Глава 3 0
Боль пронзает меня, когда я лежу на кровати, свернувшись калачиком. Я уже выплакала так много слез, что во мне ничего не осталось. Я чувствую пустоту. Даже кровотечение прекратилось, ребенок вышел из моего негостеприимного чрева, и во время купания сегодня утром я заметила, что мои груди больше не чувствительны. Тошнота утихла вместе с болью в животе.
Как будто мое тело жаждет вернуться в свое нормальное состояние, в то время как мой разум, кажется, не может так легко сдаться.
— Тебе что-нибудь нужно? Последние несколько дней Титус стоял в стороне, наблюдая, как я оплакиваю потерю и перевариваю страх того, что меня чуть не съели заживо. Мы должны были уже уехать, быть на пути в Шолен, чтобы вернуться к моей жизни, где я растила бы ребенка в безопасности.
С высохшими слезами, жгущими мои глаза, я качаю головой, чтобы ответить Альфе, глядя через окно туда, где верхушки деревьев раскачиваются на ветру. Природа говорит мне, что мир будет продолжаться.
— Ты знаешь, я проклята. Мой голос охрип от того, что я мало пользовалась им последние пару дней.
— Как же так?
— Когда я была маленькой, может быть, четырнадцати лет, я помогала своей бабушке принимать роды. Пока она мыла и накладывала швы матери, я держала ребенка на руках. Только когда я передала ее обратно матери, мне сказали, что она мертва . Я хмурюсь при воспоминании, вспоминая шок и неверие.
— Я держала мертвого ребенка на руках минут двадцать и не знала. Если бы я знала, моя бабушка, возможно, спасла бы его, но она не смогла.
— Ты был молода, как ты и говорила.
— Я никогда не была в восторге от младенцев. В моих руках она была не в большей безопасности, чем если бы моя бабушка оставила ее на полу, пока шила. По крайней мере, тогда она могла бы заметить, что ребенок не двигается.
— В чем смысл всего этого?
Я прерывисто выдыхаю, все еще глядя на деревья.
— Что из меня получилась бы ужасная мать. Я эгоистична, и упрямая.
— Ты такая. Но так же храбрая и умная.
— За исключением того момента, когда эти Бешенные гнались за мной. Я никогда в жизни так не боялась.
— Страх и храбрость не являются взаимоисключающими.
В своем молчании я вспоминаю тот момент, когда он появился, с какой легкостью он избавился от них.
Как, владея одним клинком, он за считанные секунды уложил еще полдюжины Рейтеров. Чего бы я только не отдала, чтобы не оказаться в чьей-то власти. Не полагаться на то, что тебя каждый раз спасают. Чего бы я только не отдала, чтобы иметь возможность защищаться.
Когда Титус уходит, я переворачиваюсь на другой бок в кровати.
— Подожди.
Он останавливается на полпути и оборачивается.
— Ты воин. Один из лучших, кого я когда-либо видела.
— Ты видела много воинов?
— Мой отец иногда брал меня с собой в тренировочный центр. Он позволял мне остаться, чтобы посмотреть, как тренируются его люди. Я мечтала быть такой же сильной , как они. Так же быстро обращаться с оружием.
— Итак, почему он не научил тебя?
— Мой отец ... был хорошим человеком. Со своими недостатками. Он чувствовал, что в женской руке не место оружию.
— Звучит так, как будто он хорошо подготовил тебя к этому миру.
Я даже не хочу думать о том, насколько по-другому все могло бы быть, если бы он это сделал.
— Честно говоря, я не думаю, что он когда-либо представлял, что они бросят меня на съедение волкам. Он работал над своим званием, чтобы обеспечить нам комфортную жизнь в Шолене. Возможно, прямо сейчас он переворачивается в могиле . Или нет. Может быть, он сказал бы мне, что все эти события были последствиями моих действий. Мой отец тоже не всегда был мягок в своей честности.
— Я хочу, чтобы ты научил меня.
— Научить тебя чему? Он скрещивает руки на груди, мышцы натягивают рубашку на его бицепсах и служат еще одним напоминанием о его силе.
— Как сражаться.
— Зачем?
— Что ты имеешь в виду, зачем? Чтобы защитить себя.
— Достаточно просто. Научись бегать быстрее.
— Нет. Владеть ножом, как ты.
Его брови взлетают вверх.
— Значит, ты хочешь убивать.
— Иногда убийство необходимо для защиты, не так ли? И это будет полезно для меня, на случай, если мы снова столкнемся с Ремусом по дороге в Шолен.
— Кстати говоря, по моим оценкам, завтра мы должны быть в пути.
— Мы можем остаться здесь, всего на пару дней, чтобы ты показал мне, как пользоваться ножом. Когда он нахмурился, я продолжаю:
— На днях, с Рейтерами ... и мое время, проведенное с Ремусом .... Я чувствую себя очень уязвимой. Это ужасно - быть неспособной защитить себя. Я хочу учиться.
Двигая челюстью, как будто пережевывая просьбу, он отводит взгляд.
— Если это то, чего ты хочешь. Я могу научить тебя.
— Это то, чего я хочу. Когда мы можем начать?
— Когда тебе больше не будет больно.
— Тогда мы начинаем сегодня.
— Тебе нужно время, чтобы исцелиться. Подготовка к бою требует больших физических усилий.
Время исцеления только повергнет меня в состояние ненависти к себе и вины, а это не по мне.
Мысленно я боец. Пришло время стать им и физически.
— Все, что я делала последние несколько дней, это лежала здесь, думая о том, как все могло быть по-другому.
— Не обрекай себя на эту мысль. По-другому могло и не быть.
Нет. Он неправ. Я не сомневаюсь, что многое было бы по-другому, если бы у меня была возможность защитить себя.
— Я каждый день буду осуждать себя за то, что остаюсь слабой и неспособной сражаться.
На поляне за домом Титус указывает на место в десяти ярдах прямо перед деревом.
— Встань там.
По его команде я делаю шаг туда, куда он меня направляет, наблюдая, как он кружит позади меня.
— Будет лучше, если ты сможешь научиться убивать на расстоянии. Его грудь прижата к моей спине, его массивные руки обхватывают меня сзади, поглощая мое тело, когда он поднимает мою руку, чтобы вложить рукоять клинка в мою правую ладонь, затем он толкает мое левое колено.
— Ты выбрасываешь противоположную ногу, которую выставляешь вперед, чтобы не упасть. Грохот его голоса в моем ухе немного отвлекает, пока он размещает мои конечности там, где они должны быть.
— Используй верхнюю часть тела.
Киваю - это все, что я могу сделать, чтобы не обращать внимания на то, как его грубые мозолистые руки касаются моей кожи, когда он берет меня за запястье. То, как мои кости могут легко сломаться в его хватке, когда он отводит мою руку назад.
Когда его другая ладонь ложится на мой живот, я резко втягиваю воздух от соприкосновения, и он опускает руку.
Покачав головой, я возвращаю его руку туда, где она была, поворачивая голову ровно настолько, чтобы почувствовать его теплое дыхание у своего уха.
— Я в порядке.
Он отпускает мою руку для броска, чтобы вытянуть мою руку без броска, ударяя по моей ладони тыльной стороной своей.
— Используй эту руку для инерции. Снова беря мою руку с ножом, он проводит пробный бросок для демонстрации, и я киваю.
Расположившись как и прежде, он отводит мою руку назад и выбрасывает ее вперед с достаточной силой, чтобы лезвие вырвалось из моей хватки. Сила в его руках почти отбрасывает меня вперед, но его хватка на моем животе удерживает меня прижатой к нему. Клинок отлетает в сторону от дерева.
— Снова. Толчок сзади - это мой сигнал собрать выпавший нож, и когда я возвращаюсь на свое место, он восстанавливает мои руки и ноги, поднимая мою импульсную руку немного выше, чем раньше.
— Еще раз. Представь, что это дерево - Рейтер, который напал на тебя.
Мысль об этом наполняет меня решимостью, только на ум приходит не Рейтер, а Ремус. Воспоминание о том, как он связал меня и бил кнутом, пока у меня не пошла кровь. Я скриплю зубами, и вместе мы бросаем его снова.
Еще один промах, но ближе к цели, чем предыдущий.
Я бросаю его снова. И еще раз. Еще дважды. После этого полдюжины раз. Каждый промах только разжигает мой отказ сдаваться. И каждый раз, когда я возвращаюсь на свою позицию после того, как подобрала упавший клинок, Титус находится рядом, чтобы изменить мое положение и направить следующую попытку. Он терпелив так, как никогда не был терпелив мой собственный отец, поощряя меня взять себя в руки и взяться за дело снова, пока не пройдет половина дня и солнце не начнет припекать нам шеи.
Запыхавшийся и вялая от изнеможения, я снова поднимаю нож и занимаю свою позицию, точно так же, как десятки раз до этого.
— На этот раз, говорит он низким голосом, - я хочу, чтобы ты представила, что это я.
Стоя к нему спиной, я хмурюсь на это.
— Я не хочу.
— На твоем лице написано негодование за то, что я сделал с Уиллом. Если ты не собираешься нанести мне удар настоящим клинком, тогда притворись.
— Я понимаю, почему ты это сделал, Титус. Это было не из злого умысла или ненависти. У тебя не было выбора.
— У меня действительно был выбор. Твоя жизнь или его. Я выбрал твою. Учитывая результат, от его слов у меня не должны пробежать мурашки по затылку, а кожу не должно покалывать, когда он поднимает мою руку, чтобы отступить для следующего броска.
— Сейчас. Представь, что я твоя цель.
Пристально смотрю на ствол дерева передо мной, я тяжело сглатываю, затем выставляю лезвие вперед.
Пуля попадает точно в центр коры.
Часть меня хочет порадоваться первому успеху, но большая часть меня боится правды в этом.
— Если бы мне пришлось выбирать снова, ничего бы не изменилось.
— Я не ненавижу тебя. Я должна, учитывая тот факт, что он убил моего лучшего друга. Но я не могу.
Он обхватывает своей большой ладонью мою руку там, где находится клинок, и отводит мою руку назад, на этот раз поднимая нож выше.
Натягиваю хлопчатобумажную рубашку на грудь, отчего мои соски под ней затвердевают.
Невольно по мне пробегает покалывание, и я не могу не задаться вопросом, каково это - быть полностью во власти его внимания. Быть поглощенной этими золотыми глазами. Обласканный такими сильными и обветренными руками.
— Сосредоточься, - приказывает он, как будто может услышать мои размышления. Мои бедра сжимаются от его воображаемых прикосновений, но вместо этого он похлопывает меня по ноге, чтобы подвинуть ее вперед, призывая меня вернуться в форму. Запах металла и пота ударяет мне в горло, рот наполняется слюной, и я провожу взглядом по длине его вытянутой руки, замечая жилистые мышцы под его кожей.