56

 

Сильная черта на третьем месте…

Тупой и неразвитый человек, хотя бы он слаб, все же в силу закономерностей движения будет, стремится к действию.

«И цзин, или Книга перемен»

Перевод Ю. К. Щуцкого

На следующее утро весы в ванной сообщили Страйку, что он не дотягивает до своей цели всего три с половиной килограмма. Это подняло его боевой дух, и он смог удержаться от соблазна остановиться и съесть пончик на автозаправочной станции по пути в тюрьму Бедфорд.

Тюрьма представляла собой уродливое здание из красного и желтого кирпича. Отстояв в очереди за разрешением на посещение вместе с остальными родственниками и друзьями заключенных, он прошел в зал для посетителей, напоминавший бело-зеленый спортзал с квадратными столами, расставленными на одинаковом расстоянии друг от друга. Страйк узнал Рини, который уже сидел в дальнем конце комнаты.

Заключенный, одетый в джинсы и серую толстовку, выглядел тем, кем, несомненно, и был: человеком, внушающим опасность. Рост более ста восьмидесяти сантиметров, худощавый, но широкоплечий, голова выбрита, зубы желтовато-коричневые. Почти каждый сантиметр его кожи был покрыт татуировками, включая горло, на котором красовалась тигриная морда, и часть исхудалого лица, где большую часть левой щеки украшал туз пик.

Когда Страйк сел напротив него, Рини бросил взгляд на крупного чернокожего заключенного, молча наблюдавшего за ним из-за соседнего столика, и за эти несколько секунд Страйк заметил ряд татуированных линий — три прерывистых, три сплошных — на тыльной стороне левой руки Рини, а также увидел, что татуировка пикового туза частично скрывает, похоже, старый шрам на лице.

— Спасибо, что согласился встретиться со мной, — сказал Страйк, когда заключенный повернулся лицом к нему.

Рини хмыкнул. Он неестественно моргал, заметил Страйк, держа глаза закрытыми на долю секунды дольше, чем обычно. Это создавало странный эффект, как будто его большие, густые ресницы и ярко-голубые глаза не подходили такому суровому лицу.

— Как я уже говорил по телефону, — сказал Страйк, доставая блокнот, — мне нужна информация о Всемирной гуманитарной церкви.

Рини сложил руки на груди и засунул обе ладони в подмышки.

— Сколько тебе было лет, когда ты присоединился к ним? — спросил Страйк.

— Семнадцать.

— Что заставило тебя вступить в ВГЦ?

— Нужно было где-то переночевать.

— Ты ведь вырос в Тауэр-Хэмлетс. Далековато от Норфолка, верно?

Рини не выглядел довольным тем, что Страйк это знает.

— Я жил в Тауэр-Хэмлетс с двенадцати лет.

— Где ты был до этого?

— С моей мамой, в Норфолке. — Рини сглотнул, и вслед за его выпирающим адамовым яблоком начала двигаться татуировка тигра на его горле. — После ее смерти мне пришлось уехать в Лондон, пожить со своим папашей. Потом я был под опекой, потом — бездомным некоторое время, а потом попал на ферму Чапмена.

— Родился в Норфолке, значит?

— Да.

Это объяснило, как такой молодой парень, как Рини, оказался в глубокой сельской местности. По опыту Страйка, такие люди редко, а чаще всего никогда, не могли уступить притяжению столицы.

— У тебя там была семья?

— Нет. Просто захотелось сменить обстановку.

— Полиция за тобой следила?

— Обычно так и было, — невесело ответил Рини.

— Откуда ты узнал о ферме Чапмена?

— Мы с одним парнем ночевали на улице в Норидже, и мы встретили пару девушек, которые собирали деньги для ВГЦ. Они нас и втянули в это дело.

— Другой парень был Пол Дрейпер?

— Да, — ответил Рини, снова испытывая недовольство от того, что Страйк так много знает.

— Как ты думаешь, почему девушки из ВГЦ так хотели завербовать двух мужчин, которые спали на улице?

— Нужны были люди для тяжелой работы на ферме.

— Вступление в церковь было условием проживания там?

— Да.

— И как долго ты там жил?

— Три года.

— Долго, в таком-то возрасте, — сказал Страйк.

— Мне нравились животные, — пояснил Рини.

— Но не свиньи, как мы уже выяснили.

Рини провел языком по внутренней стороне рта, напряженно моргнул, затем сказал:

— Нет. Они воняют.

— Я думал, что они должны быть чистоплотными?

— Ты ошибаешься.

— Тебе часто снятся плохие сны, потому что они воняют?

— Просто я не люблю свиней.

— Ничего общего с тем, что «свинья действует в бездне»?

— Что? — переспросил Рини.

— Мне сказали, что свинья имеет особое значение в «И цзин».

— В чем?

— В книге, из которой эта гексаграмма на тыльной стороне левой руки. Могу я взглянуть?

Рини, хоть и неохотно, но согласился, вытащил руку из подмышки и протянул ее к Страйку.

— Какая это гексаграмма? — спросил Страйк.

Рини сделал вид, что не хочет отвечать, но в конце концов произнес:

— Пятьдесят шестая.

— Что она означает?

Рини дважды моргнул, прежде чем пробормотать:

— Странник.

— Почему странник?

— «Странник: в пути будешь одинок». Я был ребенком, когда сделал ее, — пробормотал он, засовывая руку обратно подмышку.

— Они сделали из тебя верующего, не так ли?

Рини ничего не ответил.

— Что думаешь о религии ВГЦ?

Рини бросил еще один взгляд на крупного заключенного за соседним столом, который не разговаривал с посетителем, а смотрел на Рини. Раздраженно передернув плечами, Рини нехотя пробормотал:

— Я видел некоторые вещи.

— Например?

— Вещи, которые они могут делать.

— Кто «они»?

— Они. Этот Джонатан и... она еще жива? — спросил Рини. — Мазу?

— А почему она не должна быть жива?

Рини не ответил.

— Что ты видел из проделок Уэйсов?

— Они… заставляли вещи исчезать. И… духов и прочее.

— Духов?

— Я видел, как она вызывала духа.

— Как выглядел дух? — спросил Страйк.

— Как привидение, — ответил Рини, и выражение его лица позабавило Страйка. — В храме. Я видел. Он… прозрачный.

Рини еще раз резко моргнул, а затем сказал:

— Ты говорил с кем-нибудь еще, кто там был?

— Ты верил, что призрак реален? — Страйк проигнорировал вопрос Рини.

— Я не знаю, да, может быть, — сказал Рини. — Ты там, черт возьми, не был, — добавил он с толикой раздражения, но, бросив взгляд через голову Страйка на смотрящего надзирателя, добавил с напускным спокойствием, — но, возможно, это был трюк. Я не знаю.

— Я слышал, что Мазу заставила тебя хлестать себя по лицу, — сказал Страйк, внимательно наблюдая за Рини, по лицу которого пробежала дрожь. — Что ты сделал?

— Ударил парня по имени Грейвс.

— Александра Грейвса?

И Рини снова, похоже, не понравилось, когда он услышал еще одно свидетельство осведомленности Страйка.

— Ага.

— Зачем ты его ударил?

— Он был кретином.

— В каком смысле?

— Чертовски надоедливый. Все время нес какую-то тарабарщину. И постоянно докапывался до меня. Меня это раздражало, и однажды ночью, да, я его ударил. Но мы не собирались злиться друг на друга. Братская любовь, — сказал Рини, — и все такое.

— Ты не кажешься мне человеком, который согласился бы сам себя выпороть.

Рини ничего не ответил.

— Этот шрам на твоем лице от порки?

Рини по-прежнему молчал.

— Чем она тебе угрожала, что ты себя выпорол? — спросил Страйк. Полицией? Мазу Уэйс знала, что у тебя есть судимость?

Снова эти ярко-голубые, с густыми ресницами глаза моргнули, Рини напрягся, но заговорил:

— Да.

— Как она узнала?

— Мы должны были во всем сознаться. Перед группой.

— И ты сказал им, что бежишь от полиции?

— Сказал, что у меня были неприятности. Тебя... втягивают, — сказал Рини. Тигр снова вздрогнул. — Этого не понять, если только ты сам не участвовал в этом. С кем еще ты разговаривал из тех, кто был там?

— С несколькими людьми, — сказал Страйк.

— О-о-о.

— Зачем тебе это знать?

— Интересно, вот и все.

— С кем, по твоему мнению, ты был ближе всего на ферме Чапмена?

— Ни с кем.

— Потому что «в пути будешь одинок»?

Возможно, потому, что ответа на этот мягкий сарказм у него не было, Рини освободил правую руку, чтобы поковыряться в носу. Осмотрев кончик пальца и стряхнув результат этой операции на пол, он снова сунул руку подмышку и уставился на Страйка.

— Мы с Дупи были приятелями.

— Я слышал, у него был неудачный опыт с какими-то свиньями. Случайно выпустил нескольких, а его за это избили.

— Не помню такого.

— Правда? Его собирались выпороть, но две девушки украли кнут, и членам церкви было приказано избить его вместо порки.

— Я этого не помню, — повторил Рини.

— По моим сведениям, избиение было настолько сильным, что у Дрейпера могли быть повреждения мозга.

Рини недолго жевал внутреннюю сторону щеки, затем повторил:

— Тебя там, черт возьми, не было.

— Точно, — согласился Страйк, — поэтому я и спрашиваю тебя, что произошло.

— У Дупи были не все дома и до того, как его избили, — пояснил Рини, но тут же пожалел о сказанном и решительно добавил: — Ты не можешь свалить на меня Дрейпера. Там была куча людей, которые пинали и били его. И вообще, чего ты добиваешься?

— Значит, ты не дружил ни с кем, кроме Дрейпера, на ферме Чапмена? — спросил Страйк, проигнорировав вопрос Рини.

— Нет, — сказал Рини.

— Ты знал Шерри Гиттинс?

— Немного.

Страйк уловил беспокойство в тоне Рини.

— Ты случайно не знаешь, куда она поехала после того, как покинула ферму Чапмена?

— Без понятия.

— Что касается Эбигейл Уэйс, ты ее знал?

— Немного, — неловко повторил Рини.

— А что насчет Кевина Пёрбрайта?

— Нет.

— Он был еще ребенком, когда ты там находился.

— Я не имел никакого отношения к детям.

— Кевин Пёрбрайт не связывался с тобой в последнее время?

— Нет.

— Уверен?

— Да, я уверен, мать твою. Я знаю, кто со мной связывался, а кто нет.

— Он писал книгу о ВГЦ. Мне казалось, что он попытается тебя найти. Он о тебе помнил.

— И что? Он так и не нашел меня.

— Пёрбрайт был застрелен у себя дома в августе прошлого года.

— Я был здесь в августе. Почему я должен был стрелять в него?

— Был двухмесячный период, когда Кевин был жив и писал свою книгу, а ты все еще был на свободе.

— И что? — повторил Рини, яростно моргая.

— Ноутбук Кевина был украден его убийцей.

— Я только что сказал, что был здесь, когда его застрелили, как же я мог украсть этот чертов ноутбук?