Десятая глава

Лекс

Настоящее

Я грубо кашляю, словно проглотил кучу бритвенных лезвий.

     Мои глаза плотно закрыты, и я не в состоянии игнорировать огонь, когтями впивающийся мне в горло. Воды, мне нужна вода. Я с трудом открываю глаза, и свет ударяет в сетчатку. Что, черт возьми, со мной не так? Я оставляю попытки и зарываю голову под подушку, чтобы снова заснуть.

     Попытка номер два — на этот раз я делаю это медленно.

     Когда я открываю глаза, яркий свет снова обжигает. Это гребанное солнце. Я натягиваю простыню над головой, чтобы заслонить свет. Что-то не так на моей коже.

     Я плотнее притягиваю простыню к себе. Что это, черт возьми, такое? Она мокрая и липкая. Мои глаза все еще закрыты, но я чувствую, как она прижимается к моему туловищу. Я опускаю руку вниз в поисках этой странной вещи, раздражающей меня, скребу ладонью по телу, пока не нахожу ее в районе грудной клетки. Сжимая его в руках, я подношу его к глазам.

     Это презерватив.

     Черт!

     Пораженный открытием, я безвольно сажусь и смотрю на этот кусок резины, результат моей боли. Я крупно облажался! Что, блядь, я натворил?

     — Хорошо, что ты проснулся.

     Звук голоса заставляет меня подпрыгнуть. Я не один.

     — Что ты здесь делаешь?

     — Полагаю, ты ничего не помнишь о прошлой ночи?

     Я напрягаю свой мозг, пытаясь вспомнить, что произошло. Я так много выпил — очень много. Всю бутылку виски и даже совершил набег на мини-холодильник в гостиничном номере.

     В холле отеля я увидел Викторию и потащил ее в свой номер. Я помню, как пронзительно звучал ее голос, когда она расстегивала мою рубашку и проводила руками по моей груди. Она бормотала слова вроде наконец-то я получу кусочек тебя и прочее грязное дерьмо, но потом все стало размытым, и я думаю, ну, надеюсь, я отключился.

     Я потираю лицо, желая избавиться от этого: — Что я сделал?

     — Что, по-твоему, ты сделал?

     — Пожалуйста, скажи мне, что я этого не делал?

     Это может повлиять на мой бизнес. Виктория будет иметь то, что будет стоять у меня над душой до конца жизни. Как я мог быть таким невероятно глупым?

     — И почему ты хочешь, чтобы я сказал тебе, что ты этого не делал?

     — Потому что... потому что..., — я не могу произнести ее имя. Оно все еще слишком сырое. Я сказал ей, что с меня хватит, но действительно ли с меня хватит, или это какой-то мини-перерыв? Я не знаю правильного ответа, но я знаю достаточно, чтобы не ставить под угрозу что-либо в будущем из-за того, что я был пьян и наебнулся, и я имею в виду большой гребаный срок.

     — Просто скажи мне, хорошо?

     — Нет, не скажу, — уверяет меня Кейт, — Я остановила это.

     — Ты остановила это? — спросил я, шокированный и сбитый с толку ее комментарием.

     — Да. Я знала, что ты будешь сожалеть об этом, поэтому время требовало решительных мер.

     — Что ты сделала?

     Меня охватывает беспокойство, но я также чувствую облегчение от того, что ничего не случилось. Это был мой чертовски удачный день, что бы там ни было, что спасло меня.

     — Я позвонила Эрику.

     — Что ты сделала?

     — Я позвонила Эрику. Он встретился со мной, и мы получили доступ в твой номер. Виктория была вокруг тебя, и, ну, она сказала нам отвалить, но мы отказались. Если это означало, что нам придется сидеть здесь и смотреть, то так тому и быть.

     — А потом?

     — Она сказала «хорошо, смотрите», я полагаю, пытаясь вызвать наш блеф, и мы так и сделали. Ты даже сказала мне, что я могу присоединиться, если захочу, но Эрику нельзя.

     Я зарылась лицом в свои руки: — Мне так жаль, Кейт.

     — Извинения приняты, — неловко заявляет она, — Ну, она разозлилась и поняла, что мы никуда не уйдем, поэтому накричала на нас, а потом, наконец, собрала свои вещи и ушла.

     — А презерватив с..., — мне немного неловко, я не хочу произносить это слово при ней, но я думаю, что все чувство профессионализма вылетело за дверь с криками и пинками прошлой ночью, — Это... эм, вы знаете, что внутри?

     — О, это просто кокосовый сок. Эрик подумал, что тебе нужен урок. Давай, понюхай.

     — Я поверю тебе на слово.

     Сидя там, я вздохнул, что Кейт снова спасла положение. Я не мог не чувствовать себя неловко из-за того, что я был без рубашки, когда она сидела напротив меня. Она, должно быть, тоже это почувствовала, бросив мне футболку «Янки», которую я с удовольствием надел.

— Кейт, я мог облажаться по-крупному, — говорю я едва ли выше шепота.

     — Да, ты мог. Я знала, что ты будешь сожалеть об этом, и Чарли никогда в жизни не простит тебя за это, несмотря на то, что вы не вместе.

     — Но кто сказал, что она не трахалась с Джулианом на прошлой неделе или даже прошлой ночью? — этих слов достаточно, чтобы ярость внутри меня снова закипела.

     — Потому что она бы не стала. Вам обоим нужно узнать, что такое доверие, потому что без него как можно полностью отдаться другому человеку?

     — Мне больше нечего отдавать. Сегодня вечером я возвращаюсь в Лондон и остаюсь на месте. Любую работу в Нью-Йорке можешь взять на себя ты или даже Питерс. Да, отправь его сюда, чтобы он занимался прессой нового офиса.

     — Так вы собираетесь ее оставить?

     — Другого варианта нет, она ясно дала это понять.

     — Он всегда есть, просто ты не хочешь открыть глаза, — говорит она мне довольно грубо.

     Может, так оно и есть, но мне надоело быть в этом любовном треугольнике. Все, чего я когда-либо хотел — это она. Одна. Никого больше. Когда дело касается нас, всегда есть кто-то еще.

     — Я не хочу больше говорить об этом. Спасибо, что остановили меня прошлой ночью, но эта тема закрыта, вы понимаете?

     — Да, сэр, — она встает и уходит, побежденная.

     Я был резок и знаю, что у нее добрые намерения. Но мне нужно одиночество.

     Черт, я готов на все, чтобы стереть весь этот беспорядок прямо сейчас.

***

     — Не двигайся, Лекс!

     Я стою на подиуме посреди гостевой спальни Адрианы. Она расставляет булавки вдоль подола, обводя обе ноги. Это последнее, что я хочу делать после того, как весь день боролся с похмельем, — Ладно, готово. Неплохо, старший брат.

     — Я чувствую себя пингвином. Почему у костюмов такие хвосты?

     — Потому что это классический смокинг, тупица.

     Когда я оглядываю комнату, мое внимание привлекают три одинаковых платья. До свадьбы осталось чуть больше месяца, и ее никак не избежать, сколько бы я ни брыкался и ни кричал. Я придумал несколько отговорок, чтобы отказаться от участия, но я обязан это сделать Адриане, к тому же я никогда не услышу конца этого от моей матери.

     И все же холодная, суровая реальность такова, что мне придется увидеть ее, и мне придется идти с ней к алтарю. Следуя свадебным традициям, мне, вероятно, придется танцевать с ней. Целая куча прикосновений с той, кого я не могу иметь.

     — Я знаю, о чем ты думаешь. Тебе придется увидеть ее чуть больше чем через месяц, пройти с ней к алтарю, потанцевать с ней.

     Подняв голову, я смотрю на сестру недоверчивым взглядом: — Серьезно, Адриана, какого черта?

   — Я права, верно? — она кивает головой, сложив руки на коленях, — Похоже, с возрастом я становлюсь все более ясновидящей. Или это, или тебя легко читать.

     Адриана собирает булавки и кладет их в свой швейный набор. Сидя на полу со скрещенными ногами, она смотрит мне в лицо. Я знаю этот взгляд, поэтому решаю избежать его, пройдя за ширму и переодевшись обратно в джинсы.

     — Слушай, Лекс, если мне нужно переставить партнеров и все такое, я могу.

     — Нет, Адриана, это твоя свадьба. Не меняй ничего, — почти требую я, мазохистская часть меня хочет почувствовать запах Шарлотты, когда она идет рядом со мной, — Мы взрослые люди и можем вести себя прилично в течение нескольких часов.

     — Например, шесть часов, Лекс.

     — Что! Твоя свадьба длится шесть часов?

     — Ну, восемь, если включить церемонию.

     Вот почему я не занимаюсь свадьбами. Я ненавижу все это дерьмо, и это просто для «шоу», в любом случае. Вам не нужно тратить нелепые суммы денег и приглашать сотни людей, чтобы показать, как сильно вы любите друг друга. Черт, восемь часов притворяться, что улыбаешься. Я вспоминаю свою собственную свадьбу с Самантой много лет назад, это было то же самое старое дерьмо, и ради чего? В Америке самая высокая статистика разводов. У меня за плечами один развод, и я собираюсь пойти на второй.

     — Слушай, мне нужно успеть на самолет. Я лучше пойду.

     — В Лондон?

     — Да, — засунув руки в карманы, я смотрю на пол, — Так что, слушай, мы не увидимся до свадьбы.

     — Ты не вернешься в Нью-Йорк?

     — Нет, Адриана. Пожалуйста, не спрашивай. Не сейчас, — умоляю я, не позволяя ей вставить ни слова. Я машу рукой на прощание и выхожу из гостевой комнаты, но в коридоре меня встречает нервный Элайджа.

     Быстро моргая, он почесывает затылок, не в силах посмотреть в мою сторону. Я не знаю, в чем его проблема, но у меня нет времени задавать вопросы, иначе я пропущу свой рейс домой.

     — Я просто ухожу, Элайджа.

     — Послушай, Лекс... я... ну, тут...

     — Что? — разочарованный, я отталкиваю его в сторону, пока не останавливаюсь на месте.

     Она здесь, в гостиной.

     — Прости, — бормочет он, — я пытался предупредить тебя.

     Я бросаю на него раздраженный взгляд. Он мог бы предупредить меня, если бы не болтал, как школьница.

Шарлотта стоит у двери, избегая моего тяжелого взгляда. Мое сердце колотится со скоростью миллион миль в секунду, и я не могу не заметить, как она изменилась.

На ней джинсы с низким разрезом, серая толстовка с надписью «Girls Do It Better» спереди и ее Converse. Ее волосы завязаны в неровный хвост, но мое внимание привлекает не одежда и даже не прическа, а ее лицо. Цвет ее кожи бледный, почти тусклый, без ее обычных румяных щек. По сравнению с тем, когда я видел ее вчера, она выглядит очень уставшей, с темными кругами вокруг глаз, и они также кажутся опухшими. Она плачет, и мне до боли хочется протянуть руку и дотронуться до нее, приласкать ее лицо и унять боль, которую она переживает, но ведь это я сказал, что все кончено.

     Я не могу вернуться к своим словам, не так ли?

     Но она моя жена. Оберегать и хранить до тех пор, пока смерть не разлучит нас.