ГЛАВА ПЕРВАЯ

Чрезвычайная ситуация в сердце

Ноа

Я заканчиваю с переломом бедра в палате №6 и оформляю документы для госпитализации пациентки, надеясь, что ее пожилой муж, дочь средних лет или кто-то еще сможет позаботиться о ней дома, пока она будет восстанавливаться. Конечно, я никогда этого не узнаю; я вижу пациентов, зачастую, только однажды, когда они поступают в отделение неотложной помощи.

Некоторые поступают с аппендицитом, с инсультом, с сердечным приступом, кто-то даже с желудочными спазмами, которые оказываются родовыми болями. Они приходят со сломанными лодыжками, разбитыми носами, сломанными ребрами, приходят с порезами и ушибами, грыжами и гематомами, кровотечениями из носа и наркотической комой. Иногда пациенты приходят со странными вещами – на прошлой неделе у нас был парень с лампочкой в прямой кишке – а иногда они приходят по печальным причинам, например, с младенцами, которые уснули и не проснулись. Еще слишком часто приходят пьяными, под кайфом, с суицидальными наклонностями или жертвами неприятных несчастных случаев. Слишком часто они приходят с травмами, от которых желудок выворачивается наизнанку. А иногда люди поступают уже мертвыми.

Как моя жена.

Моя покойная жена, Эбби. Ее нет уже четыре года.

Я видел ее тело после аварии. Джеймсу было неполных два года, и он поднял крик, когда мы оставили его с родителями Эбби, чтобы покататься на лыжах в долине Ханаан в честь нашей десятилетней годовщины. Но это был не самый долгий крик, потому что мама Эбби предложила ему печенье, и он очень быстро перестал плакать. В машине Эбби была так взволнована, что практически подпрыгивала на своем сиденье. Когда мы встречались, она была звездой футбола и всесторонней спортсменкой в Северо-Западном университете, но она была так занята моим обучением в медицинской школе, потом в ординатуре, а потом так занята Джеймсом, что у нее не было возможности покататься на лыжах с нашего медового месяца.

Я предупредил ее: снега было достаточно, чтобы кататься на лыжах, но не настолько, чтобы он закрывал предметы ландшафта, которые могут стать препятствием. Я предупредил ее, чтобы она надела шлем.

— Не глупи, — сказала она. — Я останусь на трассе. Ты пойдешь дальше и пройдешь промежуточный этап без меня; ты же знаешь, что мне нравится склон для кроликов.

Мы так и не узнали потом, как она с него сошла. Или как кончик ее лыжи зацепился за корень дерева под поверхностью снега, или как этот толчок мог подбросить ее в воздух и ударить о ствол дерева. Ее травма головы даже не выглядела через чур серьезной.

Она была просто мертва.

Некоторое время после этого я тоже мог быть мертв.

Но Рейчел вытащила меня из этого. Она поехала на юг в снежную бурю и ворвалась в парадную дверь моего дома (моего и Эбби, дома, который мы планировали заполнить детьми). С тех пор она присматривала за мной и Джеймсом. Она переехала ко мне и превратила комнату над гаражом, которая должна была стать моей мужской пещерой, в свою студию скульптора, и теперь она управляет моей жизнью.

Могло бы быть и хуже. У меня есть Джеймс, который является самым милым человеческим торнадо на свете, и который смотрит на меня мамиными карими глазами, когда хочет еще одно печенье. Кроме того, я знаю, что моя сестра любит нас.

А у меня есть моя работа – чинить людей. Мы берем нашу волшебную ленту, суперклей, швы и зелья, и чиним то, что можем, и в большинстве случаев это помогает.

Однако, в некоторые дни этого недостаточно. Но сегодня все хорошо. Ранее к нам поступили четыре пациента после ДТП (одно легкое сотрясение мозга, одна сломанная рука, разорванная печень, которая сразу же отправилась в хирургическое отделение, и один пойманный и отпущенный без медицинских проблем). Была пьянка и бытовуха на двоих, и Код Браун (сильный понос). Плюс маленькая старушка с переломом бедра. Сегодня никто не умер, и это действительно хорошая смена в неотложке.

Я перепроверяю рентгеновские снимки перелома моей Лол, чтобы убедиться, что я ничего не пропустил, а затем вижу подпись конкретного рентгенолога, который сделал эти снимки, и моя ночь становится немного лучше, потому что прекрасная Калинда Уайт работает в мою смену. Теперь я все решил: я сбегаю в радиологию и спрошу ее о снимках. Мне не нужно этого делать, потому что она знает, что делает, и пленки ясны как день, но мне нужно хоть какой-то повод.

Я начинаю бодро шагать по коридору, напоминая себе, что мне действительно не следует этого делать. В больнице нет политики борьбы с отцовством, и, похоже, среди моих коллег всегда хватает знакомств, но Калинда намного моложе меня. Она кажется такой милой и всегда дружелюбной.

А еще у нее потрясающая задница. Она похожа на перевернутое сердце: круглая и упругая. Она так и манит потрогать ее.

Я, конечно, не делаю этого. Не хочу быть жутким гадом, а тем более домогаться на рабочем месте. Но, черт возьми, я постоянно думаю о том, чтобы прикоснуться к этой заднице.

С такими мыслями в голове и с теснотой в паху, я немного смущаюсь, когда за углом, ведущим в радиологию, вижу выходящую Калинду.

— О, привет, — говорю я и бросаю ей рентгеновские пленки. — Калинда, есть минутка?

Она останавливается, и ее щеки розовеют.

— Здравствуйте, доктор Боннер. Какие-то проблемы?

— Нет, нет, — заверяю я ее. — Просто у меня возникла пара вопросов по этому поводу, может быть, вы сможете прояснить. Как проходит ваша ночь?

— Идет, — говорит она игриво. — Я сделала что-то не так, доктор Боннер?

— Нет, вовсе нет. И зовите меня Ноа.

Она смотрит вниз и заправляет за ухо выбившийся локон своих красивых клубнично-светлых волос. Когда она поднимает взгляд, ее голубые глаза смотрят на розовые щеки.

— Что Вам нужно знать? Эм, Ноа. — И она снова краснеет.

— Ну... Я вижу некоторое истончение костей здесь, — и я указываю на снимки пациентки. — В других местах, кроме перелома. Вы видите это?

Она моргает на меня и прикусывает нижнюю губу.

— Вы же знаете, что я всего лишь рентгенолог, верно? Это вроде как выше моего уровня.

Она совершенно права. Мое оправдание, чтобы прийти сюда, довольно прозрачно. Боже, как неловко.

Я киваю.

— Мы можем переслать их лечащему врачу миссис Вайсман?

— Конечно. Вы просто распорядитесь отправить их ее лечащему врачу. Я уверена, что вы знаете...

— Ах. Точно, точно. — Я чертов идиот.

Я чертовски возбужденный идиот. За исключением того, что не все женщины меня возбуждают. Даже не те женщины, которые напоминают мне Эбби, потому что Калинда совсем на нее не похожа. Даже не сексуальные женщины, потому что доктор МакЛин, наш ординатор-ортопед и обладательница невероятно пышной груди, но она никак не возбуждает меня в сексуальном плане.

Это просто Калинда.

Черт. С таким же успехом я мог бы заняться всей этой гребаной ерундой.

— Слушай, Калинда, не хочешь как-нибудь перекусить со мной?

Она смотрит на меня широко раскрытыми глазами, её красивый рот открыт.

— Я бы... эм, я бы с удовольствием. — Она снова смотрит вниз, снова кусает эту сочную нижнюю губу. Теперь у меня настоящий стояк. — Но моя мама... моя семья...

Возможно, ее смущает, что я старше на пятнадцать лет. Это чертовски унизительно.

— Да, я понимаю. Я слишком стар для тебя. — Она поднимает глаза, открывает рот, чтобы что-то сказать, но я ее останавливаю. — Слушай, не бери в голову. Я не буду тебя доставать, хорошо? Мы все еще можем работать вместе.

— Док, то есть Ноа, — говорит она, протягивая успокаивающую руку. — Дело не в этом. Дело в том, что моя мама... — Она снова колеблется.

Затем срабатывает мой пейджер: поступает еще одно сообщение о ДТП.

— Извини, мне правда пора. Еще увидимся, — говорю я и убегаю.