Изменить стиль страницы

— Ха-ха! — Я смеюсь, указывая на свои ноги.

— Интересно, — замечает Астарот.

— У тебя есть комплимент получше? — спрашиваю я, переминаясь с ноги на ногу, перенося вес то на одну ногу, то на другую.

Астарот хмурится, а брови опускаются, затем он улыбается.

— Удивительно? — Он говорит это вопросительно в сочетании со смехом.

— Уже лучше, — киваю, смеясь вместе с ним. — Давай выдвигаться.

— Можешь носить с собой свой рюкзак? — спрашивает он, кивая на мою обувь. — Я понесу, если что.

— Спасибо, но нет, если они будут работать, мне нужно проверить их в реальных условиях. Ты не всегда будешь рядом, чтобы нести мой рюкзак, если я возглавлю свою команду охотников.

— Хорошо, — соглашается он, но хмурое выражение его лица всё в сомнениях.

— Что? — спрашиваю я, перекладывая рюкзак на плечи, пока мы идём.

— Ничего, — говорит он, пожимая плечами.

— Хорошо, ничего, попробуй ещё раз, приятель.

Он отворачивается, глядя через левое плечо в пустыню, избегая при этом моего взгляда. Повисла тишина, он мне вообще ответит? Что, чёрт возьми, с ним не так? Повторяю наш разговор в голове, но я не понимаю, в чём проблема.

— Что? — спрашиваю я снова. — Астарот, поговори со мной.

Я не могу сдержать умоляющую нотку в своём голосе. Я не знаю, что не так, но незнание разъедает мои внутренности, как кислота в желудке.

— Я не думал, что ты будешь совсем одна, — говорит он, взглянув на меня, прежде чем снова отвернуться.

Мой кишечник сжимается в твёрдый комок, мышцы живота напрягаются, сердце останавливается, а горло сжимается. Никто никогда не говорил ничего подобного раньше. Никогда в жизни я не чувствовала себя желанной, нужной, от эмоций в его словах кружится голова. Я не знаю, что ответить. Я должна что-то сказать, но слова не складываются.

— Ох, — говорю я наконец больше звуком, чем словом.

Слеза скатывается, поэтому я отворачиваюсь. Я не хочу, чтобы он неправильно понял, и я не могу этого объяснить, не сейчас. Мы идём молча, избегая взглядов друг друга. Не думал, что я останусь одна. Я была одна всю свою жизнь. Не желанная, кроме моей приёмной матери, но я истощила её. Она никогда этого не говорила, ничем не выдавала этого, но я поняла понаблюдав. Я не дура, и я видела, чем она пожертвовала, чтобы спасти меня. Я люблю её за это, но я никогда не хотела быть той, кем была.

Она отказалась от еды, статуса, припасов, от всего, чтобы я могла жить. Ни разу она даже не взглянула с укором на меня. Никогда, только с любовью и обожанием, но в своём сердце, глубоко внутри я знала, что её жизнь была бы лучше без меня. Как врач она имела высокий статус на корабле, ею восхищались и уважали до меня.

Когда она сделала выбор оставить меня, усыновить и воспитать, моя бродячая натура сделала её меньше в глазах окружающих. Она была той, кто пошёл против устоев. Нарушил правила, оставил нежелательное звено. Она ни разу не пожалела о своём решении. Я так любила её! Знать, что я была единственной причиной её страданий, было тяжело.

Мы шли долго, я не знаю, сколько, тратя время на собственные мысли. Эмоции, которые вызвал Астарот, ослабевают, и мы возобновляем наш лёгкий диалог с подтрунивантями, ни один из нас не касался темы, которая почти всплыла. Примерно в полдень один из моих ботов сломался, превратившись в бесформенную массу.

— Ну что за звездец, — ругаюсь я, останавливаясь и расшнуровывая шнурок на ноге.

— Ты можешь починить его? — спрашивает он, вставая на колени, чтобы осмотреть его вместе со мной.

— Не думаю, — говорю я. — Ветки просто недостаточно крепкие, и смотри, листья теряют свою цепкость. С ними стало тяжелее ходить с некоторых пор. Идея хорошая, но материалы не подходят. Мне нужно что-то другое, более сложное в изготовлении. А это нужно потрудится найти.

Покачав головой, я расшнуровываю второй ботинок и складываю оба прототипа в свой рюкзак. Мы возобновляем наше путешествие, но без самодельной обуви идём намного медленнее. Мы маршировали на запад уже несколько часов, и теперь открытая пустыня уступает место скалистым выступам. Увеличиваясь вдали, он выглядит как горный хребет или точнее его подобие в Тайссе. Как будто я знаю, как выглядит настоящий горный хребет, а не по книгам. Весь мой жизненный опыт был на колониальном корабле.

Астарот помогает мне, пока мы продолжаем наше путешествие, и я принимаю его помощь, благодарная за неё. Самодостаточность восхитительна, но не когда она является глупостью. Я сделала всё, что могла, но без его помощи я не смогу идти в темпе по такому рыхлому песку.

Вскоре мы проходим между огромными валунами, ведущими к более крупным скалам.

Валуны в среднем в два раза выше Астарота. Прокладывая себе путь через них, наше зрение ограничивается расстоянием между нами и следующим валуном. Это почти как блуждание по странному лабиринту. По крайней мере, у нас появилась тень, скрыающая нас от жары. Я натыкаюсь на спину Астарота.

— Что…

Он кладёт руку мне на рот, прерывая моё восклицание. Захлопнув рот, я напрягаю слух и другие органы чувств, как он меня учил. Что-то не так, я сразу поняла это теперь. Чёрт возьми, что он говорил? Я всегда должна быть начеку и обращать внимание на свои инстинкты. Монотонность пути успокоила меня.

Астарот тянется к локхаберу на спине как раз в тот момент, когда я слышу ворчание, а затем лязг металла о металл. Прямо перед нами из-за скалы выходят трое пиратов с оружием наготове, целясь в нас двоих.

— Дерьмо, — выдыхаю я, хватаясь за посох.