Она посмотрела на меня через плечо.

— Да?

Я проговорил сквозь стиснутые зубы:

— Поторопись.

Она села на самое дальнее от меня сиденье, мило помахала рукой озабоченному подростку-курьеру, прежде чем он ушел, и переместилась ко мне лицом.

— Я не знала, что мы торопимся.

Двери самолета закрылись. Стюардесса налила мне виски, а Галло - стакан воды. Как только стюардесса вышла из отсека, Галло раздвинула ноги. Короткая юбка ее платья приподнялась, обнажив нижнее белье. В центре трусиков виднелось мокрое пятно, и мне захотелось всосать его языком.

Я схватил свой бокал.

— Ты играешь с огнем.

— Расскажи мне, что с нами произошло, и ты сможешь получить меня. Всю меня. — Она поднялась на ноги, в ее глазах читалась решимость, когда она направилась ко мне, и на краткий миг я возгордился тем, что она такая сильная.

— Ты уже моя.

Настала ее очередь встать передо мной на колени.

— Я не твоя, чтобы прикасаться ко мне.

— Осторожно, — предостерег я.

Потому что она была моей.

И всегда была.

Она положила ладонь на каждое из моих бедер, обтянутых костюмом.

— Я не твоя, чтобы целовать. — Ее руки скользнули вверх, остановившись на моем болезненно твердом члене. — И я не твоя, чтобы трахаться. — Ее пальцы коснулись пряжки моего ремня, и это предложение было ясно как день. — Но я могла бы.

— Я не могу рассказать тебе, что произошло.

Она вынула кожаный ремень из металлической петли.

— Почему?

Я пригубил виски, никогда не нуждаясь в силе так сильно, как сейчас.

— Это не мой секрет, чтобы его раскрывать.

Она расстегнула мои брюки.

— Если это касается нас с тобой, то это в равной степени и наше, и чужое.

Я схватился за ручки своего кресла.

— Я дал обещание.

Она потянула за край моих трусов-боксеров, и мой член выскочил на свободу и уперся в ее щеку, почти во всю длину ее лица. Это было самое горячее, что я когда-либо видел, и я поклялся, что если бы ЦРУ отправило Карину Галло в Гуантанамо, то к закату она заставила бы всех этих заключенных выкладывать свои самые грязные секреты. Не то чтобы я когда-нибудь, блядь, позволил этому случиться.

Ее теплое дыхание погладило мой член, когда она спросила:

— Кому?

Она смотрела на мой член так, как каждый мужчина мечтает, чтобы женщина смотрела на его член, словно ей подарили святой Грааль, и она не была уверена, что сможет уместить его в своем тугом... кармане. Ее глаза расширились от вожделения, которое она не могла или не хотела скрывать, а за красивыми голубыми глазами таилась решимость.

— Кому? — повторила она, прежде чем обхватить мой член своими пухлыми губами и глубоко вобрать меня в рот, пока моя головка не коснулась задней стенки ее горла.

О, черт.

Я закрыл глаза и застонал.

— Твоему отцу.

Блядь, блядь, блядь, блядь.

Она тут же отпрянула.

— Моему отцу?

Мой член был твердым и голым перед ней, и мы разговаривали. О. Ее. Отце. Было почти стыдно, что моя эрекция не уменьшилась ни на сантиметр.

— Блядь. Ты не должна была этого слышать.

— Моему отцу, — повторила она. Ошарашенная.

Кажется, я ее шокировал. Я сдвинул свои боксеры на свою твердую эрекцию, слегка смущаясь. Мой член был сильно прижат к ее гландам, а шокировал ее именно отец.

Эго, встречай удар.

В горле у меня заклокотало.

— Забудь об этом.

— Я не могу.

— Карина. — Я потянулся к ее рукам.

Она отдернула их и скрестила руки.

— Расскажи мне все. Сейчас же. Или мы расстанемся, и я уйду.

Я стиснул зубы и промолчал.

К черту отца.

К черту Николайо.

И к черту Пьеро Галло.

Всю оставшуюся часть полета она сидела как можно дальше от меня, отвернув лицо в окно. Она молчала, когда мы приземлились. Она молчала, когда я ее высаживал. И она промолчала, когда я спросил ее, как гребаный отказник из High School Musical, когда мы увидимся в следующий раз.

У меня был шанс - два шанса, на самом деле - и я испортил их оба.

Я погубил ее.