Феноменальное воление - это форма феноменального содержания, которое может быть проанализировано как репрезентативное содержание следующим образом: [Я сам (= активная в данный момент прозрачная модель Я) в данный момент (= характер de nunc общей феноменальной модели отношения интенциональности, интегрированной в виртуальное окно присутствия) присутствую в мире (= активная в данный момент прозрачная, глобальная модель реальности) и как раз собираюсь выбрать (= тип отношения, изображенный в феноменальной модели отношения интенциональности) возможный путь обхода стульев к холодильнику (= объект-компонент, представленный непрозрачной симуляцией возможного моторного паттерна в эгоцентрической системе отсчета)]. Переживание агентности следует в тот момент, когда внутренняя "дистанция", созданная между феноменальной саморепрезентацией и феноменальной самосимуляцией в ранее упомянутой структуре, сокращается до нуля: Я реализую возможную самость, воплощая ее в жизнь. Когда я ощущаю себя идущим вокруг стульев и к холодильнику, проприоцептивная и кинестетическая обратная связь позволяет мне почувствовать, в какой степени я уже отождествился с последовательностью телесных движений, выбранных мною в предыдущий момент. Помните, что прозрачные репрезентации - это именно те репрезентации, в существовании содержания которых мы не можем сомневаться. Это те, которые мы переживаем как реальные, тогда как непрозрачные репрезентации - это те, которые мы переживаем как мысли, как воображение или как галлюцинации. Реализация симулятивного "я" означает разработку стратегии превращения его в содержание прозрачной модели "я", "я", которое действительно существует на уровне феноменального опыта. Таким образом, непрерывная агентность, сознательный опыт устойчивого исполнительного контроля, может быть репрезентативно проанализирована в соответствии со следующей схемой: [я сам (содержание прозрачной Я-модели) в данный момент (= характер de nunc феноменальной модели отношений интенциональности, интегрированной в виртуальное окно присутствия) присутствую в мире (= прозрачная, глобальная модель реальности) и в данный момент переживаю себя как выполняющего (= постоянно интегрирующего в прозрачную Я-модель) действие, которое я ранее представил и выбрал (непрозрачная Я-симуляция, образующая объектный компонент, который теперь шаг за шагом ассимилируется в субъектный компонент)]. Конечно, существуют всевозможные функциональные и репрезентативные осложнения, например, если проприоцептивная и кинестетическая обратная связь, интегрированная во внутренний эмулятор тела, не соответствует перспективной модели, все еще хранящейся в рабочей памяти. В любом случае, интересно посмотреть, как агентство, понимаемое как исполнительное сознание (Vollzugsbewusstsein в смысле Карла Ясперса), может быть проанализировано как продолжающаяся репрезентативная динамика, сворачивающая феноменальную модель отношений практической интенциональности в новую прозрачную Я-модель. Опять же, поскольку вся структура встроена в то, что в разделе 3.2.2 было описано как виртуальное окно присутствия, прозрачное, непередаваемое эмпирическое состояние для самой системы - это состояние полноценного волевого субъекта, который в данный момент присутствует в мире и действует в нем.

В заключение этого раздела рассмотрим интересный особый случай, а именно возможность субличностной целеустремленности. Он может послужить введением к примерам из главы 7, а также - с другой стороны - наглядно проиллюстрировать, как феноменальная Я-модель является решающим инструментом для преобразования субличностных свойств системы сознания в свойства личностного уровня. Широко распространенное философское предположение состоит в том, что приписывание целей и репрезентаций целей является отличительной чертой анализа на уровне личности, поскольку наличие целей и действий, направляемых эксплицитными репрезентациями целей, очевидно, является характеристикой, присущей только уровню целой системы. Цели есть у человека, но не у мозга, Я-модели или других функциональных модулей организма в целом. К сожалению, философская интуиция, лежащая в основе этого предположения, оказывается ложной на эмпирических основаниях: У человека явное целеустремленное поведение может возникать на модульном уровне, причем без формирования соответствующего ПМИР. Одним из особенно ярких примеров является синдром чужой или анархической руки.

Синдром чужой руки (впервые описан Гольдштейном в 1908 году; Свитом в 1941 году; термин введен Брионом и Джединаком в 1972 году; Гольдбергом, Майером и Тоглией в 1981 году; важное новое концептуальное разграничение см. в Marchetti and Della Sala 1998) характеризуется глобальным переживанием, при котором пациент обычно хорошо осознает сложные, наблюдаемые движения, выполняемые недоминантной рукой, но в то же время не испытывает соответствующих волевых актов. Субъективно (а также функционально) рука находится "вне контроля", с ощущением межчеловеческого конфликта. Например, пациентка может взять карандаш и начать писать правой рукой, но с ужасом отреагировать, когда на этот факт обратят ее внимание. Тогда она немедленно убирает карандаш, отводит правую руку в сторону левой и показывает, что не она сама инициировала первоначальное действие (Goldberg et al. 1981, p. 684). В другом случае левая рука пациентки нащупывает и хватает близлежащие предметы, выбирает и тянет за одежду и даже хватается за горло во время сна до такой степени, что она, не отрицая телесной принадлежности, называет свою конечность автономным объектом (случай 1 в Banks, Short, Martinez, Latchaw, Ratcliff, and Boller 1989, p. 456). Здесь не только нет явной репрезентации цели, связанной с сознательной Я-моделью, и нет феноменального чувства волевого владения, но мы даже находим атрибуцию квазиличности в терминах агентности и автономии пациентки одной из частей ее тела. Подобные конфликты между частью и целым могут распространяться и на уровень сознательной когнитивной деятельности, например, когда при игре в шашки левая рука пациента (т.е. часть тела, функционально не присвоенная в рамках волевой ПМИР) делает ход, который он не хотел делать, после чего он (т.е, Система в целом, работающая в рамках ПСМ) исправляет ход правой рукой, после чего функциональный модуль реагирует на фрустрацию пациента, повторяя ложный ход (случай 2 в Banks et al. 1989, p. 457).

Центральным моментом является то, что многие такие движения руки явно выглядят как действия, направленные на достижение цели, хотя ни на феноменальном уровне в целом, ни на уровне сознательной саморепрезентации такая репрезентация цели отсутствует. Репрезентации цели, лежащие в их основе, не являются феноменально собственными и, следовательно, не могут быть функционально присвоены. Поэтому они также могут быть открыты для каузальных влияний со стороны окружающей среды. Гешвинд и его коллеги описали случай 68-летней женщины, страдавшей от вызванного инсультом преходящего синдрома чужой руки, причем поражение ограничивалось средней и задней частями тела мозолистого тела:

На 11-й послеоперационный день медперсонал отметил у пациентки левостороннюю слабость и трудности при ходьбе. По словам ее семьи, в течение предыдущих 3 дней она жаловалась на потерю контроля над левой рукой, как будто рука работала сама по себе. Несколько раз она просыпалась от того, что левая рука душила ее, а когда она не спала, левая рука расстегивала пуговицы на платье, разбивала чашки на подносе и дралась с правой рукой, когда отвечала на телефонные звонки. Чтобы не дать левой руке наделать бед, она усмиряла ее правой рукой. Она описывала эту неприятную ситуацию так, будто кто-то "с Луны" управляет ее рукой. (Geschwind, Iacoboni, Mega, Zaidel, Clughesy, and Zaidel, 1995, p. 803)

В данном случае функциональным коррелятом репрезентативного сдвига, вероятно, было межполушарное моторное разобщение, в то время как нейронным коррелятом этого функционального дефицита было довольно ограниченное поражение средней части мозолистого тела. В целом, необходимый или достаточный набор повреждений, определяющих этот синдром, в настоящее время неясен. На репрезентативном уровне мы видим, что триггерные события, приводящие к определенному подмножеству противоречивых, но впечатляюще сложных и очень очевидно целеустремленных паттернов моторного поведения, которые больше не могут быть изображены как мои собственные волевые акты. Другими словами, информация об этих событиях, происходящих внутри системы, не может быть интегрирована в феноменальную Я-модель или присвоена в рамках ПМИР. Это понимание, однако, приводит нас к важному выводу о том, какова на самом деле функция сознательной, волевой перспективы первого лица. С точки зрения теории контроля (см. Frith, Blakemore, and Wolpert 2000, p. 1777 f.) пациент, страдающий от чужого знака руки, сталкивается с проблемой, что его механизм спецификации движений управляется визуально воспринимаемыми объектами в ближайшем окружении, аффордансами, принимающими каузальную роль эксплицитных репрезентаций цели. При нарушенном механизме выбора эти аффордансы теперь могут каузально "взять на себя" часть его тела. Таким образом, то, что я назвал PMIR, является феноменальным отражением успешного процесса отбора, действующего на множестве возможных вариантов поведения или состояний цели. Точнее, это финальная стадия этого процесса, ставшая глобально доступной для системы в целом. Интересно отметить интуитивное правдоподобие вырисовывающейся картины: Чем сильнее и стабильнее ваша сознательная перспектива от первого лица, тем меньше степень, в которой вы можете быть действительно движимы возможностями вашего непосредственного окружения.