25

Горечь подобна раку.

Она разъедает хозяина.

Но гнев подобен огню.

Он сжигает все дотла.

Человек

МИНКА РЕЙНОЛЬДС

— Мы уходим, — внезапно говорит Ник, убирая руки со стойки кухонного острова и вставая в полный рост.

— Куда мы идем? — спрашиваю я.

Он оборачивается и смотрит на меня. Через некоторое время он, наконец, говорит:

— Увидишь, когда мы приедем.

Я тянусь к его руке, останавливая его движение, но в то же время у меня почти останавливается сердце. Он смотрит на мои пальцы и на то, как они крепко сжимают массивные бицепсы, а я быстро отдергиваю их, как будто их обожгло прикосновение.

А может, так оно и было.

Я все еще чувствую жар от его тела - от пульсирующего между нами притяжения - на кончиках своих пальцев.

— Просто скажи мне, куда мы идем, — говорю я, вытряхивая из головы последствия короткого контакта и ненавидя себя за то, что он так на меня повлиял. Я делаю глубокий вдох и рискую, потому что он еще не убил меня, так что, думаю, и не убьет. — Я знаю, что ты связан с мафией.

Я ожидала, что он будет выглядеть испуганным, но он этого не сделал.

Он спокойно смотрит на меня и спокойно спрашивает:

— Откуда?

— Я видела, как месяц назад сюда приходила Люси Айвз. Она жила в моем общежитии и помахала мне рукой, выходя из твоего дома.

Он слегка качает головой и бормочет что-то вроде:

— Значит, ты - предупреждение, — но это загадочно и не то, что я хочу знать.

Я понимаю, почему мы должны уйти. Очевидно, что это место было взломано. Но куда бы мы ни отправились, мне нужно, чтобы это было рядом с Миной. Поэтому, хотя мне и хочется спросить, что он имеет в виду, я переключаю свои слова на более важные вещи.

— Я спросила Люси, кто ты, когда забирала свои вещи в Вейзерли, и она также помогала своей подруге выселиться из общежития.

— И что она тебе сказала? — В его глазах появился интерес.

— Ничего. Но очевидно, что ты вовлечен в деятельность мафии. Люси общается только с Ашером, ее охранниками, семьей Ашера и Эйми. И я думаю, Люси дала бы мне знать, если бы Эйми претендовала на тебя, так что остается только Ашер. Ты можешь быть одним из его законных деловых контактов, но, учитывая все пули, которые летят, когда ты рядом, я готова поспорить, что ты кто-то из его мафиозного прошлого.

— Предполагаемого, — говорит Ник, хотя на его лице отражается веселье.

Я закатываю глаза.

— Предполагаемого мафиозного прошлого, — поправляю я себя. — Меня не волнуют юридические аспекты. Ты знаешь о моем незаконном прошлом, и у тебя есть Мина, чтобы повесить мне на голову, так что просто сделай мне одолжение и скажи, куда мы едем.

— Я и так делаю тебе одолжение, беря тебя с собой.

— Отлично. Тогда сделай мне еще одно одолжение.

Он изучает меня, и я думаю, что все, что он находит, удовлетворяет его, потому что он отвечает:

— Мы едем в безопасное место. Я написал Винсенту Романо, отцу Ашера. Он организовал для нас такое убежище, где мы сможем оставаться столько, сколько потребуется.

— И где находится это убежище?

— Адская кухня. (прим. Адская Кухня – район, который расположен рядом с Театральным кварталом, поэтому в нем много театров и площадок для мероприятий.)

Я даю себе минуту, чтобы обдумать расстояние. Это примерно три доллара и девять минут езды на метро до места жительства Мины. Я могу с этим смириться, поэтому без лишних споров киваю головой и отправляюсь собирать немногочисленные вещи из прекрасной комнаты, в которой мне так и не довелось пожить.

Когда я выхожу из дома Ника, чтобы положить свои вещи в его багажник, я замечаю быстрое движение за занавесками в спальне Джона. Я закатываю глаза от любопытства Джона, но меньшего я и не ожидала

Я и раньше видела, как он навязчиво проверяет запись с камеры наблюдения на своем телефоне. Однажды я наблюдала, как он подслушивает, как кучка мамаш голубых кровей сплетничает о предстоящем котильоне своих детей, растянувшись на другой стороне улицы.

Мне даже не хотелось думать о том, как он получил аудиозапись.

В глубине души я задалась вопросом, не беспокоит ли это Джона. Мое участие, каким бы странным оно ни было, в отношениях с Ником. В конце концов, мы с Джоном вроде как были вместе. Не исключительно и не официально, но все же вместе.

В то же время, учитывая, что я видела своего двойника ранее возле дома Джона, именно Джон на самом деле с кем-то другим. Хотя я не должна волноваться, я не могу не беспокоиться.

Если Джон злится на меня, он может выместить злость на мне или Нике. Не думаю, что он знает о Мине, ведь у нас разные фамилии, и я никогда не говорила о ней, когда мы были вместе, но Джон знает Ника.

Джон - влиятельный человек, и если он захочет, то наверняка сможет устроить Нику разнос. В то же время я не могу представить, чтобы кто-то мог выступить против Ника. Даже Ашер Блэк. Поэтому я вытряхиваю мрачные мысли из головы и вхожу в дом, игнорируя зловеще-пророческие предчувствия.

И когда я встречаю Ника в подвале и наблюдаю, как он вкалывает шприц с успокоительным в шею своего пленника, я стону и думаю, как я превратилась из золотоискательницы Джона в партнера Ника по преступлению.

По дороге в убежище все тихо. Джекс незаметно лежит на заднем сиденье, вырубившись и молча, благодаря наркотикам, которые ему вколол Ник. По моему настоянию ему связали руки и конечности, а в дополнение к серой клейкой ленте на рту у него еще и один из моих крысиных шарфов, туго обмотанный вокруг глаз, причем несколько раз.

Ник говорит, что нет никаких шансов, что он очнется от сильных седативных препаратов, но я впервые оказалась в ситуации, даже отдаленно похожей на эту, и не хотела бы рисковать. И учитывая тот факт, что это мой первый раз, мне кажется, что я должна быть в панике, обеспокоена, шокирована или что-то еще, кроме спокойствия, которое я сейчас испытываю.

До сих пор я не понимала, насколько меня не беспокоят вещи, которые должны были бы меня беспокоить. Даже в юном возрасте я помню, как люди отмечали эту мою черту, но прошло некоторое время с тех пор, как я занималась чем-то настолько проницательным.

Если не считать золотоискательства, которое разрывало меня на части, но я уже давно отвыкла от этого. Черт возьми, даже тогда мне понадобился всего один день, чтобы привыкнуть к копанию в золоте. Когда чувства и паника грозят одолеть меня, мне достаточно подумать о Мине, и я побеждаю волну эмоций.

Когда мама впервые оставила меня, я плакала каждую ночь. И каждый раз миссис Розарио, женщина, которая воспитывала меня после того, как мои биологические родители передали меня ей, говорила мне представлять волны. Каждая волна была эмоцией, которую я могла переплыть, пока не оставалось ни эмоций, ни боли. Это сработало и до сих пор работает как шарм.

Тогда я постоянно твердила о том, что хочу стать адвокатом, как сын покойной миссис Розарио. Миссис Розарио говорила мне, что я бесстрашная и что благодаря этому из меня когда-нибудь получится хороший адвокат.

Отец, напротив, говорил, что у меня есть задатки хорошей шлюхи - тихой и незаметной.

Учитывая мой жизненный выбор, думаю, они оба были в какой-то степени правы.

Я не проститутка, но вполне могу ею быть. Я сплю с мужчинами, они осыпают меня дорогими украшениями и одеждой, а к тому времени, как они переходят к следующей девушке, я уже все продала. А еще я собираюсь стать адвокатом.

Вот так.

В то же время странно, что я смирилась с ситуацией с Ником, почти успокоилась, узнав о преступлении, и в то же время мне приходится подавлять панику при мысли о том, что мне снова придется спать с Джоном или другими. Так что, возможно, дорогой папочка ошибался.

Эта мысль успокаивает меня больше, чем следовало бы.

— О чем ты думаешь? — спрашивает Ник, переводя взгляд с зеркала заднего вида машины на боковое зеркало.

Вот уже час мы едем по городу наугад. Думаю, Ник таким образом избавляется от хвостов, но, кроме его телохранителей, следующих в машине позади нас, и миллионов одинаковых такси, я не узнала ни одной машины.

Этот человек придает новое значение паранойе.

Впрочем, у меня тоже бывают моменты. Я смотрю на Джекса, усыпленного, с кляпом во рту, завязанными глазами и связанного на заднем сиденье.

Возвращаю взгляд к Нику.

— Я думаю о Мине, — говорю я, не совсем лгу, но и не совсем говорю правду.

По правде говоря, если Мина не на первом плане моих мыслей, она всегда на задворках моего сознания. Так что, технически, я всегда думаю о ней.

Ник на мгновение бросает на меня взгляд, и я думаю, что у меня галлюцинации, когда вижу искру беспокойства в его обычно бесстрастной манере поведения.

— А что с Миной?

— Я должна была навестить ее сегодня. Субботы - это наши с Миной дни.

— И ты не смогла из-за этого, — заканчивает он за меня.

Я киваю.

— Когда, по-твоему, я смогу?

Он колеблется, что сразу же заставляет меня напрячься.

— Честно говоря... не скоро. Это небезопасно для тебя. Или для нее.

Я хочу возразить, но не могу. Если он считает, что я не должна, я должна его послушать. Я никогда не прощу себе, если втяну Мину в эту неразбериху и она каким-то образом пострадает, а безопасность Мины для меня важнее всего.

Но в то же время мне нужно убедиться, что с Миной в центре все в порядке. Обычно я получаю отчеты о самочувствии Мины от Эрики, социального работника Мины, по субботам, а без них я не могу убедиться, что ее хорошо кормят, что она счастлива или что она хорошо учится в школе.

Меня это не радует, и я с благодарностью снова представляю себе Ника. Я позволяю своему знакомому раздражению на него поселиться у меня в груди, стараясь закрепить это чувство там. Я не могу позволить себе забыть о том, что он мне неприятен, потому что после того, как все это закончится, мне придется вернуться к своей обычной жизни, где арендная плата, школа и золотоискательство - моя реальность.

То, что я смогла поговорить с ним о своем прошлом, не означает, что мы друзья и никогда не будем друзьями. Этот человек связан с мафией, а я пытаюсь сохранить чистое прошлое, чтобы вернуть сестру. Это убедительный аргумент, почему я должна отдалиться от этого человека, но мое тело просто не соглашается с моим разумом.