Глава 6

ЛУНА

Кажется, я задремала. Не уверена, надолго ли. Быстро приняв душ, я переоделась в майку и шорты, которые бросила в рюкзак в последнюю минуту. Я имею в виду, я даже не раздевалась, но...подождите, теперь, когда я думаю об этом, мне, наверное, следовало раньше принять душ. В свою защиту скажу, что всё это происходит… Я не знаю, что я делаю!

Я никогда никуда ни с кем не ходила, зная их всего несколько часов. Никогда. Итак...я должна сейчас уйти?

Мы в городе, в котором ни один из нас никогда не был, что заставило меня почувствовать себя более предприимчивой, может быть? Потому что дома я бы так не поступила. Ни за что. Добавьте к этому турбулентность, которую мы испытали в самолете, вполне реальный страх смерти, а затем просто огромное облегчение и благодарность за то, что мы живы, я уверена, что всё это тоже сыграло свою роль.

Кроме того, Генри заказал еду...Так что было бы невежливо уйти, не так ли?

Если я буду до конца честна, я не хочу уходить. Я хочу вторую часть. Я хочу больше голодных поцелуев и больше отчаянных прикосновений. Я хочу, чтобы Генри снова проделал всё, что он делал со мной. На этот раз медленнее. И чтобы на нем было меньше одежды.

Внезапный стук в дверь отвлекает меня от моих мыслей. Я открываю, потому что сейчас очередь Генри приводить себя в порядок. Пока я несу подносы к маленькому столику, дверь ванной распахивается. В дверях стоит Генри, на его мокрой коже есть только полотенце, низко обернутое вокруг талии.

О.

– Услышал стук, – начинает он, выглядя взволнованным. – Думал, ты ещё спишь. Выскочил из душа, чтобы открыть дверь.

Я пару раз моргаю. Эти отвратительные мысли возвращаются в полную силу...потому что, ну, там так много красивой смуглой кожи, так много гладких мышц. Каждая частичка его тела абсолютно завораживает. Ручейки воды стекают по его груди, по его безумно рельефному животу, пока не исчезают в полотенце. Я слежу за каплями воды, завидуя тому, что они делают то, что я хотела бы делать в этот момент, целуя его кожу, пока они стекают по его телу. Я знаю, что пялюсь, но невозможно оторвать глаз.

Генри прочищает горло.

– Луна?

– Да? Я имею в виду…что? Я имею в виду... – я сглатываю, смущенная, чувствуя себя беспомощной. – Я просто подумала, – срань господня! – Тебе нужно поделиться со мной своими процедурами по уходу за кожей, потому что ты просто...ты...

На его губах играет улыбка.

– Ты действительно хорошо выглядишь, – ну вот, я это сказала. Я чувствую, как тепло разливается от пальцев ног до самой макушки. – И я уверена, что ты легко мог бы справиться с тем разъяренным мужем из самолета, – заканчиваю я, как идиотка.

– Я же говорил тебе, что смогу, не так ли? – он подмигивает, и я благодарна, что он подыгрывает мне.

Всё ещё мокрый, только маленькое полотенце отделяет меня от полностью обнаженного Генри, он подходит и встает рядом со мной.

– Я умираю с голоду.

Его рука скользит мимо моей, чтобы взять картошку фри. Я подпрыгиваю, как от удара током. Я не знаю, что со мной не так.

– Прости, – моя рука была буквально у него в штанах час назад, но теперь я смущена?

– Не стоит, – он ухмыляется.

Этому придурку нравится смотреть, как я извиваюсь. Он придвигается ближе, и его руки находят мою талию, кажется, очень долго, но, вероятно, это потому, что я перестаю дышать.

– И что теперь будет? – спрашиваю я, поворачиваясь к нему лицом. Я удивлена, что мой голос звучит ровно. Я не удивлена, что мне приходится запрокинуть голову, чтобы встретиться с ним взглядом.

– Что ты имеешь в виду? – он изучает моё лицо.

– Здесь. С нами? – я выскальзываю из его объятий и сажусь на кровать. Мне нужно пространство.

– Сначала, – ухмыляется он. – Мы поедим.

– Хорошо, – выдыхаю я. Я могу это сделать.

Еда выглядит аппетитной. Хотя Генри выглядит лучше. Прокашлявшись, чтобы прочистить горло, я начинаю задавать больше вопросов. Обычно я так делаю, когда нервничаю. Лучшая часть? Он отвечает.

Его первая связь произошла в девятнадцать. Придвигаясь ко мне ближе, он спрашивает, чем я занималась в девятнадцать. Я рассказываю ему, что училась на втором курсе колледжа, работала на двух работах – работа-учеба в Калифорнийском университете в Лос-Анджелесе в течение недели и кейтеринг по выходным.

Эта улыбка поражает меня. У меня внутри всё трепещет.

– Что за кейтеринг?

– Я помогала своей соседке с её бизнесом по продаже пупусас.

Улыбка становится шире, Генри наклоняет голову набок, ожидая, что я продолжу.

– Мы ходили на вечеринки по случаю дня рождения, – уточняю я. – Накрывали наш навес и стол со всеми орчатами и пупусасами, какие только можно пожелать. Это помогло оплатить учебу.

Обычно я не такая откровенная, но в нем есть что-то такое, от чего чувствуешь себя в безопасности. Кроме того, я почти уверена, что никогда больше не увижу его после сегодняшнего. Зная это, говорить с ним становится ещё легче. Плюс, в его глазах нет осуждения. Возможно, это одна из моих любимых черт в нём.

– Это и было моей целью – получить высшее образование. Никто в моей семье не учился в колледже.

Он поворачивается ко мне всем телом. Часть полотенца спадает, обнажая мускулистое бедро.

– Это определенно то, чем можно гордиться, – говорит он.

Я не улыбаюсь ему, но мне хочется улыбнуться.

– Тот, кого я упоминала? В то время мы были помолвлены.

Это застает его врасплох.

– Помолвлены? – его взгляд падает на мою левую руку, вероятно, перепроверяя, нет ли там кольца.

– Я была помолвлена.

В середине его лба появляется небольшая складка.

Когда я встречаюсь с ним взглядом, я вижу неподдельное любопытство.

– Я разорвала помолвку около двух лет назад, – добавляю я.

Он, должно быть, замечает, как меняется выражение моего лица, возможно, и тон тоже, потому что больше ничего не говорит. Мы едим в тишине, и проходит некоторое время, прежде чем он спрашивает:

– Хочешь поговорить об этом?

– Не совсем, – я не хочу вдаваться в подробности. Я не хочу тратить то немногое время, что у меня есть с Генри, ни на что другое, кроме него. – Я скажу, что он оказался худшим типом мудака.

– Ах.

– Да. Хотя я должна была догадаться. Я имею в виду, он из Бостона.

Генри по-совиному моргает, смотря на меня.

– Поверь мне, все их спортивные команды – отстой, – я пытаюсь обратить это в шутку, но у меня во рту становится противно, и я облизываю губы, чтобы стереть это ощущение.

Мы оба одновременно тянемся к тарелке с фруктами, неловко извиняемся и ждем, пока другой возьмет первый.

– А как насчет...

– Что ты...

Конечно же, мы начинаем говорить одновременно.

– Пожалуйста, сначала ты, – настаивает он.

– Я собиралась спросить про тебя.

Он вопросительно поднимает бровь.

– У меня было два партнера, – пожимаю плечами. – А как насчет тебя?

Он откидывается назад, опираясь на локоть, полотенце немного спадает, почти ничего не скрывая. Но я не позволяю своему взгляду блуждать. Ладно, может быть, немного.

– Ну, давай посмотрим...

Я ковыряю картошку фри, пока жду, когда он скажет мне число. Не то чтобы это имело значение, но мне очень любопытно.

– Слишком много. Некоторые идентифицировали себя как женщины, другие как мужчины, и небинарные персоны. И, э-э, есть некоторые, о которых я так и не удосужился спросить.

Я никогда не сомневалась, что их было много. Не думала, что это будет беспокоить меня так сильно. Я отгоняю эту мысль. Генри выглядит так, словно ждет от меня комментария, поэтому я спрашиваю:

– Какие отношения были самыми долгими?

В его глазах мелькает удивление. Возможно, мне не следовало спрашивать об этом.

– Самыми долгими были...один год. Он порвал со мной, потому что я переехал в Лос-Анджелес, а он не хотел отношений на расстоянии.

– Мне очень жаль.

– Мне тоже.

– Тебе бы хотелось, чтобы всё было по-другому?

– Тогда хотелось бы. Даже подумывал о том, чтобы не переезжать, – наступает пауза, когда он садится. – Он попросил меня остаться в Лондоне.

– Ох.

Генри надолго замолкает. В конце концов, он вытирает рот салфеткой.

– Я выбрал свою карьеру.

В его тоне есть что-то, чего я не могу определить. Я все равно киваю, но больше вопросов не задаю. Он уважал мою потребность держать некоторые вещи при себе; я могу сделать то же самое для него.

– Хотя мой агент... – он медленно выдыхает и долю секунды смотрит на меня из-под ресниц. Я не готова к боли в его глазах. – Она считала, что для меня будет лучше, если...если люди будут думать, что я натурал.

Он выдерживает мой взгляд, затем отводит глаза.

– Я послушал её, – бормочет он, прерывисто дыша.

Генри озабоченно потирает руки. Я не уверена, что имею право протягивать руку, но через некоторое время легонько кладу свою ладонь поверх его обеих.

– Мне не следовало этого делать, – заявляет он, сжимая мою руку. – Я черный мужчина. Я не из Штатов. Добавление бисексуальности к этому показалось мне перебором, поэтому я согласился с этим, но…Мне не следовало этого делать.

Я не знаю, что я могу сказать, чтобы облегчить глубокую боль и печаль, которые он, кажется, испытывает, поэтому я молчу.

– Никогда не делился этим, – он глубоко вздыхает. – Я никому не рассказывал. Даже моей семье.

Генри поднимает на меня глаза, полные непролитых слез. Я польщена тем, что он доверил мне что-то настолько личное. Может быть, со мной он тоже чувствует себя в безопасности. Или, может быть, зная, что мы больше не увидимся, ему тоже легче разговаривать со мной.

– Ненавижу, что я так себя чувствовал, – бормочет он так тихо, что я едва слышу его. Однако стыд, сквозящий в его словах, слышен громко и ясно.

– Генри? – он не поднимает глаз, поэтому я всё равно говорю. – Мне жаль, что тот агент сказал тебе это. Мне жаль, что тебе пришлось пройти через всё это.

Он молчит, смотря на свои руки.

– Ничего, если я тебя обниму? – спрашиваю я.

Ему требуется некоторое время, чтобы пробормотать:

– Конечно.

Я без колебаний обнимаю его.