Глава 28

Пэрис

Мое лицо ничего не выражало. Только годы актерской работы не позволили мне мгновенно отреагировать на его упущение. Я была рада этому. Я чувствовала тяжесть множества глаз в этой комнате, устремленных прямо на меня. Но я хранила молчание. Ни слова не сорвалось с моих губ с тех пор, как он сообщил ошеломляющую новость. Внезапно я начала перебирать несколько листков бумаги.

Свидетельство о рождении. Фотографии, четкая веснушка у меня под глазом, даже в детстве. Подтверждение передачи меня в приемную семью. Последние результаты анализа крови.

Я видела контракт. Тот, который был сделан, когда я была шестимесячным ребенком, и обещана другой семье, как будто мой выбор или жизнь не имели никакого смысла, кроме как быть проданными.

Вскочив на ноги, я откинула стул назад. Я провела рукой по столу, разбрасывая бумаги в разные стороны, разбрасывая страницы по комнате. Планшет упал на пол.

Я попыталась надавить на стол, чтобы опрокинуть его, и зарычала, когда он оказался слишком тяжелым. Схватив стул сзади меня наверху, я развернула его по боковой дуге. Дерево затрещало о стол, когда я откинула его назад, продолжая делать это снова и снова. Разбрасывая осколки, оставшиеся у меня в руке, по идеально ухоженному столу и надеясь, что я достаточно помяла и поцарапала его, чтобы его было нелегко починить.

Краем глаза я заметила движение тел, но я еще не закончила. Схватив другой стул, я подтащила его к стене. Новый стул врезался в одну из настенных картин, стекло разлетелось вдребезги, дождем посыпавшись на пол, когда я отступила назад.

Изо всех сил запустив стулом в ту же картину, она упала с того места, где была повешена, на пол, рама с треском отделилась от картины, и я радостно улыбнулась про себя.

Развернувшись, я пересекла комнату. Мои глаза метались повсюду в поисках чего-нибудь, что можно было бы разрушить, разорвать на куски. Точно так же, как он поступил со мной.

Где была эта вилка, когда я в ней нуждалась?

Внезапно чье-то тело прижалось к моей спине, а руки обхватили меня, удерживая, лишая возможности двигаться.

Гребаный ублюдок.

— Успокойся, — потребовал Рейн.

Правда? Успокойся? Я понятия не имела, из какой вселенной он пришел, потому что именно эти слова ясно дали понять, что он материализовался из инопланетной.

Вопреки распространенному мнению, указание кому-либо успокоиться, когда он максимально далек от этого, на самом деле ни хрена не заставляло его успокоиться.

В каком мире люди отдавали свою семью? Ребенка ради денежной выгоды? Монстры. Все они.

Никогда бы я не стала марионеткой на ниточках, танцующей под чью-то дудку.

— Я — скрытый секрет, ценное достояние, — пробормотала я, пытаясь отодвинуть его тело от своего, но безуспешно. Мудак.

Он промурлыкал.

— Ты. Розанна Говони.

Его дыхание овевало мое лицо.

— Это не мое имя, — закричала я, пытаясь пошевелиться.

Меня не волновало, что я родилась с этим именем в семье мафиози. Я не была таким человеком, потому что их действия сделали меня другой. Всегда одинокой, не знающей, кто я такая. И все из-за дурацкого контракта, чтобы объединить две семьи в одну. Я отказывалась.

Я. Блядь. Отказывалась.

Не мой цирк, не мои обезьяны. Не моя проблема. Это была их проблема.

Это имя было стерто с лица земли, когда они избавились от меня, как от чего-то одноразового. Просто подсовывали меня под свои нужды. Я никогда не была нужной.

Мне нужно было уйти от Рейна, от угнетения, которое, как я чувствовала давило на меня в этой комнате. Ожидание, которое пришло с раскрытием этой тайны. Нет, просто нет.

— У тебя может быть другое имя, но ты всегда будешь моей розой. Ты была такой с того момента, как я тебя увидел, — прокомментировал Рейн, наклоняясь и покусывая мочку моего уха.

Я прошипела.

— И будешь такой и впредь. Ты просто стала еще более колючей, к тебе прилипли шипы, — он рассмеялся, отталкивая меня, и я повернулась, чтобы встретиться с ним взглядом.

Мои карие — его серые. Мой взгляд опустился к татуировкам в виде роз на каждой руке, которые висели по бокам, когда пришло осознание. Каждая роза покрывала его от запястья до костяшек пальцев.

— Почему? — спросила я, указывая на его руки.

Разложив их перед собой, он несколько раз моргнул, поглаживая одну руку о другую, прежде чем засунул их в карманы.

— Я хотел, чтобы ты была со мной, как постоянное напоминание о том, что ты моя, — он покачал головой, выбегая из комнаты, двери с грохотом ударились о стену от силы, с которой он их толкнул.

Дарио посмотрел на меня с сочувствием, которое я хотела сорвать с его лица. Они все знали. Все охранники и каждый человек в этом доме знали мою биологическую семью и то, что они скрывали от меня.

— Мне нужно побыть одной.

Я последовала за тем же выходом, но чуть менее драматичным способом, чем Рейн.

— Пэрис, — попытался остановить меня Брандо.

— Нет. Оставьте меня в покое. Я не покину драгоценный дом твоего хозяина. Я не могу, — я усмехнулась, топая обратно в единственное безопасное место в этом доме, которое было только моим.

Он называл меня своей розой. Но он намеренно оборвал лепестки, оставив меня без защиты. Только стебель с шипами.

Я вытянула руки, мягкость одеяла коснулась кончиков моих пальцев. Когда я заснула? Я несколько раз моргнула, прежде чем открыла глаза; они казались засыпанными песком. Они протестовали против того, что я просыпалась в такую рань. Я потерла их, пытаясь стряхнуть усталость, которая, казалось, распространилась по всему моему телу, заставляя его чувствовать себя вялым.

Чувствуя себя так, словно я работала в замедленной съемке, я вялыми шагами поднялась с кровати и направилась в ванную. Приступ боли в шее отвлек меня, пока я пользовалась удобствами. Я уставилась на свое усталое лицо. Круги под моими глазами требовали немного дизайнерского крема для век, который я оставила дома на туалетном столике. Мне нужно было позаботиться об этих сумках в первоочередном порядке, прежде чем они превратились бы в чемоданы и устроились поудобнее.

Повернув голову, я снова почувствовала боль в затылке. Я зашипела, хлопнув себя рукой по шее, ткань приветствовала меня. Ой, и что за хуйня?

Схватив резинку для волос, я завязала волосы на затылке, чтобы они не мешались. Я пощупала ткань и обнаружила немного ленты. Сняв его, ткань отделилась от моей шеи, и я продолжила срывать ленту с противоположной стороны. Я бросила ее на туалетный столик, увидев маленькие красные и черные точки. Я в замешательстве нахмурила брови.

Подняв руку, я провела ею по задней части шеи, чуть ниже линии роста волос. Вытирая то, что там было, неожиданная боль на секунду потрясла меня. Этого не могло быть...

Широко раскрыв глаза, я расположила зеркальце поменьше, приставленное к моей шее, так, чтобы оно было на одной линии, позволяя мне увидеть в зеркале побольше, что это было.

Ты, должно быть, издеваешься надо мной.

Я провела по ней еще раз, и, как и ожидалось, оно защипало от боли.

Татуировка.

Гребаная татуировка.

На мне было клеймо.

Я придвинула зеркало поближе и начала поворачивать свое тело в разных направлениях, чтобы рассмотреть рисунок в деталях. Моя кровь вскипела. Клянусь, если бы я была чайником, то те, кто меня окружал, жестоко обожглись бы, когда я взорвалась.

Даня вошла в комнату с подносом вкусной выпечки, который разнесся по колоссальных размеров комнате. В животе у меня заурчало. Чертова тварь всегда знала, когда поблизости была вкусная еда, и знал, что я не отказалась бы от нее, если у меня не было уважительной причины.

— Даня, — сказала я, дождавшись, пока она бросила на меня обеспокоенный взгляд. — Я знаю, что мне не разрешены никакие устройства, но мне нужно рассмотреть эту татуировку более подробно. Ты можешь как-нибудь сфотографировать это и показать мне на свой телефон?

Я знала, что просить — означало требовать от нее многого, но я никогда не сдавала ее в те разы, когда она помогла мне, и никогда бы не сдала. Нервно дернув горлом, она покачала головой, казалось, избавляясь от какого-то внутреннего монолога, жестом предлагая мне повернуться, пока я убирала выбившиеся волоски со своей шеи. Мгновенная вспышка, и я развернулась туда, где она протягивала мне телефон. Я нажала на него. Увеличила изображение.

Буква "М" была вплетена в корону над гербом с узорами, смело обрамляющими корону в оттенках черного и серого, без единого намека на цвет. Это было бы прекрасно, если бы моя кровь не была бешено горячей, если бы я не была готова взорваться от еще одного выбора, отнятого у меня. Кто делал что-то подобное? И считал это приемлемым?

О да, большой плохой лидер мафии. Для меня он был просто большой плохой кучей сожалений. Сожаление о том, что я когда-то верила, что видела в нем больше, чем на самом деле. Что то, что мы разделили вместе, значило больше.

Ты не пожалеешь об этом, — прошептал тихий голос.

Я твердо сказала ему отправиться в пятимильный поход и не возвращаться. Я отбросила все те маленькие привязанности, которые, казалось, были связаны с ним, и выбросила это из головы.

Вот что происходило, когда вмешивались чувства. Вы оставались разочарованными, подавленными. Это был последействующий эффект — осознание того, что крошечная надежда, вложенная в человека, не оправдалась.

— Меня накачали наркотиками? — я чувствовала себя разбитой и просто не в себе. Точно так же, как когда я впервые очнулась здесь.

— Прости, Пэрис, я думаю, что да, — она пожала плечами. — Хотя они мне мало что говорят.

Мне захотелось насадить голову Рейна на пику. Я могла бы поставить ее на сервант в качестве заслуженного приза. Проведя инвентаризацию того, что на мне было надето, и отказавшись от душа, я пронеслась мимо обеспокоенной Дани.