ГЛАВА 11

Сикстайн, выпускной год

Я выныриваю из своего мгновенного транса и поворачиваю голову к сцене, разворачивающейся передо мной, и в моем нутре зарождается нечто сродни ужасу.

Беллами, одна из двух моих новых соседок-американок, только что столкнулась с Роугом и случайно пролила свой молочный коктейль ему на рубашку. Его рука обвилась вокруг ее шеи, а она сопротивляется, пытаясь отстранить его от себя.

На ее месте я бы испугалась. Это безумный враг. Гнев Роуга всегда был неистовым, и время ничего не изменило. Он не из тех, кому можно перечить — скорее всего, он заставит вас исчезнуть в канаве, если вы это сделаете — и она сделала именно это в свой первый день.

Я пропустила физическое столкновение между ними, потому что мои глаза были в другом месте, блуждая, как это часто бывает, по Фениксу.

Это первый раз, когда я вижу его после летнего перерыва в школе. Три месяца на солнце пошли ему на пользу, потому что он вернулся со свежим загаром и в новом образе. Его волосы коротко подстрижены, что усиливает опасную энергию, исходящую от него в любое время, и он выглядит старше своих восемнадцати лет, которые ему исполнились пару недель назад.

У него определенно больше татуировок, чем я помню. Они пестрят на его руках в виде уникальных виньеток и слов, которые я сейчас не могу разобрать, но у него как минимум пять новых.

Я не веду счет или что-то в этом роде.

Линия, очерчивающая его челюсть, настолько резкая, что каждое движение заметно по его щеке. Маленькая металлическая серьга свисает с его левого уха и подчеркивает общий вид.

Его губы выглядят полнее, чем в последний раз, когда я их видела, но, может быть, это просто мой жаждущий мозг что-то придумывает. В остальном он все тот же.

То же плохое отношение, то же пустое лицо, те же мертвые глаза.

За исключением того, что он смотрит на меня.

Мой пульс замирает, когда я вижу, что его взгляд уже устремлен на меня. Он не смотрел на меня уже два года. А если и смотрел, то я ни разу его за этим не застала.

А я смотрела.

Незаметно, конечно, я бы не хотела, чтобы он знал, что после того, как он со мной обошелся, я все еще ищу его, но я смотрела, и его глаза никогда не находили моих в ответ.

Но сейчас он смотрит, его немигающий взгляд переходит с моего лица на тело, а глаза медленно опускаются, чтобы осмотреть меня, как я его.

Я сопротивляюсь желанию неловко сдвинуться под его взглядом и стою на своем. Я знаю, что тоже изменилась за последние пару месяцев, и он, вероятно, просто принимает это как данность.

Он не может заметить самые значительные физические изменения, а именно девочек, которых я прячу под мешковатой одеждой, но он видит все остальное — мои блестящие губы, острые скулы и пронзительные зеленые глаза.

Я стала наносить немного подводки и туши для ресниц, чтобы сделать их более выразительными, и, на первый взгляд, это работает.

Пока мы сцепились в войне взглядов, я случайно столкнулась с Беллами, которая, в свою очередь, наткнулась на Роуга, в мгновение ока вызвав его гнев.

Он совершенно не контролирует свои порывы и еще меньше — свой гнев, и я боюсь, что он сделает с моей новой подругой, поэтому я вмешиваюсь.

— Роуг, — говорю я, — оставь ее в покое, это ее первый день здесь.

Мой взгляд возвращается к Фениксу, когда он делает шаг ко мне и берет меня за подбородок.

— Не лезь в это, Сикс. Я уже и забыл о твоем существовании за лето. — Технически, он притворялся, что меня не существует гораздо дольше, но это уже семантика. — Не напоминай мне, что ты существуешь.

Шок пронзает меня. Два года молчания, и вот он наконец снова заговорил со мной. Я не знаю, что заставило его сорвать печать с этой молчаливой войны, которую он вел со мной, да мне, собственно, и не важно.

Меня больше волнует, почему первая реакция моего тела — не ненависть или отвращение, а волнение. Адреналин бурлит во мне при мысли о том, что мне снова придется с ним бороться, потому что, как бы я ни презирала то, как он со мной обращается, это гораздо менее болезненно, чем когда он ведет себя так, будто я пустое место.

И он прикасается ко мне.

Боже, он прикасается ко мне.

За последние пять лет он прикасался ко мне дважды, и оба раза мне казалось, что он впечатывает в мое тело отпечатки своих пальцев.

Иногда я клянусь, что до сих пор чувствую его пальцы, обхватившие мое горло два года назад.

Я вырываю свой подбородок из его рук и отступаю назад. Как бы я ни была разгорячена, я знаю, что лучший выход — это склонить голову и позволить ему победить.

***

Предсказуемо, Роуг продолжает превращать жизнь Беллами в ад, и с каждым днем его мелкие нападки только усиливаются.

Его вновь обретенная одержимость означает, что он загоняет ее в угол, куда бы он ни пошел, и неизбежно Феникс не отстает.

Он снова врывается в мою жизнь со своей ненавистью и подначками, решая снова превратить мою жизнь в ад, потому что это ему выгодно. Может быть, за последние пару лет ему стало скучно, и поэтому он решил вывести свою любимую грушу для битья на пару раундов.

Он снова столкнулся со мной через несколько дней после несчастного случая с молочным коктейлем, когда я снова вступилась за Беллами, а он бросил мне в лицо наше прошлое.

Я раскололась, ненавидя, что он может быть так непринужденно жесток в своих словах, и сказала ему, что мы высказали друг другу все, что хотели. Я упомянула об этом не иначе как вскользь, как о легком прощальном уколе, который я могла бы сделать, чтобы набрать очки.

То, как Беллами боролась с Роугом, вдохновило меня на то, чтобы сделать то же самое, хотя бы по-своему.

Маленькими шажками.

Я пока не собиралась сражаться с ним, как она, но, по крайней мере, не собиралась трусить, не постояв за себя. С тех пор у нас было еще несколько стычек, в том числе одна, когда я потеряла самообладание и сказала ему, чтобы он шел к черту, прежде чем убежать.

Мне было приятно дать ему повод закатить глаза, и с тех пор я чувствовала, как его взгляд прожигает дыру в моем затылке.

Однажды я назвала его затмением, но, возможно, я ошибалась. Потому что оказаться в одночасье в центре его внимания и ярости — это все равно что встать прямо перед солнцем и попросить, чтобы меня сожгли дотла, — из замерзшей тундры, в которую он ссылал меня, когда игнорировал.

Если за эти годы мне удалось накопить хоть унцию самосохранения, когда он был заинтересован, я потеряла ее и весело вытанцовывала из тени на солнечный свет, чтобы быть зажаренной на барбекю.

Я знаю, что это глупо, что в прошлом я едва могла терпеть ярость и ненависть, которые он на меня обрушивал, и что это закончится лишь тем, что он снова разобьет мне сердце, но почему-то это все равно лучший выбор, когда альтернативой является игнорирование.

К тому же я буду продолжать защищать свою подругу, если она во мне нуждается. Не понимаю, почему мне так трудно постоять за себя, когда я без проблем делаю то же самое для тех, кто мне дорог.

По крайней мере, если он сделает со мной еще одну ужасную вещь, возможно, на этот раз я смогу наконец забыть его и двигаться дальше. Именно поэтому, когда Нера предлагает пойти на вечеринку в дом Феникса, я не сразу отказываюсь.

Тайер уговаривает Беллами согласиться, а я организовываю заезд на лимузине, который приготовил для меня отец. Не успеваю я оглянуться, как оказываюсь на кухне у Феникса в красном платье, которое позаимствовала у Неры.

Оно немного более рискованное, чем то, что я обычно ношу, — обычно я надеваю «стильный сексуальный» наряд, а не выхожу на улицу, опасаясь, что одна из моих грудей выскочит из вырезов этого платья, — но я позволила себя уговорить.

В этом году я хочу попробовать что-то новое и выйти из зоны комфорта.

Выйти из рамок, в которые меня запихнул Феникс два года назад.

Текила обжигает горло и разжигает кровь в венах, придавая мне уверенность, которую может дать только алкоголь, и раскрепощая меня.

— Да, девочка, тряси бедрами! — кричит Беллами, положив руки мне на бедра и двигаясь вместе с ними, покачиваясь в такт музыке. — Огненное платье, огненные волосы, огненные губы, — говорит она, вычеркивая вещи из воображаемого списка в воздухе. — Я удивлена, что тебя еще не растерзали парни.

Я отпускаю саркастический смешок.

— Я социальный изгой. Я могу лечь голой посреди этой комнаты перед всеми мальчиками в школе, и ни один из них не прикоснется ко мне.

Она бросает на меня изумленный взгляд.

— Почему?

— Приказ Феникса, — говорю я покорным тоном. — Если он меня ненавидит, то и все остальные тоже.

Она поднимает бровь.

— Многовато усилий для того, кого ты ненавидишь.

— Видимо, у него есть на это время, — отвечаю я, пожимая плечами.

— Кто я такая, чтобы возражать, когда я буквально изгой.

Я сочувственно кладу руку ей на плечо, когда мы переходим в зону отдыха рядом с гостиной.

— Мне жаль, что твоя первая неделя прошла так, как прошла, ты не заслуживаешь того, как он с тобой обращается, и я очень надеюсь, что все наладится, — я сделала паузу, прежде чем добавить. — Но я действительно не думаю, что это произойдет. Прости, но я должна быть честной. Он, похоже, собака с костью, когда дело касается тебя, и я не думаю, что он отстанет от тебя в ближайшее время. — Она вздохнула.

— Я знаю. Феникс, видимо, и не хочет отставать, если тебе от этого легче. Идет шестой год, вау! — саркастически говорю я, расправляя ладонь и изображая волнение.

— Похоже, в этом году нам с тобой понадобится много алкоголя и мороженого. У них тут есть 'Ben & Jerry?

— Не думаю, — добавляю я. — Но я могу попросить папу привезти нам немного, если хочешь.

— Конечно, можешь, — говорит она, и я краснею.

— Простите, я не показалась излишне... выпендрежницей?

На это она громко смеется.

— Во-первых, слышать, как ты используешь слово «выпендрежница»? Бесценно. Во-вторых, если бы это был кто-нибудь другой? Да. А ты? — Она качает головой. — Никогда. Ты слишком милая для этого.