Черт, кажется, я собираюсь это сказать.

— Ты прекрасна.

Это ведь не неуместно, верно? Это наблюдение. Я просто констатирую факт.

Наступило долгое молчание, пока я доставал оливку и медленно жевал, окидывая взглядом Монтегю-стрит. Это оживленный район магазинов и ресторанов между жилыми улицами Бруклин-Хайтс, и сегодня здесь полно народу, наслаждающегося угасающим светом летней ночи.

В конце концов я не выдерживаю тишины и позволяю своему взгляду вернуться к Вайолет. Она изучает меня за своим бокалом рислинга, ее орехово-карие глаза теплятся в золотом сиянии вечера.

— Спасибо. — Ее голос приобрел хриплое мурлыканье, от которого мне стало тесновато в штанах. — Ты и сам не так уж плох, знаешь ли.

Моя грудь расширяется, а по конечностям разливается тепло. Сегодня я постарался, надел свежую футболку бордового цвета поверх чистых джинсов и ботинок и даже уложил волосы с помощью средства, которое посоветовал мой парикмахер, поскольку Вайолет, похоже, понравилось, как Оуэн носит свои волосы. Не уверен, что это было осознанное решение, но, глядя, как ее глаза с явным одобрением оценивают мои старания, я чувствую себя гребаным королем. Она смотрит на меня так, как смотрела на Оуэна, и, Боже, это самое лучшее чувство в мире.

Черт, мы вступаем на опасную территорию.

Я прочищаю горло, глядя в свою тарелку.

Не улыбайся. Не улыбайся.

— Я имею в виду… — Она двигается на своем месте, пытаясь отступить. —Ты выглядишь гораздо менее дико с тех пор, как подстригся.

Я хочу сказать ей, что я могу быть очень диким при правильных обстоятельствах, но вместо этого говорю: — Думаю, ты имеешь в виду, что я выгляжу красивым. Разве не так ты сказала?

В ее горле раздается смех. — Да. Очень красивым.

Она придает своим словам язвительный оттенок, который снимает напряжение, и я выдыхаю с облегчением.

Точно. Пора сменить тему.

— Что ж, я рад, что мне удалось оторвать тебя от ноутбука на один вечер, — говорю я, подталкивая ее тарелку к себе. Я пытаюсь легкомысленно поддразнить ее, но звучит так, будто я критикую.

Она хмурится.

— Мне нравится работать, быть занятой. Мне становится скучно, когда у меня слишком много свободного времени.

— Я не это имел в виду, но да, я понимаю, о чем ты. Раньше моя жизнь тоже вращалась вокруг работы.

— Раньше?

Я киваю, размышляя, чем поделиться. — Пока проблемы со здоровьем не заставили меня понять, что в жизни есть нечто большее.

Она поднимает обеспокоенный взгляд, как будто хочет расспросить меня о подробностях, но не делает этого, и я рад. Я не уверен, что готов поделиться с ней этой частью своей жизни. Бог знает, как бы она меня после этого воспринимала.

Я тянусь за своим пивом.

— Сейчас я более тщательно выбираю работу, с которой точно справлюсь, и сам определяю время работы, поэтому мне намного легче, чем раньше.

Она выглядит задумчивой. — Но разве ты не скучаешь по тому, чтобы бросать себе вызов?

Я обдумываю этот вопрос, крутя в руках бутылку пива. С тех пор как я вернулся в город, чтобы взяться за этот огромный проект дома, мой уровень стресса был выше, чем мне хотелось бы, но теперь, когда работа действительно началась, я чувствую себя лучше. Благодаря поддержке команды и Вайолет, следящей за всеми деталями, все оказалось не таким уж и сложным, как я опасался. Более того, я наслаждаюсь вызовом более сложного проекта.

А еще я вижу Вайолет каждый день. Это было неожиданным, иногда разочаровывающим, но очень приятным отвлечением.

— Я думаю, хорошо, когда работа приносит чувство цели и удовлетворения, — добавляет она. — Для меня это важно.

— Конечно, я понимаю. — Я макаю хлеб в оливковое масло. — Но ты заслуживаешь жизни и вне работы. Кто ты, когда не работаешь?

Она поднимает взгляд от своей тарелки и выглядит слегка шокированной. Ее рот открывается, затем закрывается, а хмурый взгляд становится еще глубже. Меня не удивляет, что у нее нет ответа на этот вопрос. Большую часть своей трудовой жизни я тоже не знал ответа.

— Ну, а кто ты, когда не работаешь? Что тебе нравится делать?

— Разные вещи.

— Например? — спрашивает она.

Меня охватывает тепло от любопытного выражения на ее лице - как будто она действительно хочет узнать обо мне больше, - но я быстро подавляю его.

— Пешие прогулки, чтение, кулинария… — Я на мгновение задумываюсь. — Зимой - подледная рыбалка. Летом я катаюсь на байдарке по озеру. Все в таком духе.

Она кивает, выражение ее лица омрачено размышлениями.

— Честно говоря, я даже не знаю, что мне нравится делать вне работы. Моя жизнь вращается вокруг моей работы. Вот почему я так тяжело восприняла, когда меня уволили из DigiSwap. Уверена, ты помнишь, что в день нашего знакомства я была не в лучшей форме.

Она нарушила наше негласное правило - не говорить о дне нашего знакомства, но я все равно киваю.

— Я помню, — пробормотал я.

— Я бы не согласилась на эту работу с папой, если бы не была в отчаянии. Как ты уже понял в самом начале, я ничего не знала об этой индустрии. И еще тот факт, что…

Она захлопнула рот, устремив пристальный взгляд на свой бокал с вином.

— Тот факт, что?

Она покачала головой. — Ничего.

Я с любопытством изучаю ее. Она что-то не договаривает со мной, но я знаю, что лучше не давить на нее сейчас. Я решаю пойти другим путем.

— Почему ты занялась управлением проектами? — спрашиваю я, намазывая хумус на кусок лаваша.

Она зажимает нижнюю губу между зубами, обгладывая пухлую мякоть, а я размазываю хумус по ладони.

Черт возьми. Почему это так сексуально, когда она так делает?

Я тянусь за салфеткой, вытирая руку, а она вздыхает.

— Я хотела стать юристом, как папа, но… —Она пожимает плечами, макая хлеб в оливковое масло. — Ничего не вышло.

— Что ты имеешь в виду?

Она медленно жует хлеб, избегая моего взгляда. — Это трудно объяснить. Я проучилась неделю на юридическом факультете, но... мне пришлось сменить специальность.

Что-то в изменении ее тона, в ее позе заставляет меня отставить свой стакан. — Что случилось?

— Я сошла с ума на одном из занятий по политологии. Мы должны были провести импровизированную дискуссию - я даже не помню сейчас, что это была за тема, — но я просто... не смогла этого сделать. Я замерла. И со мной произошло что-то странное. Меня трясло, я не могла дышать, не могла думать, мне просто нужно было уйти оттуда. А потом я не могла заставить себя вернуться. Каждый раз, когда я пыталась, я боялась, что это случится снова.

— О, Вайолет, — пробормотал я. Мое сердце болит за нее. — У тебя был приступ паники.

Она удивленно смотрит на меня. — Ты думаешь, это было именно так?

— Я... да, я думаю.

Мне хочется сказать ей, что у меня большой опыт в лечении панических атак, но я не могу вымолвить и слова.

Она поднимает плечо и смотрит в сторону.

— Что бы это ни было, я знала, что мне нужно сменить специальность. Я вспомнила, что консультант по карьере в старшей школе сказал, что управление проектами - это растущая область, и я перешла на нее. Но потом папа...

Я поднимаю брови, когда она снова сбивается. — Он был недоволен?

Она качает головой. — Я не могла сказать ему об этом несколько месяцев. Я так боялась, что он разозлится.

Я не могу представить, чтобы Рич злился на Вайолет за то, что у нее случился приступ паники. Не после того, как он был так понятлив со мной.

— Когда я в конце концов рассказала ему, — продолжает Вайолет, — он ничего особенного не сказал, но я могла сказать, что он был так разочарован во мне.

Я хмурюсь. Есть разница между тем, что он был разочарован тем, что она сменила специальность, и тем, что он был разочарован тем, что она чувствовала, что не может поговорить с ним о чем-то таком важном. Я открываю рот, чтобы сказать то же самое, когда она снова заговаривает.

— А теперь, с этим проектом..

Она смотрит на свой греческий салат, позволяя словам повиснуть в воздухе. Она определенно что-то скрывает, и я чувствую, что она хочет поделиться. У нее есть груз, который она несет, и я мог бы помочь облегчить его, если бы она позволила мне.

— А как насчет этого проекта? — мягко спрашиваю я.

Она поднимает взгляд на меня и на мгновение задерживается на моем лице.

— Хорошо, — наконец говорит она, выдыхая неуверенный вздох. — Я расскажу тебе, раз уж ты так добр ко мне, но ты должен пообещать, что не расскажешь папе.

Мои брови напрягаются. Я делаю глоток пива, испытывая противоречие. С одной стороны, я очень хочу знать, что она собирается сказать. С другой стороны, я не знаю, насколько комфортно мне будет хранить секрет от Рича.

И все же, рассуждаю я, ничто не может быть так плохо, как те чувства, которые я испытываю к его дочери. Это один из секретов, которым я не стану с ним делиться, ну, никогда.

— Хорошо, — неохотно соглашаюсь я.

— И… — На ее бровях промелькнуло беспокойство. — Ты должен пообещать, что будешь добр ко мне, когда я расскажу тебе.

С этим справиться гораздо проще.

— Конечно.

— Точно. Хорошо.

Она набирает полный рот вина, проглатывает, затем делает глубокий вдох.

Черт, что бы она ни собиралась мне сказать, это очень важно. Может, мне не стоило соглашаться скрывать это от Рича.

— Я никогда раньше не работала менеджером проектов, — торопливо бормочет Вайолет, уставившись в свою тарелку, а ее щеки краснеют.

— Ты имеешь в виду, в проекте реконструкции?

— Нет. — Ее румянец становится еще глубже, и это самое милое зрелище. — Как будто никогда. Еще в Кремниевой долине… — Она прижимает ладони к щекам, словно пытаясь скрыть свое смущение. — Я была помощником руководителя проекта, но папа думал, что я была руководителем проекта.

Несмотря на ее неловкость, я язвительно улыбаюсь. — Ты смотришь "Офис"?

С ее губ срывается смех. — Да. Мне нравится это шоу.

Кажется, это помогает ей немного расслабиться, и я рад.

У меня есть секунда, чтобы переварить ее откровение, пока она тянется к ледяной воде на столе и делает длинный глоток. Я думаю о том, чем она только что поделилась со мной, - о приступе паники, который случился у нее на уроке, о том, как она чувствовала, что не может рассказать Ричу о смене специальности. А теперь она боится сказать ему, что у нее нет опыта для этой работы. Неудивительно, что она так настаивала на том, чтобы мы все делали по правилам, почему ее так волнует его одобрение ее работы. Это многое объясняет, но я бы никогда не узнал о ее неопытности, если бы она не сказала мне. Я мог бы усомниться в ее знаниях, когда речь шла о самом доме, но не в других вещах.