ГЛАВА 24

— Я должен, — сказал Грей и исчез в коридоре.

Слезы навернулись мне на глаза.

— Линк...

— Скажи мне, что это была ошибка. Скажи, что ты не нарочно произнесла его имя, когда мой рот был на твоей киске.

Меня разорвало на части. Слова, чувства, оправдания — все это ускользало от меня, оставляя меня на мели — раненую певчую птицу со сломанными крыльями и без голоса. Забавно, ведь именно мой голос стал причиной этого.

— Лирика, — его ореховые глаза сканировали меня, умоляя дать простое объяснение. Я пожалела, что у меня его нет. — Скажи мне.

— Линк...

— Черт, — он запустил пальцы в волосы, затем посмотрел на потолок, как будто там мог быть какой-то ответ, какое-то облегчение. — ЧЕРТ!

— Я не знаю, что случилось, — я подползла к нему, стоя на коленях, как грешница, ищущая искупления. — Быть здесь, вернуться в это место, увидеть его...

Он уронил руки.

— Видеть его что?

Я не могла ответить. Я не знала. Было трудно выразить словами то, что я сама не понимала до конца.

— Видеть его что, Лирика? Заставляет тебя быть мокрой? — его слова сжали мое сердце, превратили его в скрученный узел смятения и вины. — Ты сейчас хотела меня или его?

Ответ тяжело лег на мою грудь. Моя жизнь была разделена на две части: до Братства и после. До Братства был только Линк. Он был всем, что я видела, всем, что я чувствовала, всем, чем я дышала. А потом было — после. Сейчас. Когда, по мнению всего мира, Лирики больше не существовало. Когда меня окружала ломка каждый гребаный день. Когда я видела, что эти мужчины делали с молодыми девушками, и вспоминала, что они могли бы сделать со мной. Когда человек, которого я должна была бояться, спас меня от этого. Когда хорошие люди совершали плохие поступки, а люди с черными сердцами становились героями.

Голос Линкольна прорвался сквозь мои мысли. — Ответь мне, черт возьми.

— Обоих, — сказала я, наконец, эмоции яростно вырывались из моей груди. — Я хотела вас обоих, — правда была сокрушительной. Я чувствовала ее в своем мозгу, видела ее в его глазах.

Линк покачал головой.

— Ты моя, — он потянулся вперед и обхватил мое лицо обеими руками. — Ты понимаешь это? — он прислонил свой лоб к моему. — Ты моя до самой смерти, а после, когда мы вернемся как… — Его дыхание пронеслось над моим лицом, когда он выдохнул. Он все еще пах мной. — Блядь... дельфины или какое-то дерьмо. Тогда ты тоже будешь моей, — он поцеловал мой рот, мягко, задерживаясь губами на губах, как будто ему нужно было убедиться, что я хочу этого, что я хочу его. — Ты мой гребаный дельфин.

Я зарылась пальцами в его темные кудри.

— Я твой дельфин.

Он отстранился и встретился с моими глазами.

— Ты любишь его?

— Нет, — мой ответ был мгновенным. Я не могла любить Грея. Нельзя любить двух людей одним сердцем.

— Но ты хочешь трахнуть его?

Боже. Я была здесь, мое платье задралось на талии — без трусиков — и мои сиськи были выставлены на всеобщее обозрение. Моя грудь была разорвана, а сердце истекало кровью, и Линкольну стоило только упомянуть об этом, как моя киска сжалась от желания. Насколько же я была ебанутой?

— И ты хочешь, чтобы я смотрел, как он только что это делал, — добавил он, когда я не ответила.

— Нет, я не хочу, чтобы ты смотрел, — я забралась к нему на колени, облокотившись на него. — Я просто хочу... — я сделала паузу, подыскивая слова. — Я не знаю, чего я хочу. Я знаю только, что, когда он стоял там и смотрел, я не хотела, чтобы он не смотрел. И я не хотела, чтобы ты тоже остановился. И на секунду я задумалась, на что это может быть похоже... — я позволила остальным своим мыслям остаться невысказанными.

— Ты можешь просить меня о чем угодно, птичка, — сказал он с печальной убежденностью. — Хочешь весь мир? Я дам тебе этот гребаный мир. Но не проси меня разделять тебя с кем-то. — Его большие пальцы провели по моим скулам. — Это место в жопе. Эта система... общество — как бы они его ни называли — это пиздец. Оно дурит тебе голову. Видит Бог, оно испортило мою.

Я вытащила руки из его волос и сглотнула. Ничего у меня в голове не было.

— Он спас меня, Линк. И не один раз. Он нашел моего отца и привел его ко мне. Он дал мне тебя, когда я думала, что потеряла тебя. Он дал мне Татум. Он предложил тебе убить его, чтобы мы могли быть свободны.

Линк убрал руки от моего лица.

— Он забрал тебя! Потом он изнасиловал тебя. А потом он оставил тебя одну, — его голос сломался от нахлынувших эмоций.

— Он сделал это, чтобы спасти меня, — я ненавидела эту стену, которую мы медленно возводили. Я не хотела этого. Я никогда не планировала этого. Они сделали это, и я должна была ненавидеть их за это. Я ненавидела их за это, за то, что они взяли жизнь, которую я любила, и перевернули ее с ног на голову. Это произошло без предупреждения, столкновение судьбы и несчастья. Но где-то в беспорядке и хаосе я нашла утешение. Из-за Грея. — Я не жду, что ты поймешь. Но он не такой, каким ты его считаешь.

— Нет, Лирика. Он не тот, кем ты его считаешь.

Между нами повисло молчание. Наши груди вздымались, когда мы сидели и смотрели, ожидая, надеясь, извиняясь без слов. Как будто через несколько часов Линк вздохнул и медленно покачал головой.

— Господи, почему ты не могла просто захотеть Лео? Трахать его вместо этого? — спросил он, слегка наклонив губы. Боже, мне нравилось это лицо.

Я придвинулась еще ближе к нему, заставляя свою киску гиперчувствовать эрекцию, прижатую к ней.

— Если тебе это нужно, чтобы преодолеть твой стокгольмский синдром или что он там с тобой сделал, тогда я сделаю это. Один раз, — он прижался ко мне, ткань его брюк грубо прижалась к гладкости моей голой плоти, но терла мой клитор так, что я вздрагивала. — Я дам тебе завершение. Вот что это такое, птичка. Это завершение, — он схватил меня за бедра. Сильно. — Не думай ни секунды, что это не выпотрошит меня.

Его признание пронзило меня насквозь. Наши глаза встретились. В них была боль, но в глазах Грея тоже была боль. Словно прочитав мои мысли, Линк крепче прижался к моим бедрам, становясь все более собственником. У меня заколотилось в груди от мысли, что я могу причинить ему боль, причинить боль кому-то из них. Я всегда открыто говорила Линку о том, чего хочу, что мне нравится. Мы были очень сексуальны, всегда были. Наши тела говорили друг с другом, когда наши уста не могли найти слов. Он сказал, что я могу быть закрытой, но я не была уверена, что он знает, чего это может стоить нам всего.

Я обвила руками его шею, в моем нутре поселилось новое, чистое осознание.

— Я люблю тебя. — Мне нужно было, чтобы он это знал. Прежде всего, я любила его.

— Тебе, блять, лучше делать это.