ГЛАВА 40
Сикстайн
Я сижу в потрясающем клубе в самом красивом городе мира, окруженная своими лучшими друзьями и бесчисленными бутылками шампанского, и мне просто хочется пойти домой, надеть пижаму и заплакать.
Я до самого конца надеялась, что Феникс передумает. До тех пор, пока нам физически не пришлось расстаться, когда в аэропорту мне пришлось идти налево, а ему направо.
Я затаила дыхание, ожидая, что он скажет что-нибудь, сделает что-нибудь, что покажет, что он не хочет, чтобы между нами все было кончено, потому что это решение должно было исходить от него, а не от меня.
Это он назначил дату окончания отношений. Он тот, кто отказывается говорить о прошлом, кто не хочет открыться мне.
Это он повернулся ко мне лицом, поцеловал меня так, словно собирался на войну, а потом ушел.
— Увидимся, когда увидимся, — сказал он.
Я смотрела, как он направляется к частному самолету, который должен был доставить его в Женеву, пока он не исчез, надеясь, что он обернется, но он так и не обернулся.
Тогда я села на свой собственный самолет и проплакала весь полет до Франции.
Слезы не появлялись, когда мы собирались в отеле, и я сдерживала их до сих пор в клубе, но мне казалось, что в любую секунду они могут вырваться наружу и вывести меня из себя.
— Ты в порядке? — спрашивает Нера, садясь рядом со мной и сжимая мою руку.
— Да! — отвечаю я, немного слишком ярко.
— Это было почти убедительно, — говорит Тайер, одаривая меня доброй улыбкой.
— Тебе не нужно притворяться, что у тебя все хорошо, понимаешь? — говорит мне Беллами.
— Я знаю, но если я снова начну плакать, то могу не остановиться, а я не хочу портить нам вечер.
— Разве все прошло не так хорошо, когда вы были дома? — спрашивает Тайер.
— Наоборот, — говорю я, делая длинный глоток шампанского. — Это было потрясающе. Я думала, что, возможно... это все изменит. Думаю, я была просто наивной.
Нера резко сжимает мою руку, переключая мое внимание на себя.
— Ты видишь лучшее в каждом человеке и в каждой ситуации, Сикс, ты такая. Если он не оправдывает твоих ожиданий, это не значит, что ты должна сомневаться в себе. Ты не наивная. Ты оптимистична, верна и всегда руководствуешься любовью. Он дурак, если не может понять, что у вас есть, и позволяет тебе ускользнуть от него.
— Кто дурак? — спрашивает Роуг, входя в нашу зону.
— Привет, малыш, — говорит Беллами, взволнованно вскакивая на ноги и обнимая его.
Рис следует за ним по пятам и входит в VIP-зону сразу после него, его глаза сразу же находят Тайер и смягчаются.
— Привет, любимая, — он ласково говорит, наклоняясь, чтобы заключить ее в свои объятия.
Сегодня утром они оба приехали в Париж со своими девушками, но решили присоединиться к нам позже, чтобы мы могли устроить небольшой девичник.
Я эгоистично отвожу взгляд, наблюдая за тем, как два лучших друга Феникса умиляются моим друзьям.
Рис устраивается на диване рядом с Тайер, закидывает руку ей на плечо и прижимает ее к себе, а Роуг делает то же самое с Беллами.
Чего бы я только не отдала, чтобы Феникс сделал то же самое со мной.
За всю свою жизнь я никогда не чувствовала себя более одинокой, а это о многом говорит.
— Вижу, он наконец-то одел на нее кольцо, — говорит Рис, кивая на бриллиант на моей левой руке.
Я насмехаюсь, рассеянно играя с кольцом.
— Да, по принуждению.
— Это ведь так похоже на него. Он известен тем, что позволяет другим людям заставлять его делать то, что он не хочет, в конце концов. — Он отвечает, сарказм просачивается из каждого слова.
— Ну, с завтрашнего дня между нами все кончено. Мы возвращаемся к прежнему статусу, как это было до того, как мы начали встречаться, и будем вести раздельную жизнь, когда поженимся. — Я вздохнула и сделала еще один большой глоток. — Так что, думаю, в этом ты прав.
— Почему ты думаешь, что все кончено? — спрашивает Рис, нахмурившись.
Я встречаю его взгляд.
— Его ведь здесь нет?
— Он придет, — говорит мне Роуг.
Он говорит это так, будто это неизбежность.
Все головы поворачиваются в его сторону, а Беллами спрашивает.
— Откуда ты это знаешь?
Он с вожделением смотрит на нее, прежде чем ответить прямо мне. —Потому что он так поступает. Неважно, где он, что он делает или насколько это важно; куда бы ты ни пошла, он последует за тобой. И он бросит все, чтобы сделать это.
Я качаю головой.
— Нет, не бросит.
Сегодня утром в аэропорту у него была возможность сделать именно это, но он ушел.
Настала его очередь вздыхать.
— Он нашел тебя в Барокко, когда ты флиртовала с этим ублюдком. — Он спорит, пересчитывая пальцы на руке, лежащей на плече Беллами. — Он прилетел в Гонконг на один день, в основном для того, чтобы посмотреть, как ты заказываешь обед, пока он прячется за деревом. На прошлой неделе он появился в доме твоих родителей, хотя поклялся никогда не возвращаться туда ни по каким другим делам, кроме семейных. Черт, если хочешь, я пойду еще глубже, он решил посещать АКК. Напомни мне еще раз, сколько поколений твоей семьи учились в нашей школе на сегодняшний день? Ты с самого рождения знала, что поступишь сюда, верно? Мы все знали это о тебе. И все же он решил приехать сюда, чтобы быть рядом с тобой, хотя тогда он якобы ненавидел тебя. Это лишь некоторые из них, но я могу продолжить, если хочешь.
Пока он говорит, Беллами поворачивается ко мне, положив руку на сердце и выпятив нижнюю губу, с милым выражением на лице.
Он продолжает.
— Он придет, потому что ты — Сикстайн, а он — Феникс, и он всегда придет за тобой. Ты даже не представляешь, на что он готов пойти ради тебя. Если тебе от этого станет легче, думаю, он просто сам все понял.
Слезы, которые я сдерживала с момента приезда во Францию, возвращаются с новой силой, жаля уголки глаз.
Я пытаюсь осмыслить его слова. Неужели он прав насчет Феникса?
Я отчаянно хочу, чтобы он был прав.
— Почему ты упомянул Гонконг? Он точно не приезжал ко мне.
— Тебе стоит спросить его об этом. Он как раз вон там, — говорит он, и знакомая ухмылка начинает кривить его губы, когда он склоняет подбородок к моему плечу.
Я встаю и поворачиваюсь так быстро, что чуть не теряю равновесие. Тайер ловит меня, и она, Беллами и Нера тоже встают, удивление окрашивает их лица, когда они смотрят в толпу.
Я слышу, как Нера говорит.
— Может, он все-таки не такой уж и дурак.
Ее слова отдаленно звучат в моих ушах, потому что все, на чем я могу сосредоточиться, это на том, что, когда я оборачиваюсь, Феникс уже там.
Он идет по клубу решительными шагами, пробираясь сквозь толпу, как Моисей через Красное море, его взгляд непоколебимо горит в моем, когда он направляется ко мне, и мое сердце замирает в горле, потому что я все еще не уверена, что не просто желаю его появления на свет.
Я не жду, пока он подойдет ко мне, чуть не столкнувшись со столом в своей спешке покинуть VIP-зону. Я сбегаю вниз по нескольким ступенькам, насколько это возможно на моих каблуках, и начинаю проталкиваться сквозь толпу людей, чтобы добраться до него.
Его взгляд следит за мной все это время, его глаза не отрываются от моих, пока я приближаюсь к нему. Розовые и фиолетовые лампы верхнего света отбрасывают на его лицо резкие тени, которые ничуть не смягчают дикие черты его лица.
Он наблюдает за мной с такой пристальностью, что нервы трепещут в моем животе и увеличиваются в количестве с каждым шагом, приближающим меня к нему.
Он действительно здесь.
Когда меня отделяет от него менее пяти метров, я останавливаюсь, но он не останавливается. Он продолжает идти вперед, пока не врезается в меня, его сильные руки подхватывают меня и прижимают к своей груди.
Я обхватываю его за шею и прижимаю к себе. Если бы я стояла перед зеркалом, думаю, мое отражение показало бы, что моя улыбка простирается от этого места до конца света.
Одна из его рук защитно опускается на мою попку, прикрывая голую плоть, обнаженную из-за его прижимания к моему микроплатью.
Его губы касаются моего уха.
— Я рад, что ты надела зеленое, детка.
Я превращаюсь в бескостную лужицу в его объятиях и понимаю, что теперь мне хочется плакать от радости.
Я не в себе, не судите меня.
В конце концов он опускает меня на землю и зажимает мое лицо обеими руками, приникая своим ртом к моему.
Его губы двигаются по моим со знанием дела и тоской, мастерски раздвигая мои губы и встречая мой язык, и давая мне понять, что он скучал по мне.
Он целует меня так, будто последний раз целовал меня двенадцать лет назад, а не двенадцать часов назад. Как будто следующий раз он поцелует меня в другой жизни, а не в этой.
— Что ты здесь делаешь? — спрашиваю я, задыхаясь и улыбаясь, когда он отстраняется.
Он не отвечает, его темные глаза находят мои. Он кладет руки мне на талию, его прикосновение становится теплым и властным, когда он спускается к моим бедрам.
Его голова наклоняется, и его лицо оказывается напротив моего, когда он прижимает свои следующие слова к моему уху.
— Потанцуй со мной.
Мои руки встречаются с его затылком, а его руки крепко обхватывают меня. Прижавшись друг к другу, словно боясь, что другой исчезнет, если мы отпустим его, мы медленно покачиваемся в такт музыке.
Мы почти не попадаем в ритм клубной песни, звучащей из колонок, но это неважно.
Мы танцуем, и я знаю, что запомню эту ночь на всю жизнь.
— Я знал, что именно здесь я должен быть, — шепчет он мне в шею. Его губы горячо смыкаются вокруг моей точки пульса, и он втягивает мою кожу в свой рот.
Я стону, и он отпускает мою шею, выпрямляется во весь рост и смотрит на меня сквозь тяжелые веки.
— Я проехал на красный свет по дороге на встречу, и меня осенило: когда сегодня пробьет полночь, ты будешь свободна и сможешь поцеловать кого-то другого. — Его глаза потемнели от гнева. — Я избавлю тебя от подробностей того, как это меня взбесило, но я подумал, что должен тебе сказать.
— Что ты не хочешь, чтобы я целовалась с кем-то еще?
— Что я хочу больше времени.