— Я собиралась сказать тебе спасибо за это. Я знаю, это не входило в твою работу на сегодня, но это помогло.
Я ошеломлённо застываю.
— Это... помогло?
— Почему ты говоришь так удивлённо? Разве не поэтому ты это сделал?
— Поэтому, — медленно признаюсь я. — Я просто... удивлён, что это сработало.
— Ещё как сработало, — говорит она в свою кружку.
По мне проносится такое редкое и умиротворённое удовлетворение.
— Что ж... хорошо.
— Но это было весьма прямолинейно с твоей стороны.
Я резко поворачиваю голову к ней. Она улыбается. Она дразнит меня.
— Пожалуй... — я отпиваю глоток чая, затем пожимаю плечами. — Я же задолжал тебе один непрошеный поцелуй, так?
Она ахает, и этот звук эхом отдаётся на кухне. Одним плавным движением она хватает мокрое кухонное полотенце с плеча и замахивается, ударяя меня им по животу.
— Вот такой ты джентльмен, значит.
— Я никогда не говорил, что я джентльмен.
Она закатывает глаза.
— Как назвать мужчину, который всегда открывает передо мной дверцу машины и упорно спит в палатке, пока я захватила его дом?
— Мужчина, воспитанный Элин и Александром Бергманами.
Руни смеётся.
— Ладно. Хорошо. Ты не джентльмен, Аксель Бергман. Ты хладнокровный повеса.
Глубокое, незнакомое ощущение смеха застревает в моей груди и рокочет. Оживившись от издаваемых нами звуков, пёс просыпается, затем перекатывается на спину, свесив язык. Руни вытягивает одну длинную ногу и мягко гладит его живот стопой в носке.
— На самом деле, ты задолжал мне извинение, — говорит она.
Я не доношу кружку до рта, не будучи уверенным, дразнится она или нет.
— За что?
Она крадёт глоток своего чая и улыбается про себя.
— За то, что сделал этот поцелуй таким хорошим.
— Я очень сожалею.
— Ты и должен, — чопорно говорит она. — В следующий раз, если поцелуй будет необходим по какой-либо причине, пожалуйста, сделай его абсолютно ужасным.
Я перевожу на неё и замечаю лёгкую, скрытную улыбку, играющую на её губах. Прислоняясь к шкафчику так, что нас разделяет раковина, я поднимаю кружку в жесте тоста.
— Сделаю всё возможное.