– Я, кажется, понял. Это такой художник был, Сальвадор Альенде – сказал Валера, растирая шею кулаком и часто помаргивая левым глазом. Это означало, что Валера решил постебаться – он таких слонов у себя на даче разводил.

– Валера, ты перепутал. Художника звали Аугусто Пиночет, а Сальвадор Альенде – это один из популярных псевдонимов известного чилийского патриота Луиса Корвалана. Он же Сальвадор Дали, он же Сальваторе Адамо, он же Че Гевара, он же Ясир Арафат. Выдающаяся, многосторонняя личность! Похищен советской разведкой, то ли из Чили, то ли из Палестины, от сотрудничества отказался и был зверски замучен в застенках КГБ.

– Да кто же его замучил-то?

– Такие вот, Валерочка, как ты, жлобы в камуфляжках и мучили. Забили лидера ООП и отца сюрреализма насмерть прямо в камере.

– Ага! Подзорными трубами по башке забили, как Троцкого. И врешь ты все, в КГБ камуфляжки не носили.

– Ну не носили… А кстати, Троцкого убили вовсе не подзорной трубой, а этим, блядь, как его… Теодолитом! Я и вправду запамятовал, как назывался геодезический инструмент, которым пришибли Троцкого.

– Троцкого убили, Сальвадора Дали насмерть замучили, так что он в камере повесился в тридцать седьмом году, задолго до того, как написал последнюю картину. Ну не козлы!

– Кто козлы? – последний голос принадлежал явно не Валере. Впрочем, я и сам уже не знал, кто козлы.

– Это смотря, кто спрашивает – отозвался Валера.

– Если Вы намекаете на меня, то намекать бесполезно, потому что я не могу быть козлом по определению.

Я подошел к решетке, из-за которой доносился голос и увидел там обычный вольер, а в нем – довольно симпатичного ослика. Ослик грустно покачивал головой. Я внимательно огляделся: никого из людей ни в вольере, ни рядом с ним не наблюдалось. Я еще раз повертел головой туда и сюда, отыскивая взглядом говорящего, но никого не нашел.

– Да где же этот козел? – удивленно и раздосадовано воскликнул я, так никого и не обнаружив.

– Тут нет никакого козла. Тут только я, и больше никого нет – ослик внимательно и печально взглянул мне в глаза, произнося эти слова.

– А, так это Вы и есть Говорящий Осел?

– Да, это я и есть – печально подтвердило серое длинноухое животное.

– Поразительно! – Валера даже поперхнулся от удивления и восторга.

– Не понимаю, чему Вы так удивляетесь. Вот Ваш друг с Вами разговаривает, Вы же не удивляетесь?

– Так то ж человек, а Вы, извините, осел! – я почему-то снова обратился к ослу на Вы.

– А чем, собственно, осел хуже? – спросило животное, внимательно глядя мне в глаза.

Я призадумался. Действительно, чем осел хуже человека? Пожалуй, еще и получше некоторых людей будет. Я вспомнил бандита из «Рейнджера», которого я приласкал подзорной трубой, а вслух сказал:

– Дело не в том, что осел хуже. Просто ослы не говорят!

– Но я же говорю! Причем мой родной язык – английский. Я также неплохо знаю латынь. Теперь я говорю уже и по-русски. А Сюр недавно обещал научить меня испанскому.

– Вы очень хорошо говорите по-русски, – похвалил я ослика – почти без акцента.

– А кто такой Сюр? – спросил Валера.

– Так зовут моего друга. Он здесь рядом, в соседнем вольере, работает слоном.

– Это который живет в Сальвадоре?

– Ну да, это он. Сюр такой большой и такой несчастный… Он все стоит у этого дурацкого столбика, покрашенного в полосатый цвет и ждет, когда надо будет возить экскурсантов по Сальвадору, а экскурсантов все нет…

– Полосатого цвета не бывает – резонно заметил Валера.

– Ошибаетесь, бывает – ответил ослик – По-вашему, зебра какого цвета? Или шлагбаум?

– Черного, в белую полоску – ответил я.

– Белого, в черную полоску – ответил Валера.

– Оба неправы – мягко, но настойчиво сказал осел. Цвет столбика не черный и не белый, а полосатый.

– Цвет не может быть полосатый – не сдавался я – это сам столбик может быть полосатый.

– Сам столбик может быть деревянный или, например, железный, а полосатым может быть только цвет столбика – упорствовал ослик.

– Хорошо, а почему?

– А потому что слово «деревянный» говорит нам о том, каков сам столбик, а слово «полосатый» дает нам представление о том, каков его цвет. Надеюсь, Вы представляете себе, что такое отношение между субъектом и предикатом?

– Честно говоря, нет – ответил Валера.

– Хорошо, я поясню –терпеливо сказал ослик – Вот смотрите: если столбик будет не полосатый, не черный и не белый, вообще никакой, в смысле никакого цвета, то столбик все равно существует. А вот если столбик будет не деревянный, не железный, вообще никакой, в смысле ни из чего, то столбика просто не будет. Это очень принципиальная вещь. Понимаете, слово «деревянный» по отношению к столбику означает, что столбик – это некоторое количество дерева определенной формы, в то время как слово «полосатый» отнюдь не означает, что столбик – это некоторое количество черных и белых полосок. Дерево может существовать само по себе, а полоски не могут, они могут быть только на чем-нибудь. В этом смысле слово «деревянный» мне кажется чрезвычайно удивительным, ибо по форме оно является предикатом, а по содержанию – безусловно субъектом. Вероятно, это издержки языкового способа выражения мысли. Хотя, к сожалению, другого способа просто не существует.

– Но если столбик будет не полосатый, не черный и не белый, вообще никакой, в смысле никакого цвета, то мы его никогда не сможем увидеть. Это значит, что столбика тоже не будет – возразил я.

– Это как раз еще ничего не значит, – возразил ослик. – Вы действительно не можете увидеть столбик никакого цвета, но вы можете случайно на него наткнуться, когда гуляете себе по своим делам.

– Если только мы гуляем в правильном месте, – добавил я.

– Но мы можем гулять в неправильном месте, и поэтому не наткнуться на столбик, и так и никогда не обнаружить, что он есть. А это все равно, что столбика вообще нет, – закончил мою мысль Валера.

– Молодые люди, не пытайтесь подменять понятия! – строго сказал ослик. – Между столбиком, которого вообще нет, и столбиком, который никогда нельзя обнаружить, существует огромная разница!

– Для нас – никакой разницы нет! – ответил я, усмехаясь.

– Для вас – действительно разницы никакой, а вот для столбика – разница принципиальная.

Ответ ослика показался мне чрезвычайно убедительным. О столбике-то я и позабыл! Валера тоже притих.

– И поэтому, уважаемый ослик, Вы говорите не «полосатый столбик», а «столбик полосатого цвета», чтобы точно выражаться, да? – спросил я.

– Совершенно верно, на этот раз Вы меня совершенно правильно поняли, – удовлетворенно ответило умное животное и потерлось боком об металлические прутья ограды. – Это моя маленькая борьба против логических парадоксов, которые несет в себе субъектно-предикатное отношение. Понимаете ли, в моем представлении и субъектом, и предикатом в отношении должны являться слова, либо обозначающие то, что есть предмет сам по себе, либо обозначающее то, как мы этот предмет воспринимаем. То есть деревянный столбики полосатый цвет. Но к сожалению, в языке принадлежность к субъекту или предикату определяется только грамматической формой слов, и это создает очень неприятную путаницу. Понимаете, столбик состоит из дерева. И именно наличие дерева делает возможным существование столбика. Поэтому деревянный – это то, что есть столбик сам по себе, и логично так и сказать: деревянный столбик. А цвет – это субъективная категория, это не то, что есть столбик, а то, как мы его видим, причем только те из нас, у кого нет, скажем, дальтонизма. Поэтому нельзя относить качество цвета непосредственно к предмету. Только несовершенство языка делает возможным существование такого ущербного субъектно-предикатного отношения, в котором смешиваются объективное и субъективное начало. Предмет может восприниматься как черный, белый или полосатый, потому что он имеет субъективный атрибут – цвет. Поэтому именно цвет и только он может быть серый, белый или полосатый. Цвет, мои юные друзья, а никак не сам предмет! В данной субъектно-предикатной паре субъективны и субъект и предикат, то есть «цвет» и «полосатый». В этом случае явной путаницы уже нет. Есть только скрытая путаница, в том плане, что непонятно, в каком отношении находится цвет к столбику. То ли столбик имеет цвет, то ли столбику приписан цвет. Непонятно, как объективный предмет, каковым является столбик, может иметь субъективный атрибут, каковым является цвет. Это опять путаница. С другой стороны, если мы приписываем столбику цвет, то чтобы избежать путаницы, мы должны приписывать цвет не самому столбику, а нашему субъективному представлению о нем. Это в высшей степени логично, но на этом, к сожалению, путаница не кончается, а запутывается еще сильнее. Во-первых, никого не заставишь говорить "Я вижу мое полосатое субъективное представление о столбике", а во вторых, даже если и удастся убедить всех говорить именно так, то тогда все равно остается непонятным, какого цвета сам столбик.