Глава 3

ХАССЕН

Со своего наблюдательного пункта на заснеженном утесе я наблюдаю, как Таушен борется за то, чтобы вытащить одну из своих сетей из воды в долине внизу. Он хватает сеть в горсть, тянет, а затем подпрыгивает и поскальзывается на илистых берегах. Я сдерживаю смех. Сколько сах-сах Таушен выпил прошлым вечером? Я видел, как они с Химало разделывали одну из шкур, сидя у костра. По крайней мере, он достаточно бдителен, чтобы не забыть бросить мыльные ягоды в воду, прежде чем вытаскивать сети, иначе прямо сейчас его ботинки грызла бы рыба-клык. Он поднимается с мокрой земли и трет лоб. И снова дергает.

И снова падает вниз.

Я прикусываю внутреннюю сторону щеки, чтобы сдержать смех. Таушен еще слишком молод, чтобы знать, когда следует прекратить пить сах-сах, хотя Химало следовало бы знать лучше. Я задаюсь вопросом, почему они пили, потом решаю, что мне все равно. Я чувствую укол ревности. Это я должен был пить с ними, получать удовольствие. Теперь я ничто. Озлобленный дурак, который должен бесконечно охотиться и которому теперь не рады.

Я стараюсь не позволять этому разъедать меня изнутри, но ничего не могу с собой поделать. Племя было всем, что у меня было, а теперь у меня ничего нет.

Теперь я, наверное, хандрю, как Таушен. Но я не могу хандрить. Изгнанник всегда должен работать. Пока они скулят и пьют, я охочусь и кормлю племя. Этим утром я наткнулся на след Таушена и решил последовать за ним после того, как увидел причудливый узор его следов на снегу. Я наблюдал за ним, чтобы убедиться, что он не сделает ничего глупого или рискованного, но Таушен умен. Он держится поближе к пещерам и проверяет ловушки и сети вместо того, чтобы ловить рыбу, пока у него болит голова и замедлены рефлексы.

Я подозреваю, что Таушен не единственный, кто слишком много выпил прошлым вечером и сегодня утром двигается медленно. Я посмеиваюсь про себя, когда молодой охотник снова дергает за свою сеть, а затем плюхается на попу, как комплект, уставившись на воду. Это оказывается довольно занимательным занятием.

Я так сосредоточен на Таушене, что почти пропускаю снежную кошку, которая крадется неподалеку, переползая с извилистых листьев куста на снежный навес. Я готовлю один из своих костяных ножей, изучая существо. Он истощен, мех спутан, а свечение кхай в его глазах слабое. Его движения медленны. Значит, он болен или изъеден червями и зашел так далеко, что даже его кхай не может сохранить его здоровым. Я смотрю, как он изучает меня, а потом ускользает. Он слишком слаб, чтобы бороться за территорию, и я ослабляю хватку на своем ноже. Свежий снежный кот был бы неплохим обедом для тех, кто остался в пещере, но этот не годится в пищу.

Пока я наблюдаю, как он отступает, длинная прямая кость-стрела пролетает в воздухе и падает на землю недалеко от меня.

Я хмурюсь, прищурившись на это. Мне что-то мерещится? Есть ли поблизости Лииз или Рáхош? Это была одна из их стрел? Я видел, как они охотятся с этим оружием, и сам тренировался с ним. Я знаю, как прицелиться и поразить свою жертву одной из тонких стрел, но этот выстрел был неточным. Это не убило бы снежного кота, даже если бы существо оставалось совершенно неподвижным.

Снежный кот, прихрамывая, уходит, и вдалеке я слышу, как какая-то самка сердито произносит череду странных человеческих слов. Охваченный любопытством, я поднимаюсь на ноги и низко приседаю, оставаясь в своем укрытии среди кустов интисара. Их колючки цепляются за мою одежду, но я осторожно отодвигаю листья в сторону, выглядывая наружу.

Фигура, закутанная во множество слоев мехов, движется по снегу. Форма достаточно мала, чтобы быть человеческой, и достаточно соблазнительна, чтобы я мог догадаться, кто это. Что Мэ-ди здесь делает? Одна?

Она уходит, подхватывает свою стрелу, а затем направляется вниз, в соседнюю долину, предположительно, чтобы преследовать снежного кота, на которого она охотится.

Я оглядываюсь на Таушена. Он явно не в состоянии охотиться этим утром, и я волнуюсь за него и не могу оставить. В то же время Мэ-ди одинока и находится в дикой природе. Она может причинить себе вред… или еще хуже, если она загонит болезненного снежного кота в угол. Я разрываюсь.

Я возвращаюсь на гребень и снова смотрю на Таушена. К моему облегчению, он бросил свои сети и направляется обратно в сторону Пещеры племени, перекинув через плечо длинную тяжелую рыбу. Хорошо. Это оставляет мне свободу пойти и спасти Мэ-ди от нее самой.

Я поворачиваюсь к ней и вижу, что она уже спустилась в долину, преследуя свою добычу. Ее шаги в снегоступах медленные и неуклюжие, и она использует конец лука в качестве шеста, чтобы ориентироваться. Пока я наблюдаю, она, спотыкаясь, идет вперед, утыкаясь лицом в толстый снег.

Я вздыхаю и направляюсь вниз по склону холма вслед за ней, подавляя свое раздражение. Люди до боли не осознают, насколько опасно для них находиться в снегах. Мэ-ди более не осведомлена, чем большинство, но она также еще и совсем новичок. Если бы это были Джо-си или Клэр, у меня нашлись бы резкие слова в их адрес, но, полагаю, я должен быть снисходительным, когда дело касается Мэ-ди.

Я спускаюсь вслед за ней.

Все мысли о снисхождении и понимании исчезают, когда она снова останавливается в снегу и натягивает лук, и я слышу предупреждающий крик мэтлакса, за которым следует вой снежной кошки. Беспокойство глухо стучит у меня в груди. Как может один маленький человечек так быстро наткнуться на столько неприятностей? Я ускоряюсь, вытаскивая свои ножи.

Мэ-ди храбрая. Она взмахивает своим луком в ответ на зов мэтлакса, не отступая. Ее фигура напрягается, и вдалеке я вижу грязный желтый мех мэтлакса на фоне снега. Он низко приседает, затем зовет снова.

Мэ-ди стреляет в него, но ее стрела падает на землю рядом с ее ногами. Она снова бормочет что-то по-человечески.

Обвиняя мэтлакса.

Я рявкаю в ответ, прыгая вперед. Я преодолеваю короткое расстояние между собой и Мэ-ди за считанные мгновения. Как охотник, мой долг — защищать, и я встаю перед Мэ-ди, даже когда она нащупывает другую стрелу. Обнажив клинки, я рычу на мэтлакса, провоцируя его приблизиться.

Его рычание превращается в визг страха. Он поворачивается и убегает прочь, как я и предполагал. Они трусливы, но злобны и склонны убегать, если им противостоят или загоняют в угол. Он не убежал от Мэ-ди, и я содрогаюсь при мысли, что бы это сделало с ней, если бы она осталась на месте и продолжала пытаться пускать стрелы. От этой мысли мой желудок сжимается, и гнев вспыхивает в моем сознании.

Глупый человек.

Я гоняюсь за мэтлаксом еще немного, вымещая на нем свою ярость. Существо продолжает ухать и визжать от страха, и я не останавливаюсь, пока не буду уверен, что оно не вернется к Мэ-ди. Я замедляю шаг, а затем поворачиваю назад, оглядываясь в поисках снежного кота или других опасностей, на которые могла наткнуться Мэ-ди. Однако я ничего не вижу и достаточно расслабляюсь, чтобы вложить клинки в ножны.

Мэ-ди все еще стоит там, где я ее оставил, с открытым ртом. Лук у нее в руках, наполовину поднятый, стрела наготове.

— Что все это было? — спрашивает она меня. — И откуда ты взялся?

— Разве ты не видела моих следов? — рычу я на нее. — Разве ты не видела следов мэтлакса перед тем, как ворваться в эту долину?

Она моргает, глядя на меня.

— Следы? Я… ох. Я не подумала об этом. — Она оглядывается назад, на взбитый снег, оставшийся от ее снегоступов. — Думаю, это должно было быть очевидно.

Мое раздражение усиливается еще больше. Даже самых маленьких комплектов учат внимательно смотреть на взбитый снег.

— Кто с тобой? — Я стукну этого охотника по голове за то, что он был таким дураком, что позволил Мэ-ди убежать одной.

— Со мной никого нет. — Она вызывающе вздергивает подбородок. — Я одна.

— Что? Как? — Ее никто не защищает?

Ее брови опускаются, и она бросает на меня неприязненный взгляд.

— Как люди ходят? Я поставила одну ногу перед другой и пошла?

— И там никого не было, чтобы остановить тебя?

— В последний раз, когда я проверяла, это было племя, а не тюрьма. И я не знаю, заметил ли ты, но в последнее время люди немного заняты. Ни у кого нет времени тусоваться со скучающим человеком. — Она говорит это небрежным голосом, но на ее круглом, забавно выглядящем человеческом лице читается напряжение.

Стрела выскальзывает из колчана, который у нее на плече — ее плече, из всех мест — и я рассеянно поднимаю ее.

— Почему все так заняты?

— На днях была вечеринка, о которой, я знаю, ты знаешь, потому что я видела тебя там. — Ее щеки порозовели. — А потом у Мэйлак родился ребенок, и группа людей отправилась охотиться на одно из этих огромных существ…

— Са-кoхчк, — рассеянно говорю я, двигаясь вперед и снимая колчан с ее плеча. — Это надевается на бедро, а не на руку.

— Ой. Са-кoхчк, верно. В любом случае, им нужны вши для ребенка. Они должны паразитировать на нем. Ты знаешь, как это работает.

Я не разбираюсь в па-ра-зи-тах, но я знаю, как работает охота на са-кoхчк. Нежные кхай извлекаются из сердца существа и передаются новорожденному комплекту, чтобы он мог жить. Дети ша-кхай рождаются без кхай — они родом из этого мира, а мы нет. Кхай проникает в грудную клетку и обволакивает сердце, освещая глаза хозяина. Это сохраняет нас сильными и здоровыми… и дает нам резонанс. Людям все еще не по себе от мысли, что такая тварь живет внутри них, но те, у кого нет кхай, погибают через несколько дней.

— Кхай — это хорошая вещь.

— Так мне все продолжают говорить. — Она пожимает плечами. — И моя сестра и еще несколько человек тоже собираются в фруктовую пещеру, чтобы собрать урожай и осмотреть окрестности. Пещера будет довольно пустой в течение следующего времени.

— Я понимаю. — Я привязываю колчан к ее талии, а затем поправляю, где он висит. Мэ-ди стоит там, как комплект, не обращая внимания на то, как близко я нахожусь. Моя голова полна противоречивых мыслей. Я зол, что племя отправилось не на одну, а на две охоты, и меня в них не включили. Конечно, меня не позвали. Я же изгнанник. Мне не рады до тех пор, пока я не буду наказан достаточно, чтобы Вэктал был счастлив. Эта мысль обжигает меня изнутри.