Тридцать пятая глава

Лекс

Я сижу за своим столом, смотрю на часы, не в силах пошевелиться.

     Шарлотта звонила мне несколько раз, но я, как мудак, оставил трубку на голосовой почте. Я не знаю, как справиться с тем, что произошло прошлой ночью. Сегодня утром было достаточно плохо, поскольку, клянусь, я выглядел виноватым в том, что держал палец возле чужой киски.

     Сегодня я предложил Монтане работу в другой компании, в которую я вложился, и она с радостью согласилась. Ее самолюбие уязвлено, и, к счастью, она достаточно взрослая, чтобы не принимать это дальше, потому что в ее руках карты, которые могут уничтожить меня.

     Телефон звонит снова, и я смотрю на определитель номера. Никки.

— Что тебе нужно? — отвечаю я, пораженный.

     — Веди себя как хочешь, Эдвардс, но я предупреждаю тебя, что ты на грани потери своей жены.

     Честное слово, женщины и их чрезмерно драматичные эмоции. Никки всегда должна высказывать свое мнение, когда речь идет о наших с Шарлоттой отношениях.

     — Никки, я сейчас приду, хорошо? Я уже выхожу.

     — Так скажи мне, Лекс, стоит ли Монтана того, чтобы потерять свою семью?

     — Ты не знаешь, о чем говоришь, — я замялся.

     — Точно, я понятия не имею, о чем говорю. Вот почему сегодня я нашла на нашем сервере документы о разводе, составленные Чарли.

     Я замираю, мое тело напрягается при слове «развод». Никки создает ненужную драму. Шарлотта никогда не оставит меня.

     — Вот именно. Ты мне не веришь? — она почти смеется, — Проверь свою электронную почту, — я слышу пинг и быстро открываю электронную почту, вложение передо мной озаглавлено «Эдвардс против Эдвардса». Мое сердце опускается в самую низкую яму. Я все ужасно испортил и понятия не имею, как что-то исправить. С волной тошноты, угрожающей мне, мой желудок твердеет, когда реальность начинает вступать в свои права.

     — Я буду считать, что твое молчание означает, что ты ни о чем не догадывался, — промолвила она.

     Я теряю дар речи. Я не хочу, чтобы она меня бросила. Почему она должна меня бросить? Да, я сделал ее жизнь невозможной, но мы согласились на это единство, пока смерть не разлучит нас. Послушай себя, ты сам ее испортил и теперь пытаешься переложить вину на нее. Ты самовлюбленный кусок дерьма, Эдвардс.

     — Я предупреждаю тебя сейчас, Эдвардс, так что слушай меня хорошенько. Я не знаю, что ты делаешь или кто ты, но ты, возможно, захочешь переосмыслить свои действия, потому что пока ты сидишь здесь и жалеешь себя, на гала-вечере присутствует некий журналист, и я могу сказать тебе сейчас, что твоя жена, похоже, наслаждается его компанией.

   Гребаный подонок.

     Волна ярости проходит через меня при мысли о том, что он пытается вернуть ее. Я паникую, мне нужно убираться отсюда.

     — Никки, пожалуйста, пообещай мне, что не позволишь ей ничего сделать, — отчаянно прошу я.

     Она молчит.

     Я слышу шепот на заднем плане.

     — Я слежу за ней. Тебе просто лучше быть на пути сюда, потому что, похоже, твой конкурент уже близок к тому, чтобы вернуть свою девушку.

     Я быстро кладу трубку и бегу к своей машине. Я мчусь домой, затем забегаю внутрь и быстро переодеваюсь в смокинг. Когда я мчусь обратно к машине и уезжаю, мне повезло, что меня не остановили из-за того, что я превысил скорость. Я подъезжаю к длинной, извилистой подъездной дорожке, расстроенный тем, что парковка переполнена, но, к счастью, я нахожу место в темном углу.

     Я вхожу через боковой вход, не желая быть замеченным, но Рокки держит меня на радаре. Никки находится в другом конце комнаты, разговаривает с Кейт и настороженно смотрит на меня.

     — Чувак, серьезно, что, блядь, происходит? Ты трахаешься с Монтаной? Ты просто охренел. Клянусь, эта цыпочка выглядит милой и подтянутой... но пошел ты, если это так, потому что я люблю Чарли как сестру.

     — Рокки... Я не трахаюсь, ясно? На самом деле, она больше не моя помощница.

     — Ладно, что случилось? Она отсосала у тебя, так что ли?

     — Слушай...

     — Чувак, — его тон смягчается, — Я знаю, что ты не стал бы так поступать с Чарли. Я имею в виду, целенаправленно трахаться, но ты должен исправить свой брак. Что бы тебя ни беспокоило, исправь это сейчас, потому что если ты посмотришь туда... — он указывает на танцпол, где Шарлотта в объятиях Джулиана, ее голова удобно лежит на его плече, — ты потеряешь свою женщину навсегда, — похлопывает меня по спине, прежде чем уйти.

     Температура в комнате повышается, мое кровяное давление готово взорваться, пока я зациклен на том, как она танцует с ним. Он шепчет ей слова на ухо, а мое сердце бьется из груди. Я в ловушке собственных ошибок, обильно истекаю кровью, но именно я держу нож, разрывая нас на части.

Она выставляет напоказ мою слабость передо мной и всем миром, единственное, что я не могу контролировать, как бы ни старался. Джулиан Бейкер навсегда останется человеком, который первым предложил Шарлотте брак, который предложил ей жизнь, когда я этого не сделал. Он трогал ее так, как должен был трогать только я. И несмотря на все это, их всегда будет связывать эта связь, и ничто из того, что я сделаю, никогда этого не изменит.

     Шарлотта — моя гребаная жена, и я стою, абсолютно парализованный гневом, пока ее глаза не ищут комнату и не фокусируются на мне.

     Не оставляй меня, Шарлотта.

     Я люблю тебя, детка.

     Не слушай его, я тебе подхожу.

     Я смотрю, как она отстраняется от него. Я наблюдаю, как он хватается за нее за дорогую жизнь, без сомнения, давая обещания дать ей все, чего не дал я, потому что я гребаный эгоистичный мудак, попавший в засаду из-за собственной неуверенности.

     Она подходит ко мне, и невозможно устоять перед ее красотой, когда она стоит передо мной в черном вечернем платье без бретелек, которое обтягивает ее тело во всех нужных местах, в тех местах, которые я хочу перевернуть языком.

     Держись за нее, Эдвардс.

     Не дай ему украсть ее у тебя.

     Шарлотта говорит слова, которые должны быть сказаны после того, как я позволил своим эмоциям обрушиться на нее с обвинениями. Понимая, что я полностью потерял контроль, я тяну ее за собой к выходу, нуждаясь в том, чтобы выбраться оттуда и оставить ее в покое. Мне нужны ответы. Мне нужно, чтобы она знала, что она моя, что я наконец-то набрался смелости и начал бороться, надеясь, что еще не слишком поздно, и я не потерял ее навсегда.

     Отчаяние поглотило меня. Я с силой тяну ее, толкаю на капот своей машины, возвращая то, что все это время было моим. Мне нужно требовать то, что принадлежит мне, это побеждает все рациональные мысли, и я знаю, что причиняю ей боль. Я знаю, что она плачет, но в тот момент, когда мой член погружается в нее, я падаю в прекрасную бездну, полную света, ослепляющего меня и одновременно успокаивающего мои чувства. Всего несколько толчков, но мое тело разгорается в ревущее пламя, и я могу продержаться так долго, прежде чем все закончится.

     Я снова напоминаю ей, кому она принадлежит, и даже в ее мольбах я чувствую, как ее тело погружается в меня. Ее стены напрягаются, и осознание того, что моя прекрасная жена взорвется на моем члене в течение нескольких секунд, заставляет меня впиться в нее еще раз, пока мои стены не разрушатся, и каждый нерв не будет преодолен наслаждением.

     В ночной прохладе я вдыхаю свежий воздух, пытаясь успокоить свое колотящееся сердце. Я неохотно отстраняюсь, и тут она говорит мне, что больше не может этого делать.

     — Пожалуйста, отпусти меня, — умоляет она.

     Мы планировали наше будущее, наши жизни как одно целое. Мы принесли в этот мир ребенка и говорили о том, что однажды наша семья снова увеличится.

     С разбитым сердцем и в отчаянии я умоляю ее остаться со мной.

     Я чертов идиот. У меня есть лучшее, что есть в мире, и я чуть не потерял это, попав в плен своей старой жадности и эгоизма.

     И я думал, что она простит меня, но вместо этого она ушла.

     Она попросила время, но время для меня означало еще больше оснований для того, чтобы покинуть наш брак. Я паниковал, говорил слова, вспоминал Джулиана, пока она не исчезла обратно в бальном зале, а я остался стоять на своем.

     Хоть раз я позволила своей ревности и контролирующей натуре отойти на второй план. Шарлотта дала о себе знать, и чтобы завоевать ее доверие, мне нужно не давить на нее.

     Я держался на расстоянии в глубине комнаты, наблюдая за ней, пока она так уверенно говорила. Я чертовски гордился ею, поражался ее таланту и силе, прилагая усилия, чтобы сказать ей об этом, когда мы вернемся домой.

Я спал в комнате для гостей, несмотря на то, что мое тело жаждало ее прикосновений. Утром, когда я проснулся, я с удивлением обнаружил, что она работает. Я знал ее достаточно хорошо, чтобы понять, что ее потребность закопаться в работу — это отвлечься от моего присутствия. Поэтому, опять же, я не стал настаивать, просто предложил помочь с цифрами. Стараясь изо всех сил не контролировать ситуацию, как я делаю это каждый день в офисе, я предложил несколько предложений, которые она приняла с благодарностью.

     Как бы тяжело это ни было, я оставила ее работать и провел день с Амелией. Я отвел ее в парк, потом долго гулял по пляжу, пока она спала в своей коляске. Когда мы вернулись домой, все было как обычно: ужин, купание, затем постель.

     В ту же ночь я спал в гостевой комнате, не желая навязываться Шарлотте.

     Когда наступил понедельник, я был по колено погружен в мирские обсуждения бюджетных ограничений и мест съемок. Что бы я ни делал, мои мысли все время возвращались к Шарлотте. Мне нужно было, чтобы она знала, как сильно я ее люблю, но каждое сообщение, которое я писал, выходило неправильным. В течение последнего часа я писал, а затем удалял множество сообщений. И тут что-то потянуло меня, словно магнит, настолько сильный, что я нажал на кнопку «Отправить».

     Как только я взглянул на нее в зале заседаний, меня охватило беспокойство, пока она не сказала мне, что любит меня.

     Это было именно то, что мне нужно было услышать.