ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

ШЕРИДАН

Завтра я уезжаю.

Складываю последнюю одежду и запечатываю пластиковую сумку. Мне удалось втиснуть все свои вещи в пять коробок, не считая вентилятора и случайных вещей, уже упакованных в машину.

Отец стучит в дверь. Он все еще не ответил на мои вопросы, заданные на днях, и мы не совсем в хороших отношениях, но ради мамы стараемся держаться радушно.

— Твоя мама отдыхает, — говорит он. — Мона уже в пути.

Я клянусь, мама вернулась домой из больницы более измученной, чем когда поступала в нее.

— Хорошо, — я не встречаюсь с ним взглядом. Я все еще не могу смотреть на него.

— Ты уверена, что не хочешь, чтобы я завтра поехал за тобой туда? — спрашивает он. — Немного грустно, что я не смогу помочь своей дочери поступить в колледж.

— Это будет пустая трата бензина, если ты проедешь весь этот путь, чтобы помочь мне перенести пять коробок...

— Я не смотрю на это с такой точки зрения, — отец присаживается у изножья моей кровати, плечи опущены, выглядит более костлявым, чем обычно.

Я не знала, что он похудел. Наверное, я многого не замечала в нем в последнее время...

Папа смотрит, как я складываю коробки в углу. Мне нечего ему сказать.

— Это... из-за него? — спрашивает отец минуту спустя.

— Ты можешь назвать его имя.

Он колеблется.

— Я знаю, что ты не понимаешь. И я не могу винить тебя, Шеридан. Мы многое от тебя скрывали. Мы защищали тебя от многого. Мы думали, что поступаем правильно, и не хотели обременять тебя нашими семейными трагедиями. Сейчас я понимаю, что мы совершили ошибку. Мы должны были рассказать тебе, через что мы прошли, чтобы ты поняла, почему мы держимся подальше от Монро.

— Я читала статьи в мамином альбоме, — я стою к нему спиной, прижав руки к верхней части сумки, и смотрю в окно — то самое окно, через которое не так давно влезал Август. — Я знаю все.

— Ты не знаешь и половины, — говорит отец. — Как этот человек вымазал мое имя в грязи после того, что он сделал с моей сестрой. Его приспешники резали мои шины и изводили твою мать. Годами я не мог доехать до дома из продуктового магазина без того, чтобы за мной не увязалась полиция. И каждый год, в годовщины смерти Синтии и Элизабет Монро, наш почтовый ящик был забит письмами ненависти. И это только мелочи. И я не говорю о саботаже на работе. Однажды Монро пытался заплатить кому-то, чтобы тот подделал тест на наркотики, который я проходил для должности на мясокомбинате. Монро — чистое зло.

— Август совсем не такой.

— И откуда ты это знаешь? Потому что ты провела с ним половину лета? — усмехается отец. — Винсент был моим лучшим другом, Шеридан. С тех пор как мне было восемь лет. И он убил мою сестру и повесил это на меня из злости. Прости, но мне трудно поверить, что Монро способен воспитать порядочного молодого человека, достойного быть с моей дочерью.

Не знаю, что я могу сказать в этот момент, чтобы убедить отца, что знаю сердце Августа и оно не похоже на сердце его отца.

— Ты знаешь, Шер. Ты всегда можешь поговорить со мной о чем угодно. Я знаю, что это было тяжелое лето с твоей мамой, но, если ты захочешь поговорить о чем-нибудь, я здесь. Тебе не нужно убегать...

— Я пыталась поговорить с тобой несколько дней назад.

— Я имею в виду, ты можешь прийти ко мне со всем, что тебя беспокоит.

— Сообщения, которые я видела, определенно беспокоят меня.

У меня нет сил играть с ним в «милую», ходить вокруг да около или заставлять его признаться. Особенно когда он ведет себя так пренебрежительно.

Отец делает тяжелый вдох, сгорбившись и опираясь локтями на колени.

— Я уже рассказала о них двум людям, — добавляю я. — Так что, если с мамой что-нибудь случится, ты будешь первым, на кого они обратят внимание. Ты и Кара.

— Господи, Шеридан, — он зарывается лицом в свои руки. — Ты действительно думаешь, что я причиню боль твоей маме?

— Я не знаю, что и думать... Ты ничего мне не говоришь, кроме того, что это личное и конфиденциальное. По мне, так это очень похоже на интрижку.

— Ты все не так поняла, — отец смотрит на дверь, как будто ожидая, что мама войдет в любую секунду, а потом качает головой. — Послушай. Несколько месяцев назад я потерял работу. Я никому не сказал, даже твоей маме. Я не хотел причинять ей лишний стресс. Это была ерундовая причина, к которой, я уверен, приложил руку Винсент Монро.

Сколько я себя помню, мой отец начинал новую работу, пробивался наверх через пару лет, но его увольняли по какой-то идиотской причине. Он всегда подозревал, что за этим стоит Винсент, учитывая их историю и его склонность сеять хаос, но отец никогда не мог этого доказать.

— В общем, Кара — адвокат, специализирующийся на трудовом праве. Она собирает для меня дело о незаконном увольнении. По крайней мере, пытается. Похоже, они могут урегулировать дело во внесудебном порядке, возможно, в шестизначном диапазоне. Это изменило бы нашу жизнь. Мы могли бы выплатить обе ипотеки, впервые в нашей супружеской жизни водить надежную машину, оплатить все медицинские счета твоей матери, покрыть твое обучение, а остальное отложить на пенсию.

— Прости, но как ты можешь позволить себе адвоката, если ты не работаешь?

— Она делает это безвозмездно — в качестве одолжения для нас. Ты, наверное, была слишком маленькая, чтобы помнить, но Кара была довольно популярна здесь в те времена. Она вроде как смотрела на нас как на родителей, которых у нее никогда не было. Это я подтолкнул ее к получению юридического образования. Видимо, Кара почувствовала, что хочет отплатить, вернуть должок, или типа того.

— Хорошо... — я обдумываю это. — Так если ты не работал последние пару месяцев, куда ты ходил посреди ночи?

— В хижину, — говорит он, имея в виду однокомнатный рыбацкий домик друга семьи на озере Грейстоун. Они всегда давали папе право пользоваться им, и он находился примерно в тридцати минутах езды от города, так что это вполне правдоподобно.

— Так ты просто... тусуешься в хижине всю ночь? Пять ночей в неделю?

— Я не сижу без дела, — говорит отец. — Иногда я занимаюсь ночной спортивной рыбалкой. Иногда читаю книгу. Дремлю. Смотрю старый фильм на VHS. Время проходит достаточно быстро. (прим. спортивная рыбалка, при которой пойманную рыбу отпускают)

— И мама ни о чем не догадывается?

— Нет.

— Почему ты ей не сказал?

— Разве это не очевидно? Она не может справиться даже с малейшим стрессом. Представляешь, как она переживет американские горки судебного процесса? К тому же я не хотел обнадеживать ее, если вдруг ничего не выйдет. У нее было достаточно разочарований в жизни.

— Так почему ты не мог сказать мне?

— У тебя было достаточно забот. Я не хотел, чтобы ты волновалась. Ты уже подумывала о том, чтобы отложить колледж. Если бы ты знала, что я не работаю, я бы ни за что не уговорил тебя уехать.

Он прав. Я бы осталась, взяла бы полный рабочий день в магазине сотовых телефонов и настояла бы на том, что должна вносить свой вклад в доходы нашей семьи.

— Я хочу тебе верить, — говорю я, на мгновение задумавшись.

— Ну ты должна. Это правда.

— Почему ты никогда не говорил мне, что тебя обвиняли в убийстве твоей сестры? Что ты был арестован за это?

Отец складывает руки, сжимая их так, что костяшки белеют.

— Потому что это был один из самых мрачных моментов в моей жизни. И я боялся, что ты никогда не будешь смотреть на меня так же.

— Я бы предпочла услышать это от тебя, чем прочитать в выцветшей газетной статье.

Отец сжимает челюсти.

— В конце концов, я бы тебе рассказал.

Думаю, мы никогда этого не узнаем.

— Теперь, когда я рассказал тебе все, что тебе нужно знать, Шеридан, ты должна рассказать мне, что на самом деле произошло с сыном Винса. Скажи мне, почему он платит за сиделку твоей матери.

Я не могу рассказать ему все.

Просто не могу.

Но я могу рассказать ему сокращенную версию.

— Мы познакомились этим летом, — я ковыряю оторвавшуюся нитку в ковре. — И мы поладили. Я сказала, что беспокоюсь о маме, что ей может понадобиться помощь, пока меня не будет... он предложил.

Папа проводит ладонями по своим бедрам, расстроенный, не в силах посмотреть в мою сторону. Он не дурак. Я уверена, что он понял мою историю. В этой жизни ничто не достается даром.

— Мы действительно нравимся друг другу, — добавляю я, держа голову высоко поднятой, а голос кристально чистым. — Он хороший человек. Он не такой, как его отец. Может быть, если бы ты встретил его, ты...

Отец обрывает меня взмахом руки, поднимаясь.

— Я услышал достаточно.

— Что?

— Я никогда не встречусь с ним, и ты никогда не должна с ним общаться, — говорит он сквозь стиснутые зубы. — Ты понимаешь?

Я хочу сказать ему, что это неправильно, что они все еще используют Мону. Что он не имеет права ненавидеть Августа и одновременно пользоваться им. Но я уверена, что он откажется меня выслушать. И в итоге больше всех пострадает мама.

Я тоже поднимаюсь.

— Нет, папа. Я не понимаю тебя. Если бы ты мог просто...

— Это не обсуждается, — он идет к моей двери. — Мы не общаемся с Монро. Вот как оно есть. И так будет всегда.

Он делает паузу.

— Худшее, что ты можешь сделать, это принять деньги от одного из них. Как только ты окажешься у них в кармане, ты будешь должна им всю жизнь.

Я складываю руки.

— С Августом все не так.

— Теперь ты так думаешь, — он направляется к двери. — Покончи с этим. Немедленно. И никогда больше не говори о нем. Ты поняла?

Его слова пронизывают комнату ледяным холодом, и человек, произносящий их, совсем не похож на отца, который вырастил меня.

У меня пересыхает во рту, и я заставляю себя сглотнуть, держа голову высоко поднятой.

— Уже.

— Хорошо. А теперь извини меня, это были тяжелые дни. Я собираюсь пойти проведать твою мать. А тебе нужно немного отдохнуть. Утром тебе нужно ехать.

Он закрывает дверь, и я падаю на кровать, ложусь на живот и утыкаюсь щекой в плоскую подушку, уставившись в стену.

Мой телефон звонит на тумбочке, я тянусь к нему.

ДРАГОЦЕННЫЙ ВРАГ: Пожалуйста, позвони мне, Шер. Я уезжаю завтра. Мне нужно тебя увидеть.