Глава 15

Четыре года назад

Из окна закусочной я смотрю во двор, где Брайани сидит в окружении своих подруг. Запрокинув голову, я наблюдаю, как из ее горла вырывается смех, который подражает смеху других девушек. Они любят ее. Даже если она выглядит худее, чем когда мы впервые приехали сюда, это, кажется, не сломило ее так, как ломает меня каждый день.

Три раза в неделю я посещаю лаборатории для тестирования. Я спросила ее, приходилось ли ей переносить что-либо подобное, и она уверяет меня, что нет. Это единственные моменты, мимоходом, когда я краду возможность поговорить с ней, увидеть, какой была ее жизнь здесь.

Я даже не могу сказать, как долго мы здесь. Погода сменилась с палящей днем на прохладную, так что я предполагаю, что сейчас зима, но изменения изо дня в день настолько незаметны, что я уже почти не замечаю.

— Эй, ты собираешься стоять там или пойдешь с нами? Нила подходит ко мне сзади, и когда я поворачиваюсь, она выглядывает из окна, несомненно, понимая, на что я смотрела несколько мгновений назад.

— Знаешь, так лучше, - говорит она, не потрудившись взглянуть на меня.

— Что?

— То, что ты сейчас разорвала галстуки. Облегчает задачу.

— Что облегчает? Я хмуро смотрю на нее в ответ, пытаясь определить, так ли у нее много нервов, как я думаю. За эти недели Нила стала мне нравиться. Она приняла меня в свою компанию друзей, что является необходимостью в этом месте. Здесь одиночка практически мертва. Обычно в течение нескольких недель. Если хулиганы не получат их, в конечном итоге это сделает отказ. Но ее комментарий переходит черту, от которой не застрахован даже комфорт принадлежности.

Ее взгляд падает на меня, оценивая на мгновение, как будто она оценивает мой характер, и она качает головой. 

— Ничего. Да ладно. Они собираются уехать.

Закатывая глаза, я бросаю еще один взгляд на свою сестру, которая встречает мой пристальный взгляд с другого конца двора и машет мне в ответ. С торжественной улыбкой я киваю и следую за Нилой, которая ведет меня вниз, в женский туалет.

Группа девушек собирается вокруг небольшого отверстия в стене, и Нила говорит одной из девушек выключить свет. Хихиканье эхом разносится по партеру, обрываясь, когда Нила говорит им:

— Ш-ш-ш! Она опускается на колени и прижимается лицом к стене.

По другую сторону барьера, где находится подсобное помещение, слышны голоса. Нила машет мне рукой, и я присаживаюсь рядом с ней, со значительно меньшим энтузиазмом по этому поводу, и заглядываю в дыру.

С другой стороны загорается свет, и я вижу, как входит Шошанна с одним из врачей, которого я узнаю как одного из трех, которые осматривают меня каждую неделю. Она широкими шагами пересекает комнату, направляясь к столу, и, как будто делала это миллион раз, стягивает штаны и наклоняется к нему. Доктор высвобождается, и секундой позже он погружается в нее, ударяясь бедрами о ее зад с шлепком кожи и издавая стоны, сопровождающие каждый толчок.

Ей не может быть больше тринадцати.

— Я говорила тебе, что у этой сучки были привилегии. Трахаться с доктором? Когда ее в последний раз отправляли в лабораторию?

— Я хочу посмотреть! - шепчет одна из девушек рядом со мной. Когда она отталкивает меня в сторону, я позволяю ей. Я не могу продолжать наблюдать, как взрослый мужчина использует таким образом молодую девушку, но слова Нилы задевают струну любопытства.

— Они не отправляют ее в лабораторию? Она не проходит никаких тестов? Спрашиваю я, отодвигаясь от стены, чтобы позволить другим девушкам, которые собрались, взглянуть.

— Черт возьми, нет, она этого не делает. Пара челок в неделю, и она свободна от иголок.

Я останавливаюсь на мгновение, чтобы переварить ее слова, и поворачиваюсь, чтобы увидеть, как шпионящая за ними девушка отрывается от стены. 

— Уже закончили. Ты можешь поверить в это дерьмо? Не прошло и двух минут.

Не проходит и двух минут несколько раз в неделю, а ее освобождают от необходимости отчитываться в лабораториях. Это то, чего я боюсь каждую неделю, и бурчание в моем животе говорит мне, что время почти пришло.

— Каждый день за обедом они там, трахаются, заканчивают еще до звонка.

— Ты уверена ? Я не могу оторвать глаз от дыры в стене, представляя себя по ту сторону, источником любопытства для посторонних глаз. 

— Я имею в виду, никто не выходит из экспериментов, верно? Каждый должен участвовать.

— Спроси ее сама, если не веришь мне. Но что гарантировано? Нила скрещивает руки на груди. 

— Эта сука будет в казармах до того, как кто-либо из нас вернется.

— А Медуза знает?

— Сомневаюсь в этом. Она не верит в особые милости.

Ревет клаксон, возвещая об окончании обеда, и все девушки выбегают из ванной, но мне не так уж хочется уходить. Это означает, что я должна явиться в лабораторию.

Прижавшись спиной к стене, я позволяю одному из медицинских техников зафиксировать мой рост. 

— На полдюйма выше, чем когда вы впервые попали сюда.

Но и похудела примерно на десять фунтов, и не похоже, чтобы у меня было много мяса на костях для начала. Я следую за ней в одну из смотровых комнат в порядке, с которым я стала слишком хорошо знакома. Протягивая мне платье, она улыбается, как будто не делала этого дюжину раз до этого, как будто она не знает, что происходит, когда я надеваю это платье, и она закрывает дверь. Принимая одежду, я стою в комнате и жду, пока она уйдет. В моей груди гудит низкая вибрация, посылая дрожь чуть ниже кожи. Три раза в неделю, теперь я должна была бы привыкнуть к этому, но ничто не может сделать меня невосприимчивым к этим занятиям.

Чуть больше месяца назад я пришла на обследование, и врач сказал мне, что в течение двух недель меня отправят на мусоросжигательный завод. Только по прошествии двух недель, когда у меня случился приступ паники в коридоре, и я потеряла сознание по дороге на то что как я думала , будет моим последним обследованием, мне сказали что это было не более чем наблюдение. Чтобы увидеть, как уровень моего стресса повлиял на мой репродуктивный и менструальный цикл.

Они играют с нами здесь, потому что могут. Потому что нет регулирующего органа, который сказал бы им, что то, что они здесь делают, неправильно или неэтично.

Мы для них дикари. По сути, животные. Эксперименты, которые они проводят на мне, в их глазах ничем не отличаются от тех, что проводятся на грызуне, которому посчастливилось заговорить.

Снимая униформу и надевая халат, я жду, чтобы забраться на смотровой стол, не сводя глаз со стремян, которые раздвигают меня для доктора. До того, как я приехала сюда, меня там никто никогда не осматривал, особенно врач. Я не понимала, почему эта часть моего тела была так важна для их исследований по поиску лекарств. На самом деле это не так. Как я понимаю, третье поколение служит ничем иным, как средством наблюдения и создания прогнозирующих моделей того, как Драга повлияет на будущие поколения. Что, в свою очередь, подпитывает их поиски лекарства.

Моя роль здесь настолько незначительна, настолько неясна, что я даже не имею значения.

Дверь со щелчком открывается, и я оборачиваюсь, чтобы увидеть доктора Сэмюэлса, держащего в руке папку, которая с каждой неделей становится все толще. Он поправляет очки и улыбается, занимая место в конце смотрового стола, но все, о чем я могу думать, это о том, как его бедра упираются в зад Шошанны.

— Ну же, поднимайся. У нас не весь день впереди.

Мой желудок скручивает, когда я забираюсь на стол и ложусь на спину, расставляя пятки на своих местах на каждой опоре. Собирание моих рук поверх платья между бедер мало что делает, чтобы скрыть то, что полностью открыто для него.

— Есть какие-нибудь изменения с прошлой недели? спрашивает он, надевая пару перчаток, которые щелкают по коже, напоминая мне о тех шлепающих звуках, которые были раньше.

— Нет.

— Кровотечения, боли, затрудненного мочеиспускания нет.

— Нет.

— Испытывали давление или дискомфорт во время сидения или выполнения физических упражнений?

— Нет.

— Хорошо. Теперь давайте посмотрим.

В тот момент, когда он произносит эти слова, мое сердце набирает скорость. Я знаю, что за этим последует. Тычет. Подталкивает. А затем укол, который является самым мучительным из всех. Боль настолько сильная, что часто заставляет меня терять сознание, и последующие часы невыносимы. Хуже, чем все, что они делают в хирургическом отделении, где меня сначала укладывают спать.

— Доктор ... - перебиваю я и тут же жалею об этом. Я не знаю, как сформулировать слова, которые так и просятся сорваться с моих губ. Те, которые заставляют меня чувствовать себя одновременно больной и обнадеживающей. Я провела последний час, представляя неделю, когда мне не нужно было бы приходить на эти обследования.

— Да. Тон его голоса одновременно выжидательный и возможно, немного раздраженный. 

— В чем дело?

—Я ... эм. В чем дело, Кали? Что ты на это скажешь? Я видела , как ты насиловал другую девушку. Я так понимаю, ты заключил сделку с девушкой. Я хочу, чтобы меня использовали, чтобы мне никогда больше не пришлось лежать на этом столе.

— Ну, в чем дело, девочка? Меня ждут другие предметы.

— Есть ... какой-нибудь способ, которым я могу быть ... освобождена от этого?

Его брови хмурятся, и он наклоняет голову. 

— Ты плохо себя сегодня чувствуешь?

Я мог бы сказать ему "нет", но я бы вернулась сюда на следующей неделе. 

— Я, эм ... это не то, что я имела в виду. Жаль, что я не могу опустить ноги, пока делаю это, потому что есть что-то совершенно недостойное в том, чтобы делать предложение пожилому мужчине, когда мои интимные части видны у него перед носом. У меня скручивает живот, когда я представляю его морщинистое лицо, обрамленное седеющими волосами, искривленное от удовольствия, когда он врезается в меня бедрами, и мне приходится сдерживать выражение лица, чтобы не скривиться.