Что-то коснулось лодыжки Робин: серый кот только что вошел в комнату и уставился на нее своими ясными зелеными глазами. Когда Робин наклонилась, чтобы пощекотать его за ушами, Шейла вновь появилась, держа в руках звенящий старый металлический поднос, на котором стояли две кружки, кувшин и тарелка с пирожными Бейквелл марки «Мистер Киплинг»³³, как поняла Робин.

— Позвольте мне, — сказала Робин, поскольку немного горячего чая уже пролилось на поднос. Шейла позволила Робин забрать поднос из ее рук и поставить на маленький журнальный столик. Шейла взяла свою кружку, поставила ее на подлокотник кресла в шотландскую клетку, села, положила свои крошечные ножки на табуретку и сказала, глядя на чайный поднос:

— Я забыла сахар. Я пойду...

Она снова начала с трудом выкарабкиваться из кресла.

— Все в порядке, мне не надо, — поспешно сказала Робин. — Если только вам?

Шейла покачала головой и расслабилась в кресле. Когда Робин села на диван, кот прыгнул рядом с ней и потерся о нее, мурлыкая.

— Он не мой, — сказала Шейла, наблюдая за ним. — Он живет по соседству, но ему здесь нравится.

— Ясно, — сказала Робин, улыбаясь, и провела рукой по выгнутой спине кота. — Как его зовут?

— Смоки³⁴, — сказала Шейла, поднеся кружку ко рту. — Ему здесь нравится, — повторила она.

— Не возражаете, если я буду делать записи? — спросила Робин.

— Записывать? Да, пожалуйста, — сказала Шейла Кеннетт. Пока Робин доставала ручку, Шейла издала звук поцелуя в сторону кота Смоки, но он проигнорировал ее и продолжал тереться головой о Робин. — Неблагодарный, — заметила Шейла. — Вчера вечером я дала ему консервированного лосося.

Робин снова улыбнулась, прежде чем открыть блокнот.

— Итак, миссис Кеннетт…

— Можешь звать меня Шейла. Зачем ты сделала это со своими волосами?

— А, это... — застенчиво сказала Робин, поднеся руку к синим краям своей стрижки. — Я просто экспериментирую.

— Панк-рок, да? — спросила Шейла.

Решив не говорить Шейле, что та отстала от жизни примерно на сорок лет, Робин сказала:

— Что-то вроде этого.

— Ты красивая девушка. Тебе не нужны синие волосы.

— Я подумываю вернуться к натуральному, — ответила Робин. — Итак… когда вы с мужем переехали жить на ферму Чапмена?

— Тогда она еще не называлась фермой Чапмена, — начала старушка. — Это была ферма Форджмена. Мы с Брайаном были хиппи, — сказала Шейла, моргая на Робин сквозь толстые стекла очков. — Ты знаешь, кто такие хиппи?

— Да, — сказала Робин.

— Ну, именно такими мы с Брайаном были. Хиппи, — сказала Шейла. — Жизнь в коммуне. Хиппи, — повторила она, как будто ей нравилось звучание этого слова.

— Вы помните, когда..

— Мы пришли туда в шестьдесят девятом, — сказала Шейла. — Когда все только начиналось. Мы выращивали травку. Знаешь, что такое травка?

— Да, знаю, — сказала Робин.

— Раньше мы много курили, — сказала Шейла с еще одним легким смешком.

— Вы помните, кто еще был там, изначально?

— Да, я все это помню, — гордо сказала Шейла. — Раст Андерсен. Американец этот. Он был там. Жил в палатке в полях. Гарольд Коутс. Я все это помню. Иногда не могу вспомнить вчерашний день, но все это я помню. Коутс был противным человеком. Очень противным человеком.

— Почему вы так говорите?

— Дети, — сказала Шейла. — Разве ты не знаешь обо всем этом?

— Вы имеете в виду арест братьев Краузер?

— Ага. Неприятные люди. Ужасные люди. Они и их друзья.

Комнату наполнило мурлыканье кота, которого Робин гладила левой рукой, пока тот лежал на спине.

— Брайан и я не знали, чем они занимаются, — сказала Шейла. — Мы не знали, что происходит. Мы были заняты выращиванием и продажей овощей. У Брайана были свиньи.

— Правда?

— Он любил своих свиней и своих цыплят. Дети бегали повсюду… Я не могла иметь своих. Выкидыши. Всего у меня их было девять.

— Ой, мне очень жаль, — сказала Робин.

— Своих у нас никогда не было, — повторила Шейла. — Мы хотели детей, но не смогли. На ферме бегало множество детей, и я помню твоего друга. Большой парень. Больше, чем некоторые старшие мальчики.

— Простите? — смутилась Робин.

— Твой партнер. Кондоман³⁵ Страйк или что-то в этом роде, не так ли?

— Правильно, — сказала Робин, глядя на нее с любопытством и задаваясь вопросом, в своем ли уме эта пожилая леди, которая хоть и много повторялась, но казалась в основном здравомыслящей.

— Когда я сказала соседке, что ты придешь ко мне, она прочитала мне статью о тебе и о нем. Он был там со своей сестрой и мамой. Я помню, потому что моему Брайану нравилась Леда Страйк, и я признаю, что у нас были ссоры по этому поводу. Я ревновала. Видела, как он все время пялился на нее. Ревновала, — повторила Шейла. — Мы ничего не знали Однако я не думаю, что Леда посмотрела бы на моего Брайана. Он не был рок-звездой, мой Брайан.

Шейла еще раз рассмеялась. Изо всех сил стараясь скрыть свое потрясение, Робин сказала:

— У вас очень хорошая память, Шейла.

— О, я помню все, что произошло на ферме. Иногда не помню вчерашнего дня, но я все помню о том времени. Я помогла маленькой Энн родить. Гарольд Коутс был там. Он был врачом. Я помогала. Ей было тяжко. Ну… ей было всего четырнадцать.

— Правда?

— Да… свободная любовь, понимаешь. Это было не так, как сейчас. Все было по-другому.

— А ребенок...

— Все было в порядке. Мазу, так назвала ее Энн, но вскоре после этого Энн ушла. Оставила дочь в коммуне. Ей не нравилось быть матерью. Она была слишком молодой.

— Так кто присматривал за Мазу? — спросила Робин. — Ее отец?

— Не знаю, кем был ее отец. Я так и не узнала, с кем была Энн. Люди спали с кем попало. Но не я и Брайан. Мы пытались завести собственных детей. Занимались фермой. Мы не знали всего, что происходит, — еще раз сказала Шейла. — Полиция пришла на ферму без предупреждения. Кто-то настучал. Нас всех допросили. Мой Брайан несколько часов находился в участке. Они обыскали все комнаты. Перебрали все наши личные вещи. После этого мы с Брайаном уехали.

— Правда?

— Ага. Ужасно, — сказала Шейла и еще раз подчеркнула: — Мы не знали. Мы никогда не знали. Они не делали это прямо у всех на виду. Мы были заняты сельским хозяйством.

— Куда вы направились, когда ушли оттуда?

— Сюда, — сказала Шейла, указывая на стены дома рукой, усыпанной пятнами. — Это дом моих мамы и папы. Ох, они были недовольны всем, что писали в газетах. И Брайан не мог найти работу. Я нашла. Офисный клерк. Мне не нравилось. Брайан скучал по ферме.

— Шейла, вы помните, когда вы вернулись?

— Два-три года прошло… потом Мазу написала нам. Она сказала, что все стало лучше и у них появилась новая коммуна, хорошая. Брайан был хорошим работником на ферме, вот почему она хотела его вернуть… поэтому мы приехали обратно.

— Вы помните, кто был там, когда вы вернулись?

— Не хочешь выпечки?

— Спасибо, с удовольствием, — солгала Робин, потянувшись за пирожным Бейквелл. — А вы?

— Нет, я купила их для тебя, — сказала Шейла. — О чем ты меня только что спросила?

— О том, кто был на ферме Чапмена, когда вы вернулись туда жить.

— Я не знаю всех имен. Появилось несколько новых семей. Коутс все еще был там. О чем ты меня спросила?

— Речь идет о людях, — сказала Робин, — которые были там, когда вы вернулись.

— Ох… Раст Андерсен все еще жил в своей хижине. А мальчик Грейвс — худой мальчик, из богатеньких. Он был новеньким. Он приходил к Расту и курил до середины ночи. Травку. Ты знаешь, что такое травка? — снова спросила она.

— Да-да, — Робин улыбнулась.

— Некоторым людям это не приносит никакой пользы, — мудро сказала Шейла. — Юный Грейвс не мог вовремя остановиться. Вел себя нелепо. Некоторым людям не следует курить.

— Джонатан Уэйс был на ферме, когда вы вернулись? — спросила Робин.

— Верно, со своей маленькой дочкой Эбигейл. И у Мазу родилась дочь: Дайю.

— Каким он вам показался? — спросила Робин.

— Очаровательным. Тогда я так подумала. Мы все к нему тянулись. Очаровательный, — повторила она.

— Знаете, почему он приехал жить на ферму?

— Нет, я не знаю, зачем он приехал. Мне было жаль Эбигейл. Ее мама умерла, потом отец привез ее на ферму, и тут же у нее появилась сестра…

— А когда возникла идея церкви, вы помните?

— Это все потому, что Джонатан рассказывал нам о своих убеждениях. Он заставлял нас медитировать, ходить по улицам и собирать деньги. Люди приходили и слушали его речи.

— На ферму стало приходить гораздо больше людей, не так ли?

— Да, и они давали денег. Некоторые из них были богатыми. Затем Джонатан начал путешествовать, выступать с лекциями. Он оставил Мазу за главную. Она отрастила волосы до талии — длинные черные волосы — и всем говорила, что она наполовину китаянка, но из нее такая же китаянка, как из нас с тобой, — язвительно сказала Шейла. — Ее мама была белой, да и не было никакого китайца на ферме Чапмена. Однако мы никогда не говорили ей, что знаем, что она лжет. Мы с Брайаном были просто счастливы вернуться на ферму. О чем ты меня спросила?

— Просто о церкви и о том, как она зародилась.

— О… Джонатан вел курсы медитации, всех этих религий и восточных штучек и прочего, а потом он начал организовывать службы, поэтому мы построили храм на ферме.

— И вы были счастливы? — спросила Робин.

Шейла несколько раз моргнула, прежде чем сказать:

— Иногда мы были счастливы. Иногда да. Но происходили плохие вещи. Однажды ночью Раста сбила машина. Джонатан сказал, что это было наказание за все те жизни, которые Раст отнял на войне... а потом семья этого парнишки Грейвса похитила его на улице, когда он был в Норидже, и мы узнали, что он повесился. Джонатан сказал нам, что именно это произойдет со всеми нами, если мы уйдем. Он сказал, что Алекс увидел проблеск истины, но не смог справиться с внешним миром. Так что это было для нас предупреждением, как сказал Джонатан.

— Вы ему поверили? — спросила Робин.

— Тогда да, — сказала Шейла. — Я тогда верила всему, что говорил Джонатан. Брайан тоже. У Джонатана был способ заставить вас поверить… способ заставить вас захотеть делать так, как было нужно ему. Хотелось позаботиться о нем.