От одних этих слов кажется, что я вся горю. Но затем Винсент сгибает пальцы, прикосновение к коже и сила, которой он обладает в одной глупо огромной руке, заставляет мышцы глубоко в животе сжаться.
— Хорошо, — говорю я с дрожащим смешком. — Давай не будем слишком уверены в своих способностях.
Винсент невинно моргает.
— Я просто пытаюсь доходчиво объяснить.
Он точно знает, что делает. И лучше не останавливаться.
Я откидываюсь на кровать, мягкий порыв воздуха вырывается из подушки. Пуховое одеяло гладкое и без крошек под руками. Это не что-то вроде неубранного, кишащего клопами беспорядка. Нина, Харпер и я всегда шутим по поводу того, что в комнатах у парней из колледжа. Винсент следит за чистотой и светом в своем пространстве. Не знаю, что говорит обо мне то, что это сильно заводит.
Винсент следует за мной, руки по обе стороны от головы. Он выглядит таким красивым. Темные волосы падают на темные глаза. Бицепсы напрягаются под рукавами футболки, которая задралась ровно настолько, чтобы обнажить полоску кожи над поясом джинсов.
Это происходит.
Я потратила так много часов, читая о том, как персонажи раздеваются. Опосредованно пережила тысячу различных ритуалов поцелуев, раздевания, обмена горячими словами и нежными признаниями. И теперь, когда я здесь, на самом деле переживаю это все, о чем могла только мечтать, я очень, очень надеюсь, что Винсент считает меня красивой. Это такая глупая мысль. Еще на первом курсе я поклялась себе, что перестану позволять мужскому взгляду влиять на мои решения. Но взгляд конкертно этого мужчины все испортил. Винсент, должно быть, уже достаточно хорошо меня знает, чтобы распознать страдальческое выражение лица, потому что толкает коленом мою ногу.
— Поговори со мной, Холидей.
Мои глаза снова фокусируются на Винсенте, который наблюдает с некоторым беспокойством.
— Полегче, ладно? — я пытаюсь обратить это в шутку, но голос дрожит.
Винсент ловит эту перемену. Его рука — та, что наконец освободилась от бандажа — находит мою и переплетает наши пальцы. Она такая мягкая.
Я немного ненавижу его за это, потому что в груди что-то сжимается так сильно, что почти невыносимо.
— Эй, — говорит он.
— Эй, — как попугай, повторяю я.
— Я сделаю все, что скажешь. Ты здесь главная.
Не могу определить, то ли комната необъяснимо стала меньше, то ли низкий и рокочущий ритм его голоса подобен тяжелому одеялу, накинутому на плечи, но мне внезапно становится на десять градусов теплее. Та странная дрожь, которую начало испытывать тело, проходит. Я замираю. Спокойно.
Ты главная.
— Я доверяю тебе, — выпаливаю я, хотя он и не спрашивал.
Винсент мгновение смотрит на меня, темные глаза сверкают в мягком свете, прежде чем опуститься на колени и нежно поцеловать меня в лоб. Этот момент слишком серьезен и сентиментален, чтобы соответствовать приглушенным звукам студенческого разврата, просачивающимся сквозь половицы.
— Я не подведу тебя, Холидей, — говорит Винсент. Затем, с той же серьезностью продолжает: — А теперь давай снимем с тебя эти штаны.