Будет ли наш ребенок таким же терпеливым, как Тобиас? От этого вопроса у меня внутри все перевернулось. У нас родиться ребенок. Он разозлится, если меня стошнит на его модные деревянные полы?

Я зажмурила глаза, желая, чтобы тошнота прошла. Это произошло после нескольких глубоких вдохов, и когда я приоткрыла веки, Тобиас не двигался. Он стоически стоял возле раковины.

Свет из окна за его спиной очерчивал его широкую фигуру. Его волосы были длиннее, чем в ту ночь, когда мы были вместе. Темные пряди были слегка влажными и расчесаны пальцами, как будто он недавно вышел из душа. Рельефный подбородок Тобиаса был покрыт бородой, которая идеально сочеталась с мягкой фланелевой рубашкой в клетку цвета буйвола, облегавшей его мускулистую фигуру.

Он выглядел как сексуальный лесоруб.

— Мне нравится твоя борода.

Он кивнул.

— Ты это уже говорила.

Верно. Я говорила ему об этом несколько раз шесть недель назад, когда эта борода была у меня между бедер.

Должно быть, это было до того, как порвался презерватив, и его сперма беспрепятственно проникла через мое влагалище в фаллопиевы трубы, где один из сперматозоидов попал в яйцеклетку.

Гребаная сперма.

Но, эй, могло быть и хуже. Тобиас Холидэй был находкой. Он часто смеялся. Его улыбка была ослепительной, как звезды ясной ночью в Монтане. Эти голубые глаза были похожи на драгоценные камни, и всегда сияли особенно ярко, когда он смотрел на меня.

Или… так было когда-то.

Теперь он смотрел на меня так, словно я сошла с ума.

Нет, но мой менструальный цикл — да.

Говори, Ева. Скажи что-то. Что-нибудь.

— Счастливого сочельника.

— Счастливого сочельника.

— Ты, эм… чем-нибудь занят сегодня?

Он кивнул.

— Сегодня вечером ежегодная праздничная вечеринка моих родителей.

— В Сочельник? — Я много раз ходила на эту вечеринку, но она всегда была за неделю до Рождества.

— На прошлые выходные был конфликт в расписании.

— А. Что ж, это всегда весело.

— Должно получиться хорошее времяпрепровождение.

Я выдавила дрожащую улыбку, затем огляделась, поворачиваясь к нему спиной и пряча ужас на лице.

Дом Тобиаса, без сомнения, был чем-то, что он спроектировал сам. Это напомнило мне об одном из рисунков, которые он сделал в колледже. Мы ходили на свидания, и он рисовал домики на салфетках, пока мы ждали свою еду.

Он всегда хотел место за городом, где ему не нужно было бы беспокоиться о соседях, заглядывающих в его окна, или о шуме от постоянного уличного движения.

После многих лет скитаний из города в город я бы, наверное, сошла с ума здесь в одиночестве.

— Ева, — в глубоком голосе Тобиаса слышалась легкая хрипотца, от которой у меня всегда замирало сердце.

— Да? — Я напряглась.

— Ты не повернешься и не посмотришь на меня?

Я съежилась, но подчинилась, обернувшись как раз вовремя, чтобы увидеть, как он оттолкнулся от прилавка и подошел к островку, держась руками за край.

— Что не так?

— О-откуда ты знаешь, что что-то не так?

Он бросил на меня равнодушный взгляд.

— Ева.

Было несправедливо, что он так хорошо знал меня, даже после стольких лет.

— Я… — фраза застряла у меня в горле.

— Ты пугаешь меня. — Беспокойство на его лице разбило мне сердце. — Это твой папа?

Я покачала головой.

— Твоя сестра?

— Нет, — прошептала я. — Это…

Моя рука так крепко сжала тест на беременность, что я испугалась, что он треснет. Я снова закрыла глаза, расправила плечи и сделала первое, что пришло в голову.

Я запела.

— На третий день Рождества моя любовь подарила мне…

В колледже Тобиасу всегда нравилось, когда я сочиняла глупые песни в душе. Он прокрадывался в ванную и садился на унитаз, чтобы послушать. Он часто пугал меня до чертиков, когда я отдергивала занавеску и там был он, его голубые глаза плясали от моих нелепых слов.

— Ева, что, черт возьми, проис…

Я подняла палец.

— Трех фаверолей. Двух горлиц.

Я открыла глаза, вытащила руку из кармана и бросила в него тест.

Тобиас поймал ее в воздухе.

— И куропатку, и беременность (прим. ред.: текст песни «12 дней Рождества», где оригинальный текст звучит так: На третий день Рождества моя любовь подарила мне трех фаверолей, двух горлиц и куропатку на грушевом дереве).