Глава 1

Труди, с раздражением сбросив с себя руку безмятежно храпевшего носом в подушку любовника, выбралась из постели, одернула перекрутившуюся футболку и вышла на широкий балкон. Хотелось воздуха. Июньская ночь пахла нагретым за день асфальтом и цветущим жасмином, огромный куст которого рос прямо под окнами квартиры. Труди вдохнула сладкий аромат, прикрывая глаза, и закурила.

Сердце, до этого колотившееся где-то в горле, кажется, начало «сползать», успокаиваясь, на законное место. Очередной мерзко повторяющийся кошмар постепенно отпускал. Снилось Труди всегда одно: полный перепуганных людей зал консерватории, террористы на сцене и в проходах, обвязанные тротилом смертники среди заложников и мощные фугасы, расставленные так, чтобы при взрыве совершенно точно погибли все.

Труди тогда было тринадцать. Она училась играть на скрипке, которую в ту пору искренне ненавидела, а потому периодически устраивала жестокие бунты, восставая против «домашнего насилия» в виде музыкальной школы из-под палки. Но перечить маме, задавшейся целью вырастить из дочери великую скрипачку, оказалось делом зряшным, от скрипки было никуда не деться, и тогда юная бунтарка начала искать другой выход. Как известно: если не можешь изменить ситуацию, измени свое к ней отношение. Ну, Труди и изменила, начав всем назло играть на проклятой «пиликалке» не классику, а яростные рóковые композиции.

Мама заламывала руки и возводила глаза к потолку, науськанный ею отец проводил с Труди душеспасительные беседы и рисовал радужные карьерные перспективы, намекая на какое-то важное знакомство в одном из лучших инструментальных оркестров страны. Ну и, конечно, родители регулярно водили дочь в консерваторию, чтобы та, послушав игру признанных мастеров, наконец-то образумилась.

В тот день они как раз отправились на концерт известного на весь мир скрипача Лейфа Кригера. Этот человек был уже немолод, но все еще очень хорош. Родители Труди и она сама сидели в первом ряду — отец не пожалел денег, чтобы дочь получила возможность как можно ближе увидеть, как играет знаменитость, проследить за движениями его пальцев, за нервным порханием смычка.

Лейф Кригер Труди впечатлил. Причем даже не филигранностью исполнения. Уже немолодые пальцы не всегда идеально точно справлялись с задачей, и абсолютный слух чистокровной волчицы, которой и была Труди Кляйн, это фиксировал. Нет, дело было в другом. В том, что музыкант, играя, действительно полностью растворялся в музыке. Мелодия жила в Лейфе Кригере… Да что там! Этот пожилой человек сам становился ей, летел, выплескивался, щедро одаривая всех мощью своих переживаний и страстей! А потому, наверно, и не сразу понял, что вокруг стало происходить нечто ужасное, никак не связанное с красотой музыки.

Террористы, ворвавшиеся в зал, вставшие в дверях, взобравшиеся на сцену, не церемонились. Мат, очереди в потолок и в тех, кто запаниковал или не сразу их послушался. Великого Лейфа Кригера просто скинули со сцены практически под ноги Труди и ее застывшим в ужасе родителям. Спасая инструмент, скрипач упал неудачно, приложившись рукой и боком, вскрикнул, и Труди, когда помогала ему сесть, увидела на лице Кригера гримасу боли…

Следующие несколько часов стали самыми страшными. Террористы нервничали сами, постоянно орали, стреляли. Они то начинали петь что-то заунывно-пугающее, то молились. Захваченных врасплох беспомощных зрителей запугивали, не пускали в туалет, не давали есть или пить, не позволяли даже просто шевельнуться или тем более встать!

Террористы более или менее успокоились только после того, как между заложниками расселись смертницы в черном и в поясах со взрывчаткой, а в разных частях зала были размещены фугасы. Убедившись, что эти жуткие приготовления завершены, главарь — низкорослый, сухощавый оборотень — открыл торги с властями.

Труди, по-прежнему сидевшая в первом ряду, прекрасно слышала условия, которые тот выдвигал, сжимая в пальцах телефонную трубку так, что, казалось, она вот-вот треснет. И даже ей — девочке-подростку — озвученные террористами требования казались совершенно невыполнимыми, дикими.

Ночь прошла относительно спокойно. Убили лишь одного, похоже, впавшего в истерику оборотня, который вдруг вскочил со своего места и, приняв звериную форму, помчался к выходу, прыгая через ряды. Спать не хотелось абсолютно. В зале вообще мало кто спал, но при этом стояла какая-то воистину могильная тишина. Даже дети, которых Труди успела заметить еще до начала концерта, в холле, и те не плакали. Отключенные по приказу террористов, а после сваленные кучей посреди сцены мобильники тоже молчали.

Утром всем по очереди позволили сходить в туалет и напиться там из-под крана. После в зале вновь установилась зыбкая тишина и странный, какой-то иррациональный, пугающий порядок. Заложникам раздали бутерброды из буфета, а Труди даже перепало изрядное количество шоколадных конфет. Террорист, постоянно ходивший по проходу между сценой и первым рядом с автоматом наперевес, при этом облизывая Труди каким-то отвратительно-пачкающим взглядом, кинул ей на колени большую горсть. Это оказалась «Вишня в коньяке» — пьяная вишня, как, подмигнув, сообщил этот оборотень. И Труди, которая раньше никогда ничего алкогольного и не нюхала, стесняясь того, что ни с кем не делится, ела одну конфету за другой, незаметно все более хмелея.

Те, кто вел переговоры с террористами со стороны спецслужб, явно тянули время: переспрашивали, уточняли, пробовали торговаться. Тогда-то и началось то, что изменило для Труди всю ее последующую жизнь: разозленный задержкой главарь потребовал на сцену скрипача. Кригера вздернули на ноги — Труди опять услышала болезненный вскрик, когда его подхватили под руки — и затащили на сцену.

— Говорят, хорошо играешь. Ну давай, сыграй нам.

— Я бы с радостью, — голос скрипача хрипел и срывался, — но я упал и, кажется, руку сломал. Я просто не смогу…

Труди понимала, что Кригер не врет, что это не отговорка, что все действительно так, но террористу было на это плевать, этот урод просто хотел развлечься. И неважно чем — скрипичной игрой или смертоубийством.

— Тогда тебя придется пристрелить, — сказал он и махнул рукой, подзывая приспешников. — Через пять минут подойдет срок, который я обозначил для выполнения моих требований. И если эти твари, которым на вас, — тут он возвысил голос, чтобы его услышали все в огромном зале, — совершенно наплевать, опять начнут вешать мне лапшу на уши, я прикажу тебя расстрелять, дедуля. Тебя и еще десяток других. А после выкину ваши трупы на улицу, под ноги этим шакалам.

И тогда осмелевшая на коньячно-вишневых дрожжах Труди встала и сказала, что готова сыграть вместо неспособного к этому Лейфа Кригера…

Глава 2

Это было для всех так неожиданно и странно, что ей дали такое разрешение, после буквально вырвав из рук обезумевшей от страха мамы, которая попыталась дочь удержать.

Раньше Труди никогда не держала в руках ничего похожего на концертный инструмент знаменитого музыканта. У нее всегда были самые обычные скрипки, купленные в ближайшем магазине музыкальных инструментов. Это же был шедевр, произведение великого мастера, умершего пару столетий назад. Неудивительно, что Кригер, падая, сделал все, чтобы инструмент не пострадал.

Голова кружилась, пальцы не слушались, и Труди поначалу ужасно фальшивила. Скрипка под смычком взвизгивала истерично, заставляя морщиться даже террористов. И страх перед ними как-то очень быстро отрезвил… Нельзя было позволить, чтобы главарь, разочаровавшись, вновь вспомнил о своих угрозах!

А потом Труди кое-что увидела. Собираясь играть, она невольно встала подальше от пугавших ее террористов и ужасного фугаса — в стороне от всего этого и ближе к заднику сцены. С этого места оказались хорошо видны составленные по бокам и скрытые занавесом от зрителей декорации. Вот там-то на какой-то момент и возникла бесшумная и быстрая тень в черном. Человек, а, вероятнее, оборотень (их в спецподразделениях по понятным причинам всегда было больше), чье лицо скрывала балаклава, а голову шлем, приложил палец к спрятанным под маской губам и жестом предложил Труди играть: одну руку согнул так, будто держит скрипку, а второй поводил, изображая движения смычка.

После спецназовец исчез, скрывшись во тьме закулисья, но само его появление все изменило для Труди. Она вдруг поняла: заложников не бросили, как постоянно твердили террористы. Операция по освобождению идет полным ходом, а опытные спецы — сильные, хорошо вооруженные оборотни и умные, тренированные люди — уже здесь, рядом. И они просят им помочь. Да! Помочь! Иначе с чем другим была связана эта просьба играть? Значит, им нужно что-то громкое, что-то способное отвлечь внимание! И, поняв это, Труди вдарила так, как позволяла себе только дома. Какие там нежные скрипичные партии, которые она пыталась изобразить поначалу?! Нет! Только хардкор! Только тяжелый рок! Ритмичный, яростный, иногда визгливо-истеричный, иногда сильный, подавляющий.

Какой на все это была реакция зала? Чем закончился новый тур переговоров главаря террористов с властями, и были ли они вообще? Сколько часов подряд, сбивая пальцы в кровь, играла юная скрипачка? После она вспомнить не смогла. Это был какой-то транс, полное отчуждение, уход от жестокой реальности.

В итоге она, как давеча и Лейф Кригер, даже не сразу поняла, что все изменилось. Не осознала, что в голове вдруг стало мутиться не от давно ушедшего опьянения, а от странного душного запаха; что главный террорист, который все это время с усмешкой слушал Труди, уронил голову на грудь; что неожиданно и одномоментно рухнула прямо на сцену часть стены справа от Труди, открывая проход для людей в черной спецназовской форме и в глухих шлемах, а сразу после одновременно распахнулись двери в зал и со всех сторон раздались выстрелы.