Изменить стиль страницы

Глава 27

Рейн

13 ЛЕТ

Я чопорно сидел в бронированной машине рядом с моим отцом и моим дядей, засранцем-отцом Дарио, который был вторым в команде. Мы с Дарио действительно наскребли до дна бочки, будучи привязанными к этим двоим как к отцам.

Между ними не было ни капли родительской любви. Они были жестоки — злобны — даже по отношению к собственным сыновьям, которые однажды заменили бы их. Надеюсь, этот день наступил бы скорее раньше, чем позже. Я был полон решимости добиться этого.

Было ненормально желать смерти своему отцу, если ты происходил из обычной семьи. Но мы не были нормальными; мы были мафией со своими правилами, законами и традициями.

Через пятнадцать минут мы подъехали к частному аэродрому. Я презрительно фыркнул, когда мы садились в один из самолетов марки Marchetti. На нем была золотая корона, и он выделялся на фоне частных самолетов кроваво-красным цветом.

Когда я взял бы управление в свои руки, в списке дел было одно: убрать вульгарную маркировку со всех самолетов, вертолетов и автомобилей Marchetti, которыми мы владели. Они были большой красной кнопкой, на которую требовалось нажать и уничтожить. Раймонду нравилось хвастаться своим богатством, своей властью и раздвигать слишком много границ, даже для нас. Потребность быть замеченным и желанным стала бы его падением. Я бы вернул все к основам, сделал бы это более незаметным. На мой взгляд, это было просто умно.

Но что я знал? По его словам, я был неблагодарным сукиным сыном, который не соответствовал имени и наследию Марчетти. Я бы так и сделал, просто не так, как он предполагал.

Я пристегнулся, заняв место подальше от отца и дяди. Оставив их обсуждать планы на последнюю минуту или что-то еще, пока горстка охранников рассаживалась вокруг самолета. Я не знал, о чем еще им было поговорить. Они обсуждали это миллион раз.

Моя спина снова была изрезана металлической пряжкой любимого ремня моего отца и его охотничьим ножом, который он вонзал в меня со всей силы, снова и снова. Все для того, чтобы он мог высказать свою точку зрения, но я упустил урок, который он пытался преподать давным-давно; теперь он делал это исключительно ради удовольствия.

Моя спина болезненно натиралась о кожаное сиденье через ткань одежды, когда самолет закачался, пока мы мчались по взлетно-посадочной полосе, набирая высоту. Я стиснул зубы, дыша через нос, чтобы не привлекать внимания.

Вот почему я носил черное или более темные цвета. Кровь становилась практически невидимой. Скрыть багровый цвет более светлой одеждой было невозможно.

Я был вкратце проинформирован; мы ехали на условленный деловой звонок семье Говони. Другой семье, у которой была небольшая доля в итальянской мафии.

Несколько часов спустя мы приземлились, и я сел в другую машину, принадлежащую нашей семье, в то время как четверо охранников спустились в другую машину позади нашей, а двое других охранников присоединились к моему отцу, дяде и мне в первой машине с водителем. Я был уверен, что Раймонд заставил своих водителей проехать сотни тысяч миль по стране только для того, чтобы они могли обслужить его на этой встрече, вместо того чтобы нанимать местных.

Сорок минут спустя мы въехали в закрытый комплекс. Охранники высунули головы из машины с хмурым выражением на лицах, пропуская нас внутрь. Машина подъехала ко входу в особняк Говони, когда их собственные солдаты стояли на страже, ожидая нашего прибытия.

Это было фатальной ошибкой — позволять кому бы то ни было, кроме сотрудников вашей организации и тех, кому вы доверяли, знать, где вы оставались ночью. Это было в значительной степени открытым приглашением к засаде. Я бы изменил это, когда был бы главным. Я бы прятался на виду, с закрытой собственностью, скрытой от посторонних глаз.

Мы все показали свое оружие охране, и они смущенно кивнули, расступаясь, чтобы пропустить нас в особняк, не пытаясь его снять. Хорошо. Я бы все равно не отказался от своего.

Анджело Говони ждал в фойе, рядом с ним стояли его сыновья — наша личная приветственная группа. Между семьями Марчетти и Говони установилось временное и непрочное перемирие. Так было с незапамятных времен.

— Пойдем, — Анджело шагнул вперед, пожимая руку моему отцу и отцу Дарио. — Нам многое нужно обсудить.

Следуя за ними по коридорам в большую жилую зону, я обвел взглядом комнату, отмечая выходы и безопасные места. На вражеской территории никогда нельзя быть не слишком осторожным.

Мужчины сели за большой стол, тихо переговариваясь. Меня охватило дурное предчувствие. У меня было ощущение, что все, что они обсуждали, касалось меня. Иначе меня бы здесь не было. Не для чего-то настолько важного.

Раймонд предпочитал держать меня подальше от всего, что позволяло мне подняться выше него, но это не сработало. Я обходил его препятствия.

Я с важным видом подошел к колыбели, установленной в углу комнаты. Его жена Джулия сидела неподалеку, внимательно следя за всем, что происходило в комнате.

Посмотрев вниз, я сунул руки в карманы и увидел крошечное, хрупкое человеческое существо, уютно завернутое в бледно-розовое одеяло. Маленькая девочка. Новейшее издание для семьи Говони и их единственной дочери.

У меня было достаточно двоюродных братьев и сестер и друзей дальней семьи, и у меня был изрядный опыт обращения с младенцами, поэтому я наклонился вперед, уверенно положив одну руку ей на затылок для поддержки, а другую под туловище. Я поднял ее, прижимая к груди.

Я сдержал ухмылку, когда в глазах матери мелькнуло что-то похожее на страх.

— Можно мне подержать ее? — спросил я, хотя вопрос был спорным, поскольку она уже прижалась ко мне.

Джулия открыла рот, чтобы возразить, но так же быстро его захлопнула. Но не раньше, чем Анджело заметил. Она, казалось, заметно съежилась на своем месте, когда он махнул рукой и пробормотал "да", совершенно согласный и не заботящийся о том, что его новорожденная дочь находилась на руках у незнакомца.

Мой отец дерзко ухмыльнулся мне, как будто я впервые в его глазах сделал что-то правильно. Но я сделал это не для него. Я хотел обнять ее для себя.

Ей было всего около шести месяцев. И она держалась за мой большой палец так, словно не могла его отпустить. Другой рукой я пощекотал ее под подбородком, и она издала булькающий смешок с широкой улыбкой. Я заметил крапинку, веснушку возле одного из ее глаз.

В тот момент мне показалось, что чистый солнечный луч рассеял окружающую меня тьму.

— Рейн. Сейчас же подойди сюда, — потребовал Раймонд.

Я подошел к нему с ребенком на руках и стала ждать, когда он продолжил бы.

— Приятно видеть, что ты уже заводишь друзей, — он ухмыльнулся. — Учитывая, что вы с Розанной поженитесь, когда ей исполнится восемнадцать.

Я уставился на него, сдерживая ярость, бушующую во мне. Разве не мне следовало решать, на ком я женюсь? Я знал, что он заманил мою маму в ловушку браком. Эти дни не были счастливыми. Наверное, никогда и не были.

— Это твой долг, — сказал он.

Я кивнул, понимая, что мне не отвертеться. Я знал, что меня сегодня для чего-то использовали, но такого не ожидал.

Контракт был прост. Десять миллионов сейчас и столько же, когда Розанна достигла бы совершеннолетия.

Это связало бы итальянскую мафию в США с империей Марчетти и обеспечило бы Сицилию, единственную юрисдикцию в Италии, которой в настоящее время не управляла наша организация. Мы бы управляли всем этим. Говони будут работать под нашим началом, но остались бы в подчинении, где им было разрешено управлять определенными областями и предприятиями. Это имело смысл.

— А как насчет наследников? — спросил отец Дарио, заместитель моего отца.

Мне захотелось разрезать его на куски. При мысли о том, что у меня будет ребенок от человека, который в настоящее время был младенцем, к моему горлу подступила желчь, которую я подавил, сохраняя на лице отсутствующее выражение.

— Контракт остается в силе. Мы объединяем две семьи, — заявил Раймонд. — Я не скажу "нет" наследнику, продолжающему родословную, но записывать это необязательно. Это должно произойти, несмотря ни на что, в интересах всех, — он пожал плечами.

Розанна вырастет, зная, что к ее восемнадцатилетию у нее будет свадьба по договоренности. Дерьмо, мне будет тридцать один год. Практически древний. Нас познакомили бы, когда она стала бы подростком, чтобы привыкнуть ко мне и узнать друг друга получше.

Любви никто бы не ожидал; это была просто деловая сделка. Та, которая обеспечила бы ей жизнь жены будущего босса, который бы командовал всей итальянской мафией, положение, за которое женщины в нашем мире отдали бы жизнь. Это было престижно, о вас всю жизнь заботились финансово, в конечном итоге обеспечив будущего наследника, который со временем продолжил бы родословную. Даже я знал, что у наследников-бастардов никогда не было шансов сохранить империю и управлять ею.

Это было несправедливо, но мы вели образ жизни, который лишал выбора. Так оно и было. Пока.

Казалось, только одному брату было достаточно небезразлично наблюдать за каждым моим подергиванием, когда я держал на руках его младшую сестру. За это я ненавидел его немного меньше. Стефано. Он был самым младшим мужчиной в семье и ближе всех по возрасту к Розанне, ему было двенадцать лет, всего на год младше меня.

Его челюсть работала, когда составлялось соглашение, подписывались документы. Были сделаны записи, пролита кровь, чтобы скрепить сделку. Стефано, казалось, защищал свою сестру, в глубине его глаз таилась угроза. Самоуверенный ублюдок.

Его взгляд говорил: Причинишь ей боль, и я убью тебя.

Мой безмолвно пообещал: Я не причиню.

И на этом все закончилось.

Нежно поцеловав ее в макушку, я вернулся к колыбели, чтобы уложить ее.

— Ты хочешь ее? — спросил я Джулию, которая тихо сидела на том же месте, что и раньше, и выглядела наполовину пьяной от выпитого.