступили капельки пота: темп нарастал, чтобы соответствовать странной энергии произведения. Когда отзвучала последняя напряженная нота, я расслабилась и глубоко вздохнула.

― Прекрасно, ― тихо сказал Джулиан позади меня.

Дрожь пронеслась по мне, словно от ледяного касания, и соединилась с волной возбуждения от исполнения сложной сонаты. Она встретилась с растущей болью внутри меня, когда он обошел вокруг и прислонился к стене.

― Ты занимаешься уже много часов, ― сказал он. Невозможно было понять, что он думает по этому поводу. За последние два дня он стал еще молчаливей. Я не могла понять в чем причина, то ли он ожидал, что я прочту его мысли, то ли пытался сохранить спокойствие. Наша основная теория заключалась в том, что я могла слышать его мысли, когда он или я были расстроены. Но мы не могли понять, что именно спровоцировало это, и я не хотела узнавать больше. Что, если мне не понравится то, что я узнаю?

― Мне хорошо, когда я играю. ― Он выгнул бровь, словно знал, что это лишь небольшая часть правды. Это не было ложью. Мне действительно нравилось. Но Джулиан знал, что это не все. Я видела это по его лицу. ― Ладно. Я никогда не слышу твоих мыслей, когда играю. Музыка заглушает их. Ты уверен, что я единственная, кто читает мысли?

― Ты ужасная лгунья, котёнок, ― сказал он с мрачной ухмылкой. ― Это точно.

Ты меня слышишь? Его голос доносился до моего сознания.

― Да, ― вздохнула я, убирая виолончель. Я опустила ее в футляр, я смахнула волосы, прилипшие к влажному лбу.

Мне нравится, когда ты потная. Это напоминает мне о том, какой горячей и возбужденной ты становишься, когда я ласкаю тебя своим ртом.

Я сглотнула, притворяясь, что не слышу его. Если бы не это, он бы продолжил грязные разговоры.

Игнорируешь меня? Это грубо, а я собирался вознаградить тебя за все твои старания.

Я подняла голову и усмехнулась. ― Серьезно?

Да. Он придвинулся ближе и протянул руку. ― Но для начала у меня есть новости.

― О Париже? ― Я нахмурилась. Казалось, каждый день в нашу жизнь просачивались какие-то плохие новости. Я подозревала, что есть и другие, которыми он со мной не делится. Когда я спросила его об этом, он просто ответил, что мне и так есть о чем беспокоиться.

― Ничего не слышно. У властей нет никаких зацепок. Записи с камер наблюдения были удалены. ― Он почти не выглядел расстроенным из-за этого. Единственное, что его печалило, ― это убийство Хьюза. Это была единственная причина, по которой он вообще занялся этим делом. ― Это просто дом.

― Тебе легко говорить, ― ответила я ему. ― В этом доме остались мои любимые джинсы. ― Шутка помогла мне ослабить узел, который образовался, как только я подумала об этом. Я не могла избавиться от ощущения, что пожар был посланием, предназначенным для нас обоих.

― Я наделаю дырок в этих позже, ― пообещал он, разглядывая мою одежду. ― Селия скоро зайдет. Она пошла за покупками.

― Я сама могла бы это сделать. ― В отличие от него, я не выросла в окружении слуг, которые должны были удовлетворять все мои прихоти и потребности. Но все равно было странно, что кто-то выполняет поручения для меня.

― Но тебе не следует, ― сказал он.

Я бросила на него взгляд. Он уже слишком хорошо меня знал.

― И Селия не возражала. Она поговорила с Жаклин, так что все должно подойти.

Это было похоже на то, что две вампирские крестные феи постоянно используют свою магию, чтобы превратить меня из обычного человека в смертную супругу бога. Мне было интересно, станет ли все это когда-нибудь менее странным.

Не станет.

Я удивленно подняла на него глаза. ― Ты меня слышишь?

― Нет, ― извинился он. ― Просто твои мысли написаны на твоем лице, любовь моя.

― Конечно, так и есть, ― проворчала я. Я обошла его и подошла к холодильнику. Он был забит всеми видами еды, которые только можно себе представить. ― Что это такое?

― Я не хотел, чтобы ты проголодалась, ― сказал он, двигаясь за мной. Он обнял меня за талию. ― Я ничего не забыл?

― Кухонный склад? ― Я рассмеялась, рассматривая набитые полки. ― Здесь хватит еды на целую армию, Джулиан.

― Тебе нужны силы, ― твердо сказал он.

Мне не нужно было слышать его мысли, чтобы понять, о чем он промолчал. Я повернулась и обняла его за шею. ― Спасибо. ― Я приподнялась на цыпочки и едва смогла поцеловать его. ― Но я скажу тебе, если почувствую слабость.

― И все же нам стоит сбавить темп.

По его словам, ему не нужно было питаться так часто, как он это делал с тех пор, как мы договорились, что я буду служить ему основным источником крови. Но это не останавливало ни одного из нас. Я хотела, чтобы его клыки были внутри меня. Я умоляла о них, и он с радостью подчинялся в пылу момента. А после? Это была уже другая история.

― Я попрошу тебя остановиться, ― тихо напомнила я ему. Я постоянно напоминала ему, что это часть нашего договора.

Но на этот раз это не успокоило его. ― Мне становится все труднее, ― признался он, ― остановиться…

Я сдержалась и не ответила, зная, что это ни к чему хорошему не приведет. Каковы бы ни были причины Джулиана, по которым он отказывался скрепить нашу связь, он держал их под замком, чтобы я не могла услышать их даже в его голове. Неважно, что я была согласна подчиниться ему. Он не желал сдаваться, и я устала давить на него. Через три месяца я потребую, чтобы он сдержал свое слово. Хотелось бы только знать, почему он так упорно хочет продержаться до этого времени.

― Есть новости от Ласситера, ― сказал он, и во мне поднялась новая волна паники.

― Да? ― Я обернулась, внезапно почувствовав благодарность за то, что он заполнил мороженым всю морозилку. Я схватила пинту шоколадного с арахисовым маслом и открутила крышку. Ложка мгновенно оказалась у него на ладони.

― Они могут втиснуть тебя в среду.

Я чуть не выронила ложку. ― Это же через два дня.

― Это лучшее, что я мог сделать. Мне следовало предложить еще один миллион.

― Миллион? ― вскричала я. ― Пожалуйста, скажи мне, что ты не подкупил их, чтобы они позволили мне закончить школу.

― Я подкупил их, чтобы они позволили тебе сдать экзамены. Ты должна их сдать, котёнок. ― Он отмахнулся от моего беспокойства бледной рукой. ― Им нужны были деньги на новый студенческий театр. Они так благодарны, что хотят, чтобы я дал ему имя.

― Театр Руссо? ― сухо сказала я, наконец-то засунув ложку мороженого в рот.

Попробуй еще раз.

Я чуть не подавилась. ― Ты этого не сделал.

Он пожал плечами. ― Ты выходишь замуж за деньги. Привыкай к этому.

― Выхожу замуж, да? ― Я изо всех сил старалась скрыть головокружение, которое чувствовала. ― Я не помню, чтобы мне делали предложение.

― Я сделал предложение. Ты потребовала романтики, ― напомнил он мне.

― Я потребовала усилий, ― фыркнула я. ― Так что я ни за кого не выхожу замуж.

Это мы еще посмотрим.

Я подвигала ложкой, набираясь смелости, чтобы спросить о другой теме, которая занимала мои мысли. ― Ты…

― От нее не было никаких вестей. Она не возвращалась в свою квартиру.

Я задумчиво засунула ложку в рот, позволяя мороженому таять на языке. ― Доктор Ривз оставил еще одно сообщение, ― призналась я. ― Думаю, я должна ему перезвонить.

Джулиан только кивнул. К ситуации с моей матерью он относился нейтрально, но это не помешало ему нанять кого-то, чтобы найти ее. ― Может, это и к лучшему.

― Правда? ― искренне спросила я. ― А что, если он звонит, чтобы сказать, что ей нужны дополнительные анализы или что-то в этом роде? Я не знаю, где она.

― Мы будем продолжать искать. ― Он запустил палец за пояс моих джинсов и притянул меня к себе. ― Мы найдем ее.

А что потом? Я оставила этот вопрос при себе.

― Как ты думаешь… ― Я колебалась. ― Думаешь, она знает, почему я могу читать твои мысли?

― Может быть.

В комнате воцарилась тишина, и я поняла, что пыталась забраться ему в голову, а Джулиан? Он активно мешал мне это сделать.

― Скажи мне, о чем ты думаешь, ― сказала я.

― Значит, получилось. ― Он улыбнулся. Это была самодовольная, высокомерная ухмылка, от которой у меня екнуло сердце.

― Что получилось?

― Я позвонил старому другу. Фамильяру, с которым я познакомился много лет назад. Я сказал ему, что кто-то постоянно пытается залезть мне в голову, и он дал несколько полезных советов. ― Ухмылка сползла с его лица, когда он увидел мою реакцию. ― Я не думал, что это может тебя расстроить.

Я быстро изменила выражение лица. ― Это хорошо, ― сказала я. ― Я не хочу чувствовать себя бестактной.

― Ты ничего не могла с этим поделать, ― пробормотал он. Он поцеловал меня в лоб. ― Я не против, чтобы ты была в моей голове большую часть времени.

― Большую часть времени?

― Я бы предпочел, чтобы ты не знала, сколько часов я потратил впустую, думая о тебе обнаженной, ― поддразнил он, но тени затуманили его глаза. Он скрывал что-то еще, и я не была уверена, что хочу знать, почему.