― Не двигайся, ― приказывает он, доставая нож. ― Я убью ее.
― Не смей! ― Я легонько подталкиваю змею к пробуждению своими связанными руками. Она поднимает голову, щелкает языком в знак молчаливой благодарности за хороший отдых, а затем уползает в сторону леса. ― Она просто искала тепла.
Когда ядовитая змея исчезает в зарослях, Вульф смотрит на меня с тем же изумленным видом, что и тогда, когда я кормила голодную мышь. Наконец он сжимает переносицу, бормочет что-то себе под нос, а затем начинает закидывать костер землей.
― Вставай. Уже рассвело. Пора двигаться.
Я протягиваю связанные руки, и он ножом разрезает веревки на моих запястьях и лодыжках.
Потирая запястья, я подхожу к месту, где Вульф привязал Мист к дереву. Она расстроенно качает головой.
Волнуюсь за тебя, ― говорит она.
― Я знаю, моя храбрая девочка, ― шепчу я, успокаивающе проводя рукой по ее бархатистой морде. ― Мы обе будем в порядке.
Уйдем сейчас? Сбежим?
Я вздыхаю, глядя через плечо на Вульфа, собирающего мешок.
Еще не время.
Она знает о моем плане сбежать с Аданом в той степени, в какой лошадь способна понять сложные идеи. Адана она любила не больше, чем Вульфа, но это только потому, что она слишком опекает меня и вообще недоверчива к мужчинам.
Интересно, у кого она этому научилась, язвительно думаю я, вспоминая все те случаи, когда я жаловалась ей на своего отца.
Скоро, ― шепчу я.
Сбежать будет сложнее, чем я думала, раз уж Вульф теперь знает о моих намерениях. Конечно, условие лорда Райана о том, чтобы я ехала без поводьев и уздечки, на самом деле просто благословение: мы с Мист сможем сбежать, когда захотим. Но делать это нужно с умом. Я не предполагала, что мой будущий муж пришлет сопровождать меня поцелованного богом охотника.
Мы с Мист можем бежать, но Вульф может выследить нас где угодно. Несколько часов не обеспечат необходимую фору, если в конце концов нам придется остановиться, чтобы отдохнуть и сориентироваться. Я должна придумать, как бежать так, чтобы он не смог нас найти.
Расчесывая пальцами колтуны в гриве и хвосте Мист, я чувствую, как Вульф подходит сзади.
Он говорит почти извиняющимся тоном:
― Моя рубашка, леди Сабина.
Моя рука ложится на грубый льняной воротник, пахнущий им. Конечно, лорд Райан не узнает о том, что я нарушила хоть одно из его правил. Никто не должен знать, что я была одета даже секунду во время этой поездки.
Стоя к нему спиной, я начинаю стягивать его рубашку через голову, но прежде чем она оказывается на моих плечах, он хватает меня за косу, словно за поводья лошади. Он наматывает ее на кулак и тянет мою голову назад.
Задыхаясь, я кричу:
― Не трогай меня!
― Тихо, ― приказывает он, низко и жестко. Он двигает рукой вдоль ребер, осторожно прощупывая и проверяя кожу, с обостренным чувством осязания, которое, кажется, сообщает ему загадочные подробности о моем теле.
Он издает низкий рык.
― У тебя сломано ребро.
Я пытаюсь посмотреть на него через плечо, но он все еще сжимает мою косу в кулаке. Я шиплю:
― Все в порядке.
Он крепче сжимает руку.
― Это старая травма. Пять недель и один день. Еще есть синяки.
Наконец он ослабляет хватку, и я вырываюсь, натягивая обратно одолженную рубашку, чтобы не стоять перед ним голой. Задрав подбородок, я огрызаюсь:
― Я же сказала, что все в порядке! В любом случае, все уже почти зажило.
Он хмурит брови, опасно, словно хищник.
― Кто это с тобой сделал?
― А это не мог быть несчастный случай?
Он не удосуживается ответить на это предположение.
― Отвечай, миледи.
Он не позволит мне промолчать. Сердце сжимается словно зажатое в кулак, желая защитить меня от воспоминаний. Опустив глаза, я неохотно признаюсь:
― Я была воспитанницей монастыря бессмертной Айюры. Сестры били меня до тех пор, пока месяц назад мой отец не сообщил им, что продал меня богатому мужу. Тогда они заперли меня в комнате и привязали к кровати, чтобы откормить меня и дать ранам затянуться. Видимо, этого времени не хватило. Никто больше не заметил синяков, но ни у кого нет твоего зрения.
Взгляд Вульфа прожигает меня с интенсивностью августовского солнца.
― Как долго?
Он имеет в виду побои.
― Годы.
Он ненадолго закрывает глаза.
― Сколько?
― Двенадцать.
Его лицо краснеет, и он делает вдох, дрожа от ярости. Он задерживает его, затем медленно выпускает, и только после этого обретает возможность говорить.
― Ты будешь в безопасности в Сорша-Холле, миледи. Я клянусь в этом.
Я беззлобно фыркаю от смеха, распуская косу, освобождая пряди и расчесывая их пальцами.
Он хмурится.
― Ты сомневаешься в моих словах?
Мой резкий взгляд полон упрека, пока я расчесываю волосы.
― Думаю, ты настолько одержим своим хозяином, что не видишь правды, несмотря на свое поцелованное богом зрение.
Его челюсть сжимается. Я разозлила его. Я сказала что-то не то. Но у меня сложилось впечатление, что он злится не из-за того, что я его оскорбила, а из-за того, что я намекнула на недостатки его хозяина.
Пытаясь сохранить самообладание, он снова клянется:
― В Дюрене тебе не причинят вреда, Сабина.
― А как можно назвать это? ― взрываюсь я с большей яростью, чем думала, что кипит во мне, и опускаю руку к своим обнаженным ногам. ― Ты думаешь, я буду в безопасности с мужем, чье первое действие по отношению к своей невесте ― устроить из нее зрелище?
На шее Вульфа выступают вены, как красные нити.
― Цель этой поездки ― почтить богов.
― Да ладно, ты же знаешь, что это чушь!
Он колеблется, но не отрицает.
― Ладно, но это не для того, чтобы опозорить тебя. Скорее, чтобы опозорить твоего отца.
В ответ я стягиваю его рубашку, несмотря на то что остаюсь голой. Я комкаю ее и прижимаю к его груди, тяжело дыша.
― И все же это я наказана, не так ли, Вульф?