Я осторожно закрыла за собой дверь, не потому, не потому что мне был неинтересен их разговор, а потому, что я не была уверена, что у меня хватит сил выслушать правду Тобиаса.

— Уф. — Я плюхнулась на край кровати и ущипнула себя за переносицу.

Мой телефон и ноутбук все еще были на кухне, так что все, что я могла делать, это сидеть и ждать, позволяя минутам проходить, пока, наконец, входная дверь не закрылась, а за окнами не завелся автомобильный двигатель.

Так будет не всегда. Стало бы легче, если бы у нас было больше времени, чтобы приспособиться. Все важные жизненные решения требуют времени на осмысление. Возможно, разработка плана — Тобиас был готов сделать сальто, когда я произнесла это слово, — помогла бы снять стресс.

Я могла бы заказать билет на самолет, чтобы прилететь обратно через два месяца. Или через три? Смогу ли я к тому времени освободиться, чтобы съездить домой? Захочет ли Тобиас приехать в Лондон? Когда мы сможем узнать пол ребенка? Как часто я буду ходить к врачу?

По мере того, как вопросы проносились в моей голове, я осознала, насколько прискорбно не готова к беременности. Мой желудок снова начал бурчать, и я вскочила на ноги, надеясь, что один из леденцов Ханны может помочь. Но после первого шага я подавилась и изменила направление в сторону ванной.

В моем желудке ничего не было, но меня все равно выворачивало наизнанку, и я кашляла.

— О, это отстой, — застонала я. Пот выступил у меня на лбу, когда я переместилась, чтобы прислониться к стене. Все мое тело словно вывернулось наизнанку. Мышцы были каким-то образом напряжены, но дрожали. У меня кружилась голова, и мне хотелось плакать.

Так я и сделала.

Я закрыла лицо руками и заплакала. Позволяя эмоциям течь по моему лицу, а страхам сорваться с моих губ.

У меня не было причин чувствовать себя здесь такой одинокой. Я была дома. Мой папа был в десяти минутах езды. Елена тоже. Но эта ванная казалась черной дырой. Только я и мой ребенок. Только я и глубоко сидящий в душе страх, что я потерплю неудачу. Что подведу этого ребенка.

Как я сделаю это? Как я собираюсь стать хорошей мамой? Тобиас не верил в меня. Черт, я не верила в себя.

Я плакала так сильно, что не услышала, как открылась дверь.

Только что я лежала на прохладном кафеле, а в следующее мгновение прижалась к груди Тобиаса, когда он заключил меня в объятия.

— Дыши, малышка.

Я кивнула, зайдя слишком далеко, чтобы остановиться. Но вместо того, чтобы плакать в свои руки, я зарыдала ему в плечо, когда он отнес меня на кровать и усадил к себе на колени.

— Я ненавижу это.

— Все наладится. Утренняя тошнота не длится вечно.

— Дело не в этом. По крайней мере, я так не думаю. — Я отстранилась, вытирая лицо насухо и шмыгая носом сквозь последние слезы.

Вот только, эта тошнота исходила из моего сердца. Масштаб того, с чем мы столкнулись, разрывал меня на части.

Стресс меня не беспокоил. Черт возьми, я преуспевала в нем. Я сделала карьеру, преуспевая в нем. Но тревога… Боже, тревога была парализующей.

— Я не знаю. — Я слезла с его колен и устроилась между его раздвинутых ног, прижимая колени к груди.

Он заправил прядь моих волос за ухо.

— Когда мы были моложе, я думаю, мы считали само собой разумеющимся, насколько хорошо знаем друг друга.

— Что ты имеешь в виду?

— Я имею в виду то, что нам не нужно было разговаривать. Ты могла посмотреть на меня и в большинстве случаев точно знать, о чем я думаю или что чувствую. Это всегда было… легко.

— Мне нравилось это в нас. — Я слегка улыбнулась ему. Тобиас был единственным человеком, который всегда все упрощал.

— Да, мне тоже. Но это означало, что мы не ссорились.

— Ты хочешь ссориться? Ладно, я думаю, цвет краски, который ты выбрал для этой комнаты, слишком серый. Это скучно.

Он усмехнулся.

— Ты действительно хочешь поссориться из-за цвета краски?

— Это ты только что попросил меня поссориться с тобой.

— Женщина. — Он покачал головой с усмешкой на губах. — Я к тому, что… Я думаю, мы привыкли к тому, что все хорошо. Я думаю, мы были счастливы. И поэтому, не делали ничего, что могло бы все испортить. Например, не разговаривали друг с другом. Или не позволяли всему идти наперекосяк.

Я вздохнула.

— Я должна была сказать тебе, что хочу переехать.

— Да, тебе следовало это сделать. — В его голосе была резкость, тон, который пробирал до костей. Каждая клеточка моего тела напряглась.

Это было именно то чувство, которое я испытывала в те редкие моменты, когда мы ссорились. От этого мне снова хотелось блевать. Вау. Как я раньше этого не поняла? Он был прав. Чертовски прав.

Я ненавидела, когда Тобиас злился на меня. Ненавидела. Поэтому делала все, что было в моих силах, чтобы избегать ссор, включая сокрытие своих мечтаний.

Сокрытие продолжалось так долго. И, в конце концов, правда, наконец, вышла на свет.

— Не надо меня ненавидеть, — прошептала я, встретившись с ним взглядом. — Я этого не переживу.

— Я никогда не смог бы возненавидеть тебя. — Он поймал новую слезинку большим пальцем и смахнул ее. — Но я могу злиться на тебя. Ты можешь злиться на меня. И мы можем перейти на другую сторону, поговорив об этом. Так поговори со мной. Скажи мне, что происходит у тебя в голове.

Я осела, воздух вырвался из моих легких.

— Я не хочу бросать свою работу.

Уф. Это признание было похоже на прогулку голышом по Мэйн-стрит.

Это не должно было так сложно говорить. Тобиас был так же предан своей карьере, как я своей. Но, думаю, в глубине души я все еще была женщиной, которая считала необходимым скрывать свои мечты. Единственной женщиной, которая предпочла работу ему. Той, которая боялась, что никогда по-настоящему не простит меня за то, что я разлучила нас.

— Это моя индивидуальность, — сказала я ему. — Я больше не знаю, кто я без этого. Это спасло меня, когда я была в самом низу. И это больше, чем деньги, это моя гордость.

— Эй. — Тобиас подцепил пальцем мой подбородок, приподнимая его, чтобы я могла встретиться с ним взглядом. И вот оно, знакомое утешение в его глазах. Понимание того, что он знал, каково это — любить работу. Карьера заполняет пустоту.

Пустоту, которую я создала в его жизни, когда уехала из Монтаны.

Энергия, казалось, сразу покинула мое тело, как будто свет выключили щелчком выключателя. У меня едва хватило сил добраться до подушек и рухнуть без сил.

Тобиас вытянулся рядом со мной, его тело на одной половине кровати, мое — на другой. Между нами была четкая грань, его подушки, мои подушки. За исключением одного прикосновения. Он взял меня за руку, переплетя наши пальцы, и крепко держал ее, пока я не погрузилась в сон.

Меня разбудил звон, в голове помутилось, когда я оторвалась от подушки. Я откинула волосы с лица и спустила ноги с кровати, сделав несколько глубоких вдохов, прежде чем подняться на ноги.

Я приготовилась к волне тошноты, которая так и не пришла. Мой желудок казался твердым, как скала. Обычным. Может быть, мне нужны были не леденцы и крекеры, а разрядка. Разговор с Тобиасом.

Ссора, если это приведет нас к лучшему.

Я шаркающей походкой вышла из комнаты и направилась по коридору, мои босые ноги бесшумно ступали по деревянному полу. Щелкнул дверной замок, раздался громкий хлопок. Затем женский голос.

— Привет. Я знаю, мне следовало сначала позвонить, но я подумала… какого черта? Я воспользуюсь шансом, что ты дома и у тебя есть несколько свободных часов.

— Челси…

Челси? Подождите. Одну из моих подруг по колледжу звали Челси, но я не разговаривала с ней много лет.

— Я знаю, ты ненавидишь сюрпризы. Я заглажу свою вину в постели.

Что. За. Хрень.

Тобиас действительно ненавидел сюрпризы. Я сама не была их поклонницей.

Особенно когда сюрпризом стала симпатичная блондинка, стоящая в прихожей и прижимающаяся губами ко рту Тобиаса.