3

КЕЙН

Следую за Ридом в его подвал. Я не в первый раз спускаюсь сюда, но даже сейчас это шокирует меня.

Он оборудовал все это место как тюрьму со специальным дополнительным открытым пространством в конце, где проводит свои... эксперименты, скажем так.

Подойдя к самому концу длинного ряда дверей, он достает из заднего кармана связку ключей и вставляет один из ключей в замок. Звук скрежета металла о металл эхом разносится по жуткому пространству.

Рид входит в маленькую камеру, оставляя меня вглядываться в нее с порога.

Алана свернулась калачиком в углу, обхватив руками колени.

При виде слез, текущих по ее щекам, меня охватывает чувство вины, но потом я смотрю в ее холодные голубые глаза и вспоминаю, кто она. И игру, в которую та пытается играть.

— Пойдем, — требует Рид, поднимая ее с пола за руку и вытаскивая из замкнутого, темного пространства.

Он усаживает ее на стул, прикрепленный к полу, и следит за тем, чтобы женщина не сдвинулась с него, пригвоздив смертельным взглядом.

— Итак, — говорит он, придвигая другой стул и садясь прямо перед ней. — Ты собираешься испортить мне все веселье, рассказав, во что ты, черт возьми, играешь? Или я сегодня вечером сыграю в какие-нибудь неожиданные игры?

Женщина кривит губы и прищуривает глаза, когда смотрит на него в ответ.

Смело. Большинство людей на ее месте прямо сейчас обмочились бы.

Я ничего не знаю о ней и о ее прошлом. Все, что знаю, это то, что она замужем за мужчиной, который по какой-то причине отказывается трахать ее, и я развлекал ее, пока ее старик занят. Но по тому, как Алана смотрит на Рида, как будто он не один из самых страшных гребаных мужчин на планете, я начинаю задаваться вопросом, через что она прошла в своей жизни, чтобы казаться такой невозмутимой.

— Отлично. Хорошо. Я рад такому решению, — говорит Рид, потирая руки, как будто он ребенок, которому только что дали волю в кондитерской.

Он встает со стула, подходит к шкафу от пола до потолка и открывает дверцы.

Алана следит за каждым его движением и скользит взглядом по содержимому шкафа. Но опять же, нет никаких признаков того, что женщина нервничает, когда она смотрит на множество приспособлений для пыток, которые есть у Рида под рукой.

— Итак, Алана... — размышляет вслух он, обдумывая свои варианты. — Расскажи мне о своей беременности.

— Я тебе ни хрена не скажу, — огрызается она. — У меня нет причин быть здесь.

— Нет? — спрашивает он, глядя на нее через плечо. — Ну тогда ты можешь рассказать мне все, не так ли? Расскажи все подробности, докажи нам, что все в порядке, и мы позволим тебе выйти через парадную дверь целой и невредимой.

— Надеюсь, ты знаешь, что мой муж убьет тебя за это, — шипит она.

— Твой муж, правда? Мужчина, которому на тебя плевать. Который передает тебя другим, чтобы ему не приходилось иметь с тобой дела. Человек, который работает по моему приказу.

— Твоего отца, а не твоего.

— Хм... Ты в этом уверена? Достаточно уверена, чтобы рисковать своей жизнью, жизнью своего ребенка?

Алана слегка бледнеет, когда Рид достает из шкафа складной нож. Выбор довольно банален, учитывая все, что у него там есть, но потом я думаю, что он хочет начать с простого и перейти к более страшным вещам.

— Итак, спрошу еще раз. Расскажи нам о своей беременности.

— Тринадцать недель. На прошлой неделе мне сделали УЗИ, — говорит она, глядя мне прямо в глаза.

— Где снимок?

— В моей сумочке.

— Ледженд, — говорит Рид, кивая в сторону камеры, в которую он ее поместил.

Схватив с пола сумочку, я бросаю ее ему.

Он сразу же начинает рыться в ней, пока не вытаскивает маленький, знакомый квадратный листок бумаги.

Потом смотрит на него, изучая все детали, прежде чем передать мне.

Мой желудок болезненно скручивается, когда я смотрю на снимок. Он так похож на тот, что был у Летти с нашим маленьким мальчиком, только когда я смотрю на него, то ничего не чувствую.

Ребенок явно меньше и его не так легко разглядеть, но он есть, и на полях сбоку указано имя Аланы и дата на прошлой неделе.

— Дата родов? — рявкает Рид, и она немедленно выпаливает дату через шесть месяцев.

Он снова садится перед ней, не сводя с нее глаз.

— Когда ты зачала ребенка?

— Не скажу, — огрызается она. — Это личное.

— Настолько личное, что не боишься смерти?

Женщина приоткрывает губы, готовая заговорить.

— Нет, я так не думаю.

Алана отрывает взгляд от Рида и снова смотрит на меня.

— Это произошло в ту ночь, когда ты отвез меня в греческий ресторан в Мэддисоне. После мы остановились в отеле «Ройал» в том невероятном люксе. Помнишь?

Я киваю один раз, к сожалению, слишком хорошо все это помня.

— Той ночью.

— Ты принимаешь противозачаточные, — заявляю я. — И я ни разу не приблизился к тебе без защиты.

Она усмехается.

— Не будь таким наивным, Кейн. Ты не хуже меня знаешь, что нет стопроцентной гарантии. — Она закатывает глаза, как будто ответ так очевиден, но, несмотря на ее слова, я все еще ей не верю.

Я понятия не имею, почему. Отстраненность в ее словах, полная противоположность тому, как Летти говорит о своей беременности даже через год после ее потери. Что-то просто не так.

Звонок мобильного телефона Рида прорезает тишину, когда мы с Аланой смотрим друг на друга, она ждет, когда я отзову Рида, а я жду правды.

— Да, — рявкает он в телефон, который на этот раз не включен на громкую связь. — Хорошо, отлично. Огромное спасибо. Ты сказал все, что мне нужно.

Рид вешает трубку, напряжение только усиливается теперь, когда он знает правду.

Мое сердце колотится, а голова начинает кружиться.

— Рид? — Мой голос звучит отчаянно, и я ненавижу, что она слышит мою уязвимость, но мне нужно знать, что она лжет. Нужно иметь возможность пойти к Летти и сказать ей, что это чушь собачья, что она единственная, кто когда-либо носила моего ребенка.

— Возвращайся наверх, Кейн.

— Нет, я хочу быть здесь, — возражаю я.

— Иди наверх, сейчас же.

— Но…

Рид поворачивается и смотрит мне прямо в глаза.

— Ладно. Хорошо. — Я вскидываю руки в знак поражения.

Повернувшись к ним спиной, я прохожу мимо камер, задаваясь вопросом, есть ли в них кто-нибудь еще, и если да, то как много они могут услышать, прежде чем я поднимусь по лестнице и вернусь на кухню за еще одним пивом. Но прежде чем дверь в подвал захлопывается за мной, я слышу ее пронзительный крик.

Замираю, слушая, как он звучит, молясь, чтобы это означало, что она лживая стерва и вот-вот получит все, что ей причитается.

Отчаянно хочу добраться до винного шкафа Рида и взять что-нибудь покрепче, но знаю, что не могу. В ту секунду, когда он подтвердит то, что я знал с того момента, как Алана открыла рот на той парковке, я пойду за Летти.

Я все еще расхаживаю взад-вперед с полупустой бутылкой пива в руке, когда дверь снова захлопывается, и Рид появляется передо мной.

Его торс испачкан кровью, а на губах играет довольная, злая ухмылка.

— И что?

Не говоря ни слова, он достает бутылку виски и стакан, щедро наливает себе, прежде чем опрокинуть его.

— Как много ты знаешь об этой сучке?

— Ничего.

Он кивает, наливая еще порцию.

— В детстве с ней жестоко обращались.

— Судя по тому, как она стояла на своем с тобой, это меня не удивляет.

— Все было так плохо, что она попала в больницу с серьезными внутренними повреждениями.

— И? — спрашиваю я, не понимая, к чему он клонит.

— Она бесплодна, Кейн. Нет никаких записей о том, что она беременна или когда-либо была беременна. Повреждения были настолько серьезными, что она не может забеременеть.

— Черт, — выдыхаю я, облегчение наполняет меня. — Так зачем все это?

— Я не знаю. Она по-прежнему отказывается говорить. Но я это выясню.

— Она все еще жива?

— Конечно. Что ты обо мне думаешь? Я бы ни за что не убил ее, не насладившись ею сначала.

— Ты чертовски болен, знаешь это?

Он выпивает еще одну порцию виски.

— Иначе тебя бы здесь не было. И какого хрена ты все еще здесь? Иди за своей девушкой.

— Позвони мне, когда узнаешь.

— Конечно. Хотя это может быть и не так быстро. Что-то подсказывает мне, что она заставит меня поработать ради этого. — Его улыбка становится порочной, когда он фокусирует глаза на точке за моим плечом и представляет все, что собирается с ней сделать.

— Ну наслаждайся этим, ты, извращенный ублюдок.

Он разражается смехом, когда я ставлю бутылку на стойку и направляюсь к двери.

— Говоришь это так, словно ты гребаный святой, Ледженд.

— Ага, архангел, блядь, Габриэль, братан.

Он все еще смеется, когда я подхожу к входной двери и проскальзываю через нее, оставляя его наедине с его вечерними пытками.

Завожу двигатель и мчусь по длинной подъездной дорожке Рида, более чем счастливый уйти от этой лживой сучки и оставить ее поиграть с Дьяволом и выяснить, где на самом деле лежат ее пределы и что заставит ее признаться.

Впервые увидев Алану, я понял, что что-то не так. У нее всегда был такой лукавый взгляд. У меня с самого первого дня было ощущение, что женщина что-то замышляет. Но я предполагал, что она хотела, чтобы я влюбился в нее и избавил от фиктивного брака, но Алана ни разу ничего не сказала о том, чтобы быть вместе. Ну, пока не заявила, что носит моего ребенка.

Может быть, в этом и было все дело? Это ее способ заставить нас быть вместе.

Но почему сейчас?

Летти.

Если она знала достаточно о Летти, чтобы пойти за ней и раскрыть свой секрет, тогда она знает, как много Летти значит для меня, а это значит, что эта сука следила за нами.

Крепче сжимаю руль, мне не нравится чувство, которое вызывает во мне эта мысль. Это только укрепляет слова Летти о желании держаться подальше от этого мира. Никто, кроме детей с промытыми мозгами, не хочет быть частью этого мира, а добровольно войти из-за меня — ни за что.

Только гребаные идиоты подписались бы на эту жизнь, точно зная, какие риски она влечет за собой.

Качаю головой, думая о том, как в детстве я смотрел на «Ястребов», на Виктора, как будто они были богами. К сожалению, в Харроу-Крик это дерьмо все еще так работает. Именно так каждый год они привлекают новых младших членов, желающих инициироваться. Им говорят, что внутри они в большей безопасности. Что их семьям будет безопаснее, если они присоединятся — это если их отцы еще не являются старшими членами, каковыми являются большинство. От мальчиков ожидается, что они присоединятся, пойдут по стопам своих отцов. А если они этого не делают... Что ж, значит пришло время убираться к чертовой матери из Харроу-Крик, пока Виктор и его шайка не нашли тебя и не вынудили это сделать.