ГЛАВА 44

Феникс

Прошло два дня с тех пор, как я покинул ее квартиру в три часа ночи, и ровно тридцать восемь часов с тех пор, как я в последний раз разговаривал с ней.

Это то, чего я хотел, то, что я знал, что должен был сделать, когда она произнесла имя Астора. То, что я должен был сделать, когда увидел мгновенное сожаление в ее глазах после того, как она по пьяни сказала, что я ей нравлюсь.

Каждый раз, когда мне кажется, что мы движемся вперед, она каким-то образом напоминает мне о том, что любила Астора, что она принадлежит ему даже после его смерти.

Мне казалось правильным решением уйти, когда она не выбрала меня, но теперь я задаюсь вопросом, имеет ли это вообще какое-то значение. Потому что два дня вдали от нее кажутся вечностью, проведенной за пеклом в аду.

А теперь она стоит на моей кухне, смеется со своими друзьями и игнорирует меня. Предполагается, что я делаю то же самое, поэтому очевидно, что я смотрел на нее тридцать с лишним раз за тот час, что она здесь.

Если это ее способ заставить меня заплатить за те годы, когда я притворялся, что ее не существует, то он чертовски работает. Сообщение получено, урок усвоен, и с меня хватит.

Она продержалась так два года, а я не могу вынести еще два дня этих страданий, но, думаю, мне не стоит удивляться, что она так легко может вернуться к прежнему состоянию.

Я встаю и иду взять еще пива из холодильника, чтобы отвлечься от своих мыслей. Люди пытаются перехватить меня и втянуть в свои разговоры, но мне это неинтересно. Беллами устроила зимнее барбекю и пригласила наших друзей, а также мужскую и женскую футбольные команды, так что здесь собралось около пятидесяти человек, которых я старательно избегаю.

— Так ты порвал с Сикс? — я поворачиваюсь и вижу, что Тайер смотрит на меня с укором.

— Я с ней не расставался, — поправляю я ее.

— Правда? Потому что она сказала мне, что ты ее бросил.

Я ушел в гневе, но сейчас я более чем сомневаюсь в своем решении. Похоже, только я один.

— А что, если так? Похоже, ее это не сильно беспокоит. — Я говорю, наклоняя подбородок в ту сторону, где Сикс смеется с Беллами.

Она бросает на меня разочарованный взгляд.

— Я сделаю вид, что ты этого не говорил, потому что знаю, что ты знаешь ее лучше.

Я качаю головой, раздражение грызет мою кожу.

— Не похоже, что она его забыла, так как же я могу с этим конкурировать?

— А? — восклицает она, на ее лице проступает растерянность. — О чем ты говоришь?

От ответа меня спасает грохот, за которым следуют панические крики. Я поворачиваюсь, нахмурившись, гадая, что же это за суматоха.

Первый признак того, что что-то действительно не так, я вижу, когда Беллами с испуганным выражением лица оглядывается по сторонам и судорожно машет руками, взывая о помощи.

Второй — когда я вижу, что пряди прекрасных ярко-рыжих волос, которые преследуют меня в кошмарах, разметались по полу. Мой пульс падает до нуля в тот же момент, когда я понимаю, что Сикс лежит на полу, не реагируя на происходящее.

Я бросаюсь через всю комнату, но время замедляется, и я чувствую себя так, будто пытаюсь передвигать ноги по густой патоке, пока мой полный ужаса взгляд охватывает ее распростертое тело.

— Убирайтесь с дороги, — реву я, пихая, толкая локтями и с силой отталкивая людей, пока наконец добираюсь до нее.

— Что случилось? — спрашиваю я плачущую Беллами.

— Я не знаю! Она была в порядке, а потом просто потеряла сознание! Я поймала ее, как смогла. — Слезы катятся по ее лицу, она смотрит на подругу с пораженным выражением лица.

Я беру лицо Сикс между ладонями, убирая волосы с ее лба. Она бледна, под ее веснушками видны синие губы, а пульс настолько слабый, что она едва дышит.

Это не шутка и не просто потеря сознания, здесь действительно что-то не так. Я судорожно пытаюсь привести ее в сознание, не обращая внимания на грызущее чувство в животе и сосредоточившись на ней.

— Очнись, Сикс. Очнись! — ворчу я, приближая свой рот к ее рту и активно вдыхая воздух в ее дыхательные пути. — Если ты думаешь, что я позволю тебе бросить меня вот так, то ты меня совсем не знаешь, дикарка. — Я гневно рычу в ее губы.

От учащенного стука сердца в груди у меня кружится голова, но я отгоняю страх в сторону, пока он не захлестнул меня. Если бы я этого не сделал, то, думаю, он унес бы меня под землю.

Я не могу потерять ее.

Только не ее. Не снова.

Ссоры с ней из-за Астора кажутся такими пустяками сейчас, когда я могу потерять ее, как потерял его.

Я наклоняюсь, чтобы снова сделать вдох, и замечаю, что ее губы распухли.

Я оглядываю шокированные лица в комнате, пока не нахожу нашу экономку и шеф-повара Клэр.

— Ты использовала арахис в своих блюдах?

— Нет, это..., — она делает паузу, прежде чем ее глаза расширяются. Она подносит дрожащую руку ко рту. — Картофель фри. Я использовала арахисовое масло.

— Черт! — я поднимаю Сикс и прижимаю ее к своей груди. — Шевелись! — кричу я на идиота, который встает у меня на пути, когда бегу к двери.

Прижимая ее голову к груди, я в два прыжка преодолеваю ступеньки и бегу к ее машине. Моя грудь бешено колотится, когда я пытаюсь набрать кислород в легкие, но весь воздух как будто застревает в горле.

— У меня ее ключи! — я слышу, как Нера зовет меня за собой, и тут же машина сигналит, ее фары дважды мигают, сигнализируя о том, что она не заперта.

Я открываю пассажирскую дверь и кладу ее на сиденье. Ее голова откидывается в сторону, и я поддерживаю ее тело одной рукой, а другой вслепую роюсь в бардачке, и наконец мои пальцы нащупывают футляр, который, как я знал, она хранила там.

Я вытаскиваю его и открываю, доставая ее эпинефрин. Я снимаю колпачок ртом и выплевываю его, а затем втыкаю иглу прямо в ее бедро.

Я держу ее прижатой к коже в течение пяти секунд, мои глаза дико блуждают по ее лицу в поисках каких-либо признаков жизни.

Но ничего нет. Нет в течение долгих мгновений, возможно, самых долгих в моей жизни.

И вот наконец ее губы раздвигаются, и она делает крошечный, рваный вдох.

Мой лоб прижимается к ее лбу с облегчением, и только тогда я чувствую, что могу запустить свое сердце.

— Не пугай меня так, черт возьми. — Я дышу на ее кожу, отчаянно целуя ее лоб.

Ей все еще нужен врач, поэтому я не теряю времени. Я захлопываю дверь и обхожу машину спереди до водительской стороны.

— Пусть Рис позвонит в больницу и скажет, что мы едем, — говорю я Нере, садясь в машину.

Я лечу по дороге так, будто угнал машину, нарушив при этом как минимум десять различных правил дорожного движения, и паркуюсь перед входом в больницу, не обращая внимания на персонал, который кричит мне, чтобы я отодвинул машину.

Они уже ждут нас, когда я заношу ее внутрь. Они везут ее в отдельную палату и начинают ставить капельницы и оказывать помощь. Я приваливаюсь спиной к стене, наблюдая, как несколько врачей занимаются ее лечением, и мои ноги подкашиваются от облегчения.

— Вам нужно подождать снаружи, — говорит медсестра, положив мягкую руку мне на плечо, чтобы направить меня к двери.

— Нет.

— Сэр...

— Нет. — Я рычу, и она отступает.

Никто больше не пытается заставить меня двигаться, и меня оставляют в покое, пока я стою на страже. Только когда я вижу, что она пришла в себя, я позволяю приливу эмоций, которые я сдерживал, обрушиться на меня. Я прогибаюсь под тяжестью и силой своего страха, моя рука падает на колени.

Время, проведенное за наблюдением за работой врачей, за тем, как ее маленькое тело выглядит еще меньше в окружении огромных аппаратов и сотен проводов, делает еще более болезненным то, что было очевидно для меня уже несколько недель.

К черту деньги. К черту отказ от этой помолвки.

Она моя, и я ее оставлю.