26
Радость — это озеро… это волшебница; это рот и язык. Это означает разбивать и распадаться на части…
«И цзин, или Книга перемен»
Робин понятия не имела, как долго она набивала игрушечных черепашек, но, по ее ощущениям, это длилось часа два. За это время выдуманный ею образ был очень тщательно проверен, и она могла только радоваться тому, что посвятила столько времени продумыванию деталей жизни Ровены. Во время расспросов Луизы Робин легко назвала имена обеих воображаемых кошек своих воображаемых родителей.
Дотошный допрос Луизы мог бы обеспокоить Робин и свидетельствовать о том, что она считается подозрительной личностью, если бы не тот факт, что все новички, насколько она могла слышать, подвергались аналогичным допросам. Казалось, постоянным членам ВГЦ дали перечень вопросов, и у Робин возникло ощущение, что наиболее важные факты из тех, что она рассказала Луизе, запомнят наизусть и передадут в должное время кому-нибудь выше.
В помещении, где Огненная группа мастерила игрушки, становилось все более душно с каждым часом работы, а непрекращающиеся расспросы оставляли так мало времени на размышления, что Робин почувствовала настоящее облегчение, когда в дверь вошла Бекка, улыбаясь и впуская прохладный ветерок.
— Благодарю вас за вашу службу, — сказала она группе, сложив руки вместе, словно в молитве, и поклонившись. — А теперь, пожалуйста, следуйте за мной!
Все гурьбой последовали за Беккой обратно мимо курятника, внутри которого члены Деревянной группы загоняли кур обратно в сарай. Увидев низко висящее солнце, Робин поняла, что скорее всего провела с игрушечными черепашками больше времени, чем предполагала. В полях уже не было видно ни людей в оранжевом, ни лошадей-шайров.
Теперь Бекка повела их туда, где, как предположила Робин, была расположена самая старая часть фермы. Впереди виднелся старый каменный хлев, а за ним — полгектара рыхлой земли, по которой бродили свиньи. Робин разглядела двух ухаживающих за ульями подростков в шляпах с сеткой и перчатках пчеловодов. Неподалеку стояли две привязанные к стене огромные лошади, все еще в сбруе. Было уже прохладно, и от их тел шел пар.
— Как я объясняла тем, кто был со мной в микроавтобусе, — сказала Бекка, — у нас настоящая, полноценная ферма. Одним из наших главных принципов является существование в гармонии с природой и приверженность этичному производству продуктов питания и устойчивому развитию. Сейчас я передам слово Цзяну, который даст вам дальнейшие инструкции.
Цзян, водитель микроавтобуса, двинулся вперед.
— Итак, ты, ты, ты и ты, — пробормотал Цзян, указывая наугад на четырех человек, — обуваете резиновые сапоги в сарае, берете ведра с помоями и возвращаете свиней в хлев.
Пока он говорил, Робин заметила, что у Цзяна не хватает нескольких зубов. Как и у Луизы, его кожа была грубой и обветренной, что делало его похожим на человека, который привык находиться на открытом воздухе в любую погоду. Когда он раздавал указания, у него снова начался тик: его правый глаз опять неконтролируемо задергался. Прикрывая его рукой, он притворился, что трет веко.
— Вы четверо, — сказал Цзян, указывая на Робин и еще троих человек, — снимаете сбрую с лошадей, затем вытираете их и расчесываете их щетки. Остальные чистят сбрую, когда она будет снята.
Цзян раздал скребницы и гребни группе, которая должна была ухаживать за лошадьми, и оставил их выполнять свою работу, исчезнув в конюшне, в то время как позади них те, кто пытался заманить свиней в хлев, кричали и уговаривали, потрясая ведрами с кормом.
— Он сказал «щетки»? — озадаченно спросила зеленоволосая Пенни.
— Он имеет в виду волосы у лошадей внизу на ногах, — объяснила Робин.
Донесшийся с поля крик заставил их всех оглянуться: вдова Мэрион Хаксли поскользнулась в грязи и упала. Свиньи бросались на тех, кто держал ведра с едой: рожденная в сельской местности Робин, дядя которой был фермером, могла бы подсказать им, что им следовало положить корм в корыто и открыть калитку между хлевом и полем, а не пытаться вести свиней в стиле Гамельнского крысолова.
Выполнять физическую работу и не подвергаться бомбардировке вопросами было приятно. Сбруя, которую они сняли с лошадей, была очень тяжелой. Робин и Пенни с трудом донесли ее до конюшни, где сидели несколько человек из их группы, которые принялись чистить сбрую. Шайры были выше 180 сантиметров, их шерсть нуждалась в уходе. Робин пришлось встать на ящик, чтобы дотянуться до их широких спин и ушей. Она все явственнее ощущала голод и ошибочно предположила, что по возвращении им дадут что-нибудь перекусить.
Красное солнце медленно опускалось за поля, когда неумелым свинопасам наконец удалось уговорить своих подопечных вернуться в хлев, а лошади и их сбруя были вычищены к удовольствию Цзяна. Вернулась Бекка. Робин надеялась, что та готова объявить об ужине. Она чувствовала себя так, будто неделю ничего не ела.
— Благодарю вас за вашу службу, — сказала улыбающаяся Бекка, сложив руки вместе и поклонившись, как и делала раньше. — А теперь, пожалуйста, следуйте за мной в храм!
Бекка вела их назад мимо столовой, прачечной и библиотеки, затем — через центральный двор, где в лучах заходящего солнца фонтан Утонувшего пророка переливался красным и оранжевым цветами. Огненная группа последовала за Беккой вверх по мраморным ступеням и через открытые в этот раз двери.
Внутри храм был таким же впечатляющим, как и снаружи. Стены были выкрашены в приглушенный золотой цвет, с множеством изображений существ алого цвета — фениксов, драконов, лошадей, петухов и тигров, которых с трудом можно было вообразить играющими и резвящимися вместе. Сложно было представить менее подходящих товарищей по играм. Пол был выложен блестящим черным мрамором, а покрытые черным, судя по всему, лаком скамейки с красными подушками были расположены вокруг центральной приподнятой над полом пятиугольной сцены.
Взгляд Робин, естественно, устремился вверх, к высокому потолку. По середине высоких стен пространство начинало сужаться, потому что по всему периметру храма тянулся балкон, на котором были равномерно расположены едва освещенные арочные ниши, напомнившие Робин ложи в театре. С потолка на прихожан смотрели пять нарисованных пророков — каждый в соответствующей ему одежде оранжевого, алого, синего, желтого и белого цветов.
Стоя на возвышении, их ждала женщина в длинном оранжевом одеянии, расшитом янтарными бусинами. Ее глаза были почти скрыты черными, ниже талии волосами, отчетливо был виден только длинный заостренный нос. Подойдя ближе, Робин увидела, что один из очень темных, узких глаз женщины посажен заметно выше другого, и от этого ее взгляд смотрелся косым и странным, и по телу Робин пробежала дрожь, причина появления которой была ей самой не понятна. Казалось, подобные чувства она бы испытала, если бы увидела в глубине каменного пруда бледное и мерзкое наблюдающее за ней существо.
— Ни-хао, — сказала она глубоким голосом. — Добро пожаловать.
Молча она сделала жест в сторону Бекки, и та ушла, тихо прикрыв за собой двери храма.
— Пожалуйста, присаживайтесь, — сказала женщина Огненной группе, указывая на скамейки прямо перед собой. Когда все неофиты заняли свои места, она сказала: — Меня зовут Мазу Уэйс, но члены церкви называют меня Мамой Мазу. Моего мужа зовут Джонатан Уэйс... — Мэрион Хаксли тихонько вздохнула, — он основатель Всемирной гуманитарной церкви. Вы уже успели принять участие в Служении для нас, за что я благодарю вас.
Мазу сложила руки вместе, словно молясь, и поклонилась таким же образом, как это делала недавно Бекка. Взгляд криво посаженных, затененных глаз перебегал с лица на лицо.
— Я собираюсь познакомить вас с одной из техник медитации, которую мы используем здесь для укрепления истинного «я», потому что мы не можем бороться со злом мира, пока не научимся контролировать свое ложное «я», которое может быть таким же разрушительным, как и все, с чем мы можем столкнуться снаружи.
Мазу начала расхаживать перед ними, ее мантия развевалась позади нее, сверкая в свете висящих фонарей. На ее шее, на черном шнурке, висела плоская перламутровая рыбка.
— Кто из вас иногда ощущал стыд или чувство вины?
Все подняли руки.
— Кто из вас иногда бывает встревожен и подавлен?
Все снова подняли руки.
— Кто иногда чувствует себя беспомощным перед лицом таких мировых проблем, как изменение климата, войны и растущее неравенство?
Вся группа подняла руки в третий раз.
— Эти ощущения совершенно естественны, — сказала Мазу, — но такие эмоции мешают нашему духовному росту и нашей способности к переменам. Сейчас я научу вас простому упражнению для медитации, — продолжила Мазу. — Здесь, в церкви, мы называем это Радостной медитацией. Я хочу, чтобы вы все встали...
Они так и сделали.
— Немного разойдитесь, вы должны быть как минимум на расстоянии вытянутой руки друг от друга...
Присутствующие стали отодвигаться друг от друга.
— В начале ваши руки должны свободно свисать по бокам… теперь медленно… очень медленно… поднимаете свои руки и делаете одновременно глубокий вдох. Когда ваши руки соединятся над головой, задержите дыхание.
Когда все сложили руки над головами, Мазу сказала:
— И выдохните, медленно опуская руки... а теперь улыбнитесь. При этом массируйте челюсть. Почувствуйте напряжение мышц. Продолжайте улыбаться!
По группе прокатился слабый нервный смех.
— Отлично, — сказала Мазу, глядя на них всех сверху вниз и снова улыбаясь так же невесело, как и раньше. Ее кожа была такой бледной, что зубы по контрасту казались желтыми. — А теперь… Я хочу, чтобы вы смеялись.
Еще одна волна смеха пробежала по группе.