Глава 42

ЛУНА

Съемки Генри закончились, но я там больше не появлялась. Я не просто не могла быть там. Особенно после того, как мы оба в последний раз были на съемочной площадке.

Вместо этого я делаю то, чего избегала, и звоню своему психотерапевту.

У нас был долгий разговор. Продуктивный. Правда. Но в то же время и тяжелый. Рассказывать ей всё...было утомительно.

Я никогда не была из тех, кто любит поговорить, поделиться и открыться. Это не то, что для меня естественно. И всё же я знаю, что это единственный способ пройти через это.

Доктор Гонсалес напоминает мне, что всем нам время от времени нужна помощь.

– Исцеление не линейно, – говорит она. – Бывают взлеты и падения, хорошие дни и плохие.

Кажется очевидным, не так ли? Но когда ты находишься в самом разгаре дерьмового дня, трудно найти хоть какой-то яркий свет в тёмном мире. По крайней мере, для меня это так. Было. Есть.

– Я кое-кого встретила, – выпаливаю я. Я не планировала упоминать Генри. – Я имею в виду, что теперь всё кончено, но...

Первый терапевт, с которым я работала, просто ответил бы: “Давай обсудим это на следующей неделе”, или что-то подобное. Доктор Гонсалес любезно уделила мне несколько минут своего времени.

– Но что? – спрашивает она.

Я не вдаюсь в подробности.

– Позволь мне спросить тебя вот о чём, Луна: что мешает тебе разобраться во всём?

Я. Проблема во мне. Словно услышав меня, она заявляет:

– В том, через что ты прошла, нет твоей вины...

– Я знаю, – огрызаюсь я, грубо защищаясь. – Прости.

– Это была не твоя вина, – медленно повторяет она, чтобы я выслушала и поняла. – И ты этого не заслужила.

Каждый раз, когда я слышу эти слова, у меня сводит живот. Сначала я им не верила. Как я могла? Но я добираюсь до цели. Я пытаюсь.

Как только я прилечу обратно в Лос-Анджелес, мы возобновим наши еженедельные сеансы.

Чувствуя себя намного легче после нашего разговора, я звоню сестре. Не знаю, сколько времени я рассказываю ей о Генри. Немного поздно, но мы всегда всё рассказывали друг другу, и всё же я многое держала о нём при себе.

Сол слушает, почти не прерывая (что удивительно) и задавая несколько вопросов (как и ожидалось).

Затем первое, что она говорит в своей манере, это:

– Ты потеряла мамину книгу! Последний подарок, который сделал ей папа? Не шути, Луна!

К сожалению, я потеряла её. Я не спала так много ночей, беспокоясь об этом. Я много раз обращалась в оба аэропорта и авиакомпанию, но безуспешно.

Пока я сокрушаюсь о том, что я ужасная дочь, мне доставили два прелестных букета румяных роз и золотистых подсолнухов. После этого изматывающего разговора с Тадаши я предполагаю, что цветы от него.

Однако, когда я спросила его об этом, он ответил мне:

– Чёрт, бро, я должен был послать тебе цветы? Виноват.

Мне не приходится долго ждать, чтобы выяснить, кто их прислал. Не тогда, когда мне присылают ещё около дюжины букетов, один за другим. Белые незабудки. Тюльпаны, мои любимые, всех цветов. Желтые, фиолетовые, розовые и белые. Красные розы – любимые Генри. Розовый львиный зев – того же оттенка, что и мои волосы. Они заполняют гостиную Тадаши, и я не могу перестать улыбаться.

Мокко-латте, теплый круассан и мини-кончас доставляются в то утро, а затем и каждый последующий день. Я не хочу неправильно понять это, но ничего не могу с собой поделать.

Сол: Спокойно, всё кончено?

Луна: Чувиха, он выгнал меня из своего трейлера!

В любом случае, это то, что я продолжаю говорить себе. Когда я по глупости не надеюсь, что у меня ещё есть шанс.

Сол: Технически он сказал, что тебе не следует там находиться, “если это ничего не значит”. Ты, дурочка, предпочла уйти. Я бы осталась и всё обсудила, а под разговором я подразумеваю секс.

Луна: Ты МОЯ сестра, эй!!

Сол: Вот почему я должна достучаться до твоего мозга

Я знаю, что она права. Я облажалась. Снова.

Луна: Уже слишком поздно. Съемки закончены.

Сол: Послушай, я не осуждаю тебя за то, что ты страдаешь эмоциональным запором. Да, тебе не нравится говорить о своих чувствах и прочем дерьме, но ты не можешь продолжать прятаться.

Сол: Общение с этим гребаным недоумком тебя доконало, я понимаю, но не всё будут такими мудаками, как он

Мысли об этом идиоте уже не оказывают того разрушительного эффекта, как раньше. Сейчас я ничего не чувствую. Я сажусь рядом с розами и вдыхаю их сладкий аромат.

Сол: Генри – мудак?

Луна: Нет.

Мне даже не нужно думать об этом. Если уж на то пошло, он слишком мил. Делает всё, о чем его просят. Он невероятно добрый и щедрый. И он всегда был добр ко мне.

Сол: Чувиха, а что, если он твоя вторая половинка?

Слезы застилают мне глаза. Сол – романтик. Как и мой папа, они любят любовь. Они поют песни о любви и цитируют романтические фильмы. Ну, мой папа так делал, а Сол продолжила эту традицию.

Сол: Клянусь, я хотела бы быть рядом с тобой, чтобы надрать тебе задницу за то, что ты такая глупая и упрямая. Где мой старшая сестра, которая ничего не боится??? Неужели это та сумасшедшая сучка, на которую я всегда равнялась, потому что она делала то, что никто не считал возможным??

Это кажется невозможным. Быть откровенной с Генри? Признаться в своих мыслях, во всех безумных чувствах, которые он во мне вызывает, или рассказывать ему о мудаке, за которого я чуть не вышла замуж, и о том, как он обращался со мной? Одна только мысль об этом вызывает у меня дрожь, тошноту и нервозность.

Чёрт.

Луна: Все не так просто.

Сол: Ты имеешь дело с запретной любовью como tita? Он сказал, что ты недостаточно хороша для такой заносчивой задницы, как Дарси? Ты хочешь терпеливо ждать почти десять лет, как Энн?

Я удивлена ссылками. Все из книг, которые я люблю. Я говорила с ней о том, о чем она говорила, но сомневалась, что она действительно слушала.

Сол: Эй, ты хочешь, чтобы это закончилось?

Моё сердце бешено колотится. Потому что ответ очевиден и так прост.

Луна: Нет.

Сол: Это значит, что ты хочешь, чтобы он вернулся в твою жизнь?

Сол: Потому что, если ты этого хочешь, ты должна сказать ему

Я знаю. Не то чтобы у меня не было соблазна связаться с кем-нибудь, написать смс, отправить сообщение в личку, может быть, позвонить, но в итоге я ничего из этого не делаю.

Я несу несколько букетов в свою комнату. Затем просматриваю его Instagram, и я случайно лайкаю его последний пост. Реклама Burberry. В панике я убираю лайк и блокирую телефон так быстро, как только это возможно, и бросаю телефон на кровать.

Расхаживая взад-вперед, не отрывая глаз от проклятого экрана, я боюсь, что он включится и отправит сообщение сам по себе. Этого, конечно, не происходит, но он выдает новое уведомление. Я смотрю на него. Всё смотрю и смотрю.

Сообщение от Генри. Я знаю, что там будет написано. Оставь меня в покое. Не приставай ко мне. Перестань заглядывать на мою страницу. Что-то в этом роде – я уверена в этом.

Вдыхая и выдыхая, проглатывая комок, я беру себя в руки и нажимаю на сообщение, чтобы прочитать его.

Я скучаю по тебе.

Воздух покидает комнату, выбивается из моих легких. Мне нужно присесть. Нет, мне нужно лечь.

Я лежу, наблюдая, как по потолку скользят обрывки света от машин на улице, а затем они исчезают. В комнате снова темно. Я снова смотрю на свой телефон. Головокружительное тепло разливается по всему телу одновременно.

Я скучаю по тебе, подумал он, напечатал и отправил.

Что мне ответить? Я не знаю! Я печатаю разные сообщения и все удаляю. Ничто из того, что я пишу, не имеет смысла.

В этот момент телефон в моей руке оживает, и я получаю запрос на видео-звонок. Если я напечатать ничего не могу, как я что-нибудь скажу? Так какого хрена я отвечаю?

– Алло? – говорю я.

– Луна?

Этот голос, этот акцент, как теплый мед. Всё моё существо вибрирует. Я сажусь.

– Привет, – пищу я, когда его лицо появляется на экране. У меня сдавливает грудь, и я потираю место над сердцем.

– Я ведь не разбудил тебя, правда? – выдыхает он хриплым голосом, как будто он спал, хотя я знаю, что это не так.

– Нет, – у меня перехватывает горло. – Может, немного, – и я не знаю, помнит ли он тот разговор. Это было так давно. Я хочу сказать, что тогда было проще, но мы всегда собирались закончить здесь.

Он резко садится и включает свет. Он без рубашки, на нем только золотая цепочка с подвеской в виде луны на шее.

– Я тебя немного разбудил?

Эта ослепительная улыбка…чёрт возьми, он такой чертовски красивый.

– Кажется, я всегда так делаю.

Он действительно помнит.

– Как дела? – в уголках его глаз появляются морщинки.

Чёрт, чёрт, я просто пялюсь на него.

Он прочищает горло и пытается снова.

– Тоже не могла уснуть?

– Я спал! – бормочет кто-то.

Я не заметила, что он не в своей комнате. Столбик кровати другой. В этой комнате обои. Из меня получился бы неплохой детектив.

– Где ты? – спросила я.

– Отель “Чарльз”. В Мюнхене.

Кто-то швырнул в него подушкой.

– Потише! – у этого человека низкий голос.

От неприятного чувства у меня внутри всё сжимается. Я почти боюсь спросить.

– Кто это?

Прежде чем Генри успевает ответить, у него из рук выхватывают телефон. Лицо, которое я никогда не видела, кажется мне знакомым, но не знаю почему.

– Я тебя знаю, – говорит он мне. – Подожди, ты голая?

Генри за кадром рычит.

– Нет, я не голая!

Хотя и сняла толстовку. При виде Генри, при разговоре с ним, я безумно краснею, и моё тело горит.

– Вы собирались заняться сексом по телефону? Пока я в комнате...

Генри со свистом набрасывается на говорящего парня. Телефон с грохотом падает на пол.

– Это моя девушка, придурок! Имей хоть немного уважения!

У меня перехватывает дыхание, и головокружительная волна чего-то глубокого, прекрасного и могущественного разливается по моему телу. Болезненная надежда расцветает в моём сердце.

Когда кто-то опрокидывает лампу, по стене пробегают тени. Слышны только ворчание, проклятия и удары кулаками.

– Эй, Генри?

Суматоха прекращается.

– Да, любимая?

Я издаю странный, сдавленный звук. Я сплю? Должно быть, мне это снится.