17

 

Для юношеской глупости самое безнадежное — запутаться в пустых фантазиях. Чем упорнее цепляешься за нереальные фантазии, тем более неминуемо приходит унижение.

«И цзин, или Книга перемен»

— Ты просто до хрена из нее выудила, — сказал Страйк. — Превосходная работа.

Робин, сидя в припаркованном «лендровере» и перекусывая сэндвичем с тунцом, купленным в ближайшем кафе, не смогла удержаться и позвонила Страйку после того, как рассталась с Шейлой. Его голос звучал уже менее раздраженно, чем во время их последнего разговора.

— Но это ужасно, не правда ли? — сказала она. — Никто не оказал ее бедному мужу медицинской помощи.

— Да, ужасно. Проблема в том, что он сам решил отказаться ехать в больницу. Поэтому было бы трудно выдвинуть обвинение в совершении уголовного преступления. Это не то же самое, что случай с Маргарет Кэткарт-Брайс, которая настойчиво просила врача.

— Предположительно просила, — вставила Робин. — У нас нет этому подтверждений.

— Да, в том-то и проблема, — сказал Страйк, который в данный момент стоял на улице перед многоквартирным домом братьев Фрэнков. — Нам нужно что-то по-настоящему противозаконное, и чтобы было много готовых выступить в суде и дать показания свидетелей, и это, как я начинаю думать, определенно будет трудной задачей.

— Знаю, — ответила Робин. — Не могу представить, чтобы спустя столько лет рассказам Шейлы об избиениях и наказаниях кнутом поверили бы без каких-либо подкреплений. Но я займусь поисками Пола Дрейпера и Джордана Рини.

— Отлично, — сказал Страйк. — Если повезет, они смогут подтвердить информацию о самоистязаниях и насилии в отношении других… О, вот и он.

— Кто?

— Один из Фрэнков. Не могу отличить одного от другого.

— Фрэнк Первый немного косоглазит, а Фрэнк Второй лысеет.

— Значит, это Второй, — сказал Страйк, наблюдая за мужчиной. — Надеюсь, он направляется в центральную часть Лондона, иначе придется попросить Дэва сменить меня пораньше. В шесть я встречаюсь с другом наследницы недвижимости Флоры Брюстер из Фэйсбука. Он позвонил мне вчера вечером.

— О, прекрасно. Где ты с ним встречаешься?

— Паб «Гренадер» в Белгравии, — сказал Страйк, выдвигаясь вслед за Фрэнком, который направлялся на вокзал. — Генри его выбрал. Очевидно, неподалеку от места его работы. Еще он утверждает, что у нас есть общий друг.

— Видимо, клиент, — предположила Робин. Число очень богатых лондонцев, обратившихся в агентство за помощью, из года в год неуклонно росло, а недавно они выполнили заказ для пары миллиардеров.

— Так это все, о чем рассказала Шейла? — спросил Страйк.

— Э-э... думаю, да, — сказала Робин. — Я перепечатаю свои заметки и отправлю их тебе на электронную почту.

— Отлично. Ну, мне пора, мы подходим к поезду. Доброго пути.

— Хорошо, пока, — сказала Робин и повесила трубку.

Она посидела немного, разглядывая последний суховатый кусочек сэндвича, прежде чем положить его обратно в бумажный пакет и вместо этого достала йогурт с пластиковой ложкой. Ее легкое колебание перед ответом на последний вопрос Страйка было вызвано тем фактом, что она не упомянула о том, что ей рассказали о его жизни в общине Эйлмертон. Робин предположила, что Страйк не хотел говорить об этом, раз он сам ее в это не посвящал.

Не подозревая, насколько близко он подошел к разговору, которого определенно не хотел, во время поездки к центру Лондона Страйк чувствовал себя после восстановления дружеских отношений с Робин уже не таким обиженным на весь белый свет. Настроение его стало еще лучше, хотя и по менее сентиментальным причинам, когда Фрэнк Второй повел его в Ноттинг-Хилл, а затем направился к той самой террасе домов пастельных тонов, где жила их клиентка, актриса Таша Майо.

— Он прятался за припаркованными машинами, заглядывая в ее окна, — сказал Страйк Дэву Шаху час спустя, когда тот появился, чтобы взять на себя наружное наблюдение. — Я сделал несколько снимков. Замочную скважину он пока не заклеивал.

— Наверное, ждет наступления ночи, — сказал Шах. — Так более романтично.

— Ты в последнее время разговаривал с Литтлджоном? — спросил Страйк.

— «Разговаривал», — задумчиво повторил Шах. — Не думаю, что это можно назвать разговором. А что?

— Что ты о нем думаешь? — спросил Страйк. — Между нами.

— Он странный, — ровным голосом произнес Шах, глядя прямо на своего босса.

— Да, я начинаю...

— Вот и она, — сказал Шах.

Дверь дома актрисы открылась, и на тротуар вышла худощавая коротко стриженная блондинка с сумкой на плече. Она быстрым шагом направилась в сторону метро, на ходу читая что-то в своем телефоне. Младший Фрэнк бросился в погоню, подняв мобильник: казалось, он снимал ее на видео.

— Гад ползучий, — успел сказать Шах, уходя за ними и позволив Страйку беспрепятственно отправиться к пабу «Гренадер».

Генри Уортингтон-Филдс выбрал местом своей встречи со Страйком паб, в котором детектив бывал много лет назад, потому что он был любимым местом Шарлотты и ее состоятельных друзей. Фасад был изящно выкрашен в красные, белые и синие цвета; возле окон висели корзины с цветами, а перед дверью стояла алая будка охранника.

Интерьер был точно таким, каким Страйк его помнил: изображающие войну гравюры и картины на стенах, отполированные до блеска столы, сиденья из красной кожи и сотни банкнот в разных валютах, приколотые к потолку. Предполагалось, что в пабе обитает призрак солдата, которого забили до смерти, обнаружив, что он жульничает в карточных играх. Деньги, оставленные посетителями, предназначались для оплаты долга привидения, но это не помогало, и призрак солдата продолжал посещать паб — по крайней мере, так гласила история для туристов.

За исключением пары немцев, которые обсуждали банкноты на потолке, клиентуру составляли англичане. Мужчины в основном были одеты в костюмы или цветные брюки-чинос, предпочитаемые высшими классами, женщины — в элегантные платья или джинсы. Страйк заказал себе пинту безалкогольного пива и сел за столик, читая в телефоне статью Фергюса Робертсона о предстоящем референдуме по Брекситу, регулярно поднимая глаза, чтобы посмотреть, подошел ли его собеседник.

Страйк узнал Генри Уортингтона-Филдса, как только тот вошел в паб, главным образом потому, что у него был настороженный вид, обычный для тех, кто собирается на встречу с частным детективом. Генри было тридцать четыре года, хотя выглядел он моложе. Высокий, худой и бледный, с копной волнистых рыжих волос, он носил очки в роговой оправе, хорошо сшитый однобортный костюм в тонкую полоску и яркий красный галстук с рисунком подков. Он выглядел так, словно работал либо в художественной галерее, либо был продавцом предметов роскоши: и то, и другое было типичным для Белгравии.

Купив себе что-то похожее на джин с тоником, Генри секунду-другую разглядывал Страйка, затем подошел к его столику.

— Корморан Страйк? — У него было произношение представителей высшего класса, в речи чувствовалась легкая манерность.

— Да, это я, — сказал Страйк, протягивая руку.

Генри опустился на сиденье напротив детектива.

— Я думал, вы будете прятаться за газетой, с прорезью для глаз или что-то в этом роде.

— Я делаю так только, когда следую за кем-то пешком, — сказал Страйк, и Генри нервно рассмеялся, чуть дольше, чем того требовала шутка.

— Спасибо, что встретились со мной, Генри, я это ценю.

— Все в порядке, — сказал Генри.

Он сделал глоток.

— Знаете, когда я получил ваше сообщение, то был немного напуган, как бы, кто этот парень? Но я навел о вас справки, и Шарлотта сказала, что вы хороший человек, так что я...

— Шарлотта? — повторил Страйк.

— Да, — сказал Генри. — Шарлотта Росс? Знаком с ней по антикварному магазину, где я работаю: «Арлингтон и Блэк». Она делает ремонт в своем доме, мы нашли для нее пару действительно красивых вещей. Поискав вас в сети, я узнал, что вы раньше встречались, поэтому позвонил ей… она милая, как бы, одна из моих любимых клиенток… и я спросил: «Эй, Шарли, мне поговорить с этим парнем?» или что-то в этом роде, и она ответила: «Да, определенно», так что… да… вот я здесь.

— Отлично, — сказал Страйк, стараясь, чтобы и тон, и выражение лица были как можно более приятными. — Ну, как я уже сказал в своем сообщении, я заметил, что вы довольно откровенно высказывались о ВГЦ на своей странице в Фейсбуке, поэтому я...

— Да, было такое, хорошо, — произнес Генри, неловко ерзая на стуле, — я должен сказать... я хотел сказать, как бы, прежде чем мы перейдем к этому... вообще-то, это своего рода условие... вы ведь не будете встречаться с Флорой, правда? Потому что с ней до сих пор не все в порядке. Я разговариваю с вами только для того, чтобы ей не пришлось этого делать. Шарлотта сказала, вас это устроит.

— Ну, в общем-то, это решать не Шарлотте, — заметил Страйк, все еще заставляя себя говорить вежливо, — но если у Флоры проблемы с психикой...

— Так и есть, она все никак не может прийти в себя с тех пор, как ушла из ВГЦ. Но я действительно чувствую, что... кто-то должен привлечь ВГЦ к ответственности, — объяснил Генри. — Так что я рад поговорить, но только если вы не будете приближаться к Флоре.

— Она до сих пор в Новой Зеландии?

— Нет, из этого ничего не вышло, она вернулась в Лондон, но… серьезно… вы не можете с ней встретиться. Потому что, думаю, это выбьет ее из колеи. Она больше не может выносить разговоров об этом. В последний раз после того, как она поделилась историей о случившемся, она пыталась покончить с собой.

Несмотря на симпатию Генри к Шарлотте (мужчины-геи, по опыту Страйка, чаще всего не видели изъянов в его красивой, веселой и безукоризненно одетой бывшей невесте), Страйку следовало уважать желание Генри защитить свою подругу.

— Хорошо, согласен. Итак, у вас самого когда-нибудь был прямой контакт с ВГЦ?