ГЛАВА 36За 5 дней доНевио

После записи на татуировку я решил отправиться в загородное поместье Альвизе. Я не хотел сообщать о своем визите одному из трех его капитанов в Неаполе, все они были женаты на его дочерях и надеялись стать следующими Капо из-за отсутствия сына.

Его особняк находился недалеко от национального парка Везувий, и зловещий конус вулкана маячил на горизонте. Массивные чугунные ворота и старая каменная стена преградили мне путь на территорию. Я вышел из взятой напрокат машины и подошел к воротам. Наверху была камера наблюдения. Я поднял голову, чтобы тот, кто смотрел запись, мог хорошенько рассмотреть мое лицо.

— Я Невио Фальконе и я здесь, чтобы поддержать своего двоюродного дедушку.

Некоторое время ничего не происходило. Я взялся за стальные прутья и заглянул внутрь. По ту сторону сада росли кусты с розовыми цветами, огромные оливковые и фиговые деревья, а также обширные кусты розмарина. Еще выше я мог разглядеть красную черепицу и белый верхний этаж виллы.

По асфальту, который был покрыт трещинами там, где безжалостное солнце истерло материал, заскрипели шаги. В поле зрения появились двое охранников с автоматами. Они кричали на меня по-итальянски с неаполитанским диалектом.

— Положи руки за голову и ляг.

Какой теплый прием, но я сделал, как они сказали. Если я убью их, Альвизе, возможно, будет менее склонен позволить мне остаться.

Солнце нагрело землю до такой степени, что мне пришлось сдержать шипение, когда моя грудь прижалась к поверхности. Моя татуировка была еще свежей. Возможно, пленка, которую нанес на нее татуировщик, въелась бы мне в кожу.

Один из двоих обыскал меня на предмет оружия, в то время как другой направил ствол своего автомата мне в голову.

— Все чисто. — Двое мужчин схватили меня за руки и ноги, затем внесли на территорию. Я расслабился в их объятиях.

Альвизе стоял на последней ступеньке каменной лестницы, ведущей к деревянным двойным дверям его виллы. Он был толстяком, хотя я сомневался, что кто-нибудь осмелился бы назвать его таковым. Его, вероятно, называли крепким или импозантным. И что, черт возьми, случилось с его волосами? У него почти ничего не осталось, кроме чего-то, напоминающего тонзуру. На нем были костюм, солнцезащитные очки, шляпа и туфли на каблуке. Я с трудом удержался от саркастического комментария. Он был похож на карикатуру на мафиози. Но это было его королевство, и даже если он был жалким королем, я должен был проявлять к нему уважение, если хотел играть здесь.

Его люди отпустили меня у подножия лестницы. Я послал им жесткую улыбку.

— Невио Фальконе? — с сомнением спросил он.

Я выпрямился.

— Единственный и неповторимый. Я думал, что здесь мне окажут более теплый прием.

Он спустился с последней ступеньки.

— Верно. Мои люди могут быть перестраховщиками. Настали опасные времена.

— Действительно, — сказал я. Два бабуина держались поблизости, как будто думали, что я пришел сюда, чтобы прикончить своего двоюродного дедушку. Неужели они думали, что я хочу занять его место? Я мог бы стать Капо действующей империи, мне не нужна была та, что лежала в руинах.

— Тебя послал твой отец? Ты здесь, чтобы помочь? Я думал, он пошлет еще несколько солдат, а не только одного.

— Поверь мне, я стою большего, чем просто один мужчина. — Я проигнорировал его вопрос о моем отце. Во-первых, папа выглядел бы слабаком, если бы я уехал без его разрешения, и это могло привести к тому, что он отправил бы меня обратно.

— Я слышал эти истории, — он указал на дверь. — Почему бы тебе не зайти выпить, а я позвоню твоему отцу, чтобы поблагодарить его.

Я кивнул, не моргнув глазом. Папа не признается, что я ушел, не спросив его. Двое охранников последовали за нами внутрь. Я поднял бровь, глядя на них. Альвизе явно боялся оставаться со мной наедине. Это было нехорошо для Капо. Папа был способен защитить себя, как и подобает любому Капо.

— Мы семья, — сказал я.

Альвизе хихикнул.

— Это мало что значит, не так ли?

— Для моей семьи это важно.

— Тогда почему ты здесь? Разве тебе не следует помочь своей семье в Вегасе?

В груди у меня сжалось незнакомое чувство.

— Им не нужна помощь.

И все же в тот момент я знал, что сделаю все, чтобы вернуться к ним как можно скорее, особенно к Авроре и Баттисте, даже если оба, вероятно, не хотели этого.

 * * *

Альвизе попросил меня пожить на его вилле пару дней, прежде чем я должен был уехать в Неаполь, чтобы оказаться в гуще событий.

Я знал, что папа сильно разозлится, когда узнает, но не ожидал, что он пересечет половину земного шара. Когда Альвизе сказал мне, что мой отец направляется на виллу из аэропорта, я с трудом скрыл свое удивление.

Отец редко утруждал себя тем, чтобы скрывать свои эмоции, особенно ярость. Иногда он смягчал это ради мамы, но, когда он входил в гостиную виллы вместе с Альвизе, только глаза выдавали его ярость. Его лицо представляло собой маску контроля, пока Альвизе все бубнил и бубнил о текущем состоянии Каморры в Кампании.

Папе этот парень не нравился, поэтому я знал, что ему стоило дополнительных усилий сдерживаться.

— Мне нужно немного поговорить с моим сыном наедине, — сказал папа.

Альвизе кивнул.

— Ты можешь остаться здесь, и я дам вам немного уединения.

— Мы пойдем в сад подышать свежим воздухом, — сказал папа, жестом приглашая меня выйти с ним на улицу. Я бы тоже не остался в этих стенах для частной беседы. Готов поспорить, у Альвизе повсюду были глаза и уши.

В тот момент, когда мы с папой оказались снаружи, спрятавшись между массивными оливковыми деревьями, его маска самообладания слетела.

— Я даже не знаю, что тебе сказать.

Это было впервые.

— Я говорил тебе, что уйду, когда почувствую, что теряю контроль. Приехать сюда и помочь Каморре где-нибудь в другом месте казалось мудрым выбором. Я не спрашивал у тебя разрешения, потому что это ничего бы не изменило.

— Я даже не поэтому хочу прижать тебя к этому гребаному дереву, — прорычал папа.

Я кивнул.

— А. Это из-за Авроры?

Отец набросился на меня.

— Это из-за гребаного сына, о котором ты мне не потрудился рассказать!

Я не злился на Аврору за то, что она рассказала моей семье. Я подвел ее и Баттисту. У нее больше не было причин заботиться о нем ради меня. Она хотела вернуть свою свободу и свою жизнь.

— Я знаю о нем всего два месяца.

— Тогда тебе следовало сказать мне об этом два месяца назад! Вместо этого я узнаю, что ты заставил Аврору заботиться о своем сыне, лгав всем нам. Фабиано взбешен, и это еще мягко сказано. На твоем месте я бы не поворачивался к нему спиной.

— Мне нужно было во всем разобраться самому, прежде чем рассказывать тебе.

— И вот как ты понимаешь, что значит быть отцом? — Папа обвел нас жестом. — Убегаешь в Италию?

— Поверь мне, со мной здесь всем будет лучше. Мне нужно взять себя в руки, прежде чем я вернусь.

— Ты чертовски уверен, что возьмешь себя в руки. Я взял, и ты тоже сможешь.

Я уставился на него.

— Но я — это не ты, папа! Я должен во всем разобраться сам.

— И пока ты во всем разбираешься, ты ожидаешь, что все остальные возьмут на себя твои обязанности.

— Держу пари, маме и Киаре нравится заботиться о Баттисте, пока меня нет, а все остальные дела могут быть выполнены Массимо и Алессио теперь, когда они снова могут спокойно спать по ночам.

— Я думаю, Аврора хочет продолжать заботиться о твоем сыне. Я не знаю, что ты сделал с головой этой девушки, но она явно готова многим пожертвовать ради тебя.

Я был озадачен. Я не ожидал, что Аврора продолжит следить за Баттистой. Я всегда думал, что она передаст его моим родителям, как только у нее появится такая возможность. Я должен был признать, что мое сердце ускорило ритм, думая об этом. Я прикоснулся к татуировке, не думая об этом.

Папа схватил меня за рубашку и задрал ее, обнажив татуировку с северным сиянием. Он бегло просмотрел ее, прежде чем, прищурившись, посмотрел на меня.

— Это то, о чем я думаю?

— Я не очень хорошо умею читать твои мысли.

— Если ты заботишься об Авроре, то то, что ты сбежал и бросил ее, определенно посылает неверный сигнал.

— Ты отправил маму обратно в Наряд, хотя она была тебе небезразлична. Это было еще глупее. Она могла бы выйти замуж за своего жениха, и ты бы никогда ее больше не увидел.

Папа схватил меня за плечо.

— Как ты любишь подчеркивать, ты — это не я. Ты сможешь увидеть, как Аврора уйдет? Что, если она будет с кем-то другим, когда ты вернешься?

— Она не будет, — твердо сказал я, чувство собственности сжигало меня насквозь. Одна мысль о том, что кто-то прикоснется к Авроре, вызывала у меня желание покалечить и убить их.

— Учитывая твои действия в прошлом, было бы глупо с ее стороны не двигаться дальше.

— Мама не двигалась дальше, хотя твои действия были еще хуже, чем мои. — Я не похищал Аврору и не пытался уничтожить людей, которых она любила, поэтому я действительно не был уверен, почему папа так разозлился на меня.

— Твоя мама была занята беременностью и воспитанием близнецов, — сказал папа.

— Но ты не знал этого, когда отсылал ее прочь. Я не могу представить, что тебе было бы хорошо, если бы с мамой был кто-то другой.

— Я знал, что она не уйдет к кому-то другому, — сказал он.

— А если бы она это сделала? — Его лицо дало мне ответ. — Видишь, и я бы сделал то же самое. То, что я здесь, не означает, что я не узнаю, если кто-то попытается приставать к ней. И тогда он быстро отступит.

— Возможно, Аврора заслуживает того, чтобы двигаться дальше, особенно если тебя не будет несколько лет.

Я усмехнулся.

— Пожалуйста, не притворяйся, что у тебя хватило духу быть благородным, я определенно не куплюсь на это. Я кровожадный засранец-собственник, и Аврора знала это, когда влюбилась в меня. Теперь, когда она в моей голове, она должна знать, что это значит.

— И, очевидно, не только в твоей голове, — сказал папа, указывая на мою грудь.

Я промолчал. Мои чувства были переменчивыми и неуловимыми, я предпочитал не зацикливаться на них.