Руга и Букко присутствовали при освобождении Паво.  В знак признания его помощи в подготовке гладиатора к победе и разоблачении заговора против Нарцисса,  Руга получил работу имперского телохранителя, сопровождающего чиновников, когда они выполняли свои гражданские обязанности по Риму.  Букко сказал Паво, что намерен продолжить карьеру комедийного актера. В конце церемонии он тепло попрощался с Паво, и двое мужчин поклялись остаться друзьями.  У Паво было такое чувство, что скоро они увидятся снова.

Теперь Паво поморщился, спускаясь от входа Дворца.  Раны, полученные в его жестоком столкновении с Гермесом, все еще давали о себе знать, и он двигался скованно, приближаясь к воротам окованным железом. Изысканные колоннады отбрасывали на ступени длинные тени. Прищурившись на закат, он заметил два ожидающих его силуэта.  Новый Чемпион Арены замедлил шаг, когда стоявшие на постах преторианской гвардейцы  открыли ворота. Он захромал к двум фигурам снаружи.  Затем он увидел их лица, и в его груди нахлынуло волнение.

Макрон шагнул к нему. Его рука была сжата вокруг крошечных пальцев робкого ребенка, стоявшего рядом с ним. Солдат широко ухмыльнулся ошеломленному гладиатору и кивнул головой на ребенка.

- Этот маленький засранец, я полагаю, твой сын.

Какое-то время Паво не мог говорить. Он упал на колени. Слезы моментально навернулись ему на глаза:  -  Аппий!

Макрон отпустил руку ребенка и мягко подтолкнул Аппия к отцу.  Паво с изумлением наблюдал за ребенком.  Походка Аппия была неуклюжей, когда он подошел к отцу, и Паво почувствовал прилив гордости, когда увидел, что его сын идет к нему сам.  В последний раз, когда Паво видел его, он был младенцем;  теперь он стал  маленьким мальчиком.   Паво внезапно ощутил укол печали.

- Мой сын, - пробормотал он. –  Это действительно ты.

Аппий с любопытством посмотрел на отца.  Паво вообразил, что мальчику он должен казаться каким-то монстром.  Всклокоченная борода закрывала нижнюю половину его лица. Его руки и ноги были отмечены синяками и шрамами от сражений на Арене. Его когда-то худое тело набухло  за счет тугих мышц.

- Я так скучал по тебе, мой мальчик.

Паво положил руки на маленькие плечи сына.  Так молод. В его голубых глазах мелькнула какая-то мысль, когда ребенок попытался взглянуть на него.  Наконец он протянул руку и коснулся деревянного рудиса,  который держал Паво.

- Меч, - сказал Аппий.

- Да, меч, - ответил Паво.

Ребенок поднял руку и слегка коснулся шрама на лице Паво:  - Отец.

Паво улыбнулся. Переполненный радостью, он крепко обнял Аппия и зажмурил глаза. Все это того стоило.  Тренировка, противостояние скользким вольноотпущенникам в Императорском Дворце, преодоление всех злобных врагов на Арене.   “За этот единственный миг, чтобы крепко обнять своего сына, как свободный человек,  - сказал себе Паво,  - он  вынесет любые лишения”.

Наконец он выпрямился и улыбнулся Макрону.

- Ты в прекрасном настроении …  

- Конечно,  химеры их всех побери, парень.  -  Макрон взмахнул свитком в правой руке с восковой печатью канцелярии Императора.  -  Я теперь центурион.  Лучше всего то, что я, наконец, возвращаюсь на границу  Рейна, и на этот раз в моем поле зрения нет ни одного назойливого грека, который мог бы меня остановить.

-  Когда вы получили повышение?

- Ранее, пока вы все смотрели, как этого дерьмового  Мурену распинали на кресте, Букко попросил меня зайти к нему на квартиру в Субуре и  привести к тебе Аппия.  Я был более чем счастлив сделать это.

- В конце концов, у нас обоих все сложилось неплохо, Макрон.  Или, лучше сказать, Центурион.

- Думаю, и так, и так звучит неплохо. -  Новоиспеченный центурион похлопал себя по груди. - Император дал мне тысячу сестерциев …  за повышение.  Очень щедро с его стороны. Обратный путь к Рейну будет долгим, и по пути мне понадобится компания нескольких дешевых шлюх.

- Значит, вы скоро уезжаете?

Макрон кивнул, засовывая свиток в боковую сумку: -  На рассвете. -  Он поднял глаза на Паво и на мгновение задумался:  -  Что  собираешься делать?  Учитывая, что ты теперь  вольноотпущенник и все такое.

- Я освобожденный гладиатор, Макрон.  И в этом разница. Общественные нравы Рима не дают мне права вернуться к своему прежнему высокому положению.

- Наплюй на светские нравы, парень!  Ты самый популярный гладиатор, которого когда-либо видел Рим.  Они будут говорить о том, как ты сражался  и  победил Гермеса, еще долгие годы.

Паво слабо улыбнулся. Центурион был прав. Другие гладиаторы пользовались популярностью у толпы,  и  Паво, как человек знатного происхождения, обладал уникальной привлекательностью. Его подвиги в какой-то степени восстановили доблесть  фамилии Валериев.  Вместе с возвращением своего поместья в Антиуме  Паво получил от Императора кубок, наполненный монетами за победу над Гермесом, которым, как посчитал,  он нашел хорошее применение. Он отложил небольшую сумму на могилу и памятник, которые должны были быть построены на Аппиевой дороге в честь его отца, а остаток пойдет в гильдию гладиаторов, чтобы другие бойцы, сраженные на песке, могли быть избавлены от унизительных погребений в общих  ямах.   После победы Курсор обратился к Паво с предложением стать его тренером и менеджером,  и устраивать показательные бои по всей Империи в обмен на долю прибыли.  Паво вежливо отклонил предложение.

- Значит, это конец твоей карьеры гладиатора?  -  спросил Макрон.

Паво кивнул:  - Я не хочу возвращаться на Арену. Он посмотрел на сына и улыбнулся. - Кроме того, я собираюсь начать новую карьеру.

Выражение лица Макрона помрачнело: - Только не говори мне, что пойдешь по стопам Букко и станешь презренным актеришкой!

- У меня нет таких талантов, -  Паво рассмеялся. - На самом деле, это не столько новый старт, сколько возвращение к старой работе.  -  Он сделал паузу на мгновение и посмотрел на Макрона с решительным выражением лица.  -  Император назначил меня трибуном Пятнадцатого легиона. Я должен отправиться в лагерь в Карнунтуме,  недалеко от Дуная, как только приведу в порядок свои дела.

- Трибуном?  Неплохое начало, или, можно сказать, продолжение! -   Макрон поднял бровь. - Неплохо… даже с этими бездельниками из Пятнадцатого.  А, вообще то,  Дунай считается подмышкой Империи.  По сравнению с ним  Рейн почти цивилизация.

- Я слышал, - кисло ответил Паво.  Он оглянулся на Императорский Дворец. - Я уверен, что за всем этим стоит один из этих скользких греков.  Императорский двор, похоже, весьма заинтересован в том, чтобы ускорить мой отъезд из Рима.

- Дать тебя  погреться на солнце, а потом отправить  в какое-нибудь грязное болото, где ты не будешь представлять угрозы для Императора, самый лучший вариант а?  -  Макрон покачал головой, радуясь, что ему  тоже больше не придется  иметь дело с политикой и интригами Рима. Он кивнул на Аппия :  -  А как насчет этого засранца?

Паво снова повернулся к мальчику и взъерошил ему волосы: -   Аппий  поедет со мной.  Как, когда-то и я пропутешествовал с отцом по всей Империи до него.

Макрон почесал челюсть:  -  Справедливо. Полагаю, есть посты похуже Дуная. Иудея, например. По крайней мере, у тебя будет шанс срубить больше подонков вроде Гермеса.  У тебя, кажется, талант рубить варваров.

Паво улыбнулся. Двое мужчин пожали друг другу руки. В одном новый Чемпион Арены был уверен.  Он не забудет Макрона никогда.

- Береги себя, парень, - сказал солдат, собираясь уходить.

- И ты тоже… Центурион.

Макро отвернулся.  Паво  смотрел, как он потащился прочь .  Через пару шагов он остановился и повернулся к бывшему гладиатору: -  Еще одно, Паво.

- Да господин?

Центурион прочистил горло, когда на его обветренном лице появилось стыдливое выражение: - Это о том, что мне пришлось участвовать на Арене в качестве бестиария в прошлом месяце. Пусть это останется между нами, а?  Никому ни слова.

Паво мягко улыбнулся: -  Не беспокойся. Твой секрет умрет вместе со мной.

- Где ты пропадал все эти гребаные месяцы?  -  рявкнул  центурион Луций Батиак Бестия, сворачивая свиток с печатями  Макрона на поездку.

Холодный ветер пронесся по крепости Второго легиона на берегу Рейна, теребя плащ Макрона, когда он неподвижно стоял перед воротами в южной части лагеря. Часовые не ожидали ни чьего прибытия, а поскольку Макрон  долго отсутствовал  вдалеке от лагеря, он не знал пароля. После резкого обмена словами было отправлено сообщение Бестии, центуриону-премипилу   Второго и начальнику Макрона.  Только когда Бестиа  сам увидел своего товарища, ворота открылись. Небо было серым, а земля превратилась в море взбитой грязи, зима медленно уступала место весне.

-  Ну, отвечай?  - спросил Бестиа, постукивая ногой. - Я все еще жду ответа.

Макрон тщательно взвесил свои слова. Прошло немногим меньше двух месяцев с тех пор, как он покинул Рим и отправился на север. Обратный марш к легионерской крепости был хорошим упражнением, и, несмотря на снег на горных перевалах и грязь на лесных тропах, он проходил по двадцать миль в день, останавливаясь только поесть и прислонить к чему-нибудь голову на ночь. У новоиспеченного центуриона было достаточно времени, чтобы обдумать свое оправдание длительному отсутствию среди товарищей. Но теперь, когда Бестия бросил на него долгий, тяжелый взгляд, его разум внезапно опустел.

- Я, э… я имею в виду…

Бестиа скрестил руки на груди и нахмурился:  -  Кажется, я догадываюсь, что с тобой  произошло… Центурион.

- Да, господин?  -  Макрон моргнул и попытался успокоиться, внезапно испугавшись, что Мурена или кто-то из его Имперских чиновников все-таки каким-то образом  успели отправить сообщение во Второй Легион. Он напряг мускулы и приготовился к тому, что Бестия сообщит ему отвратительные  новости о том, что его карьера в легионе окончена.

Бестия ухмыльнулся: - Ты просадил наградные деньги на пироги, вино и шлюх.  Затем ты запаниковал и понял, что слишком долго не видел  своих боевых друзей, и,  используя новых приятелей в высших сферах,  решил  вызволить себя из неприятностей под каким-то сказочным предлогом о том, что тебя наняли по Имперским делам.  Чушь!  Меня, ты, не проведешь, Макрон. Все это время ты нагружал себя  фалернским.