Завтра вечером у меня будет музыка. Не знаю, придут ли люди. Это от меня не зависит.

Я снова вспоминаю о том, как Джек удивил меня "Дженгой", которую он купил для паба, и я тоже хочу его удивить. Я хочу, чтобы он пришёл сюда завтра и поразился, наконец, увидев это место таким, каким его вижу я.

Зарядившись энергией, я откладываю подстаканник и направляюсь в кладовку, где я храню элементы декора, которые мы собрали в ящики. Я переношу ящики в основное помещение. Некоторые из них такие тяжёлые, что мне приходится тащить их через всю кухню и задвинуть за барную стойку. Как только все ящики оказываются передо мной, я подсоединяю телефон к колонкам. Уже за полночь, но музыка и моё воодушевление заряжают меня такой энергией, что я совсем не чувствую усталости.

Я сдвигаю столы, расчищая пространство по центру помещения, где я могу разложить всё то, что мне удалось собрать, так как хочу увидеть цельную картину. Я снимаю ужасные фотографии, которые висят на стене, и перебираю новые картины, складывая их стопками перед стеной в том месте, где я планирую их повесить. Затем я вдруг понимаю, что забыла молоток, гвозди и лестницу. У меня уходит полчаса на то, чтобы найти молоток и гвозди. Но я не знаю, где лестница, поэтому решаю использовать стул, который я могу поставить на стол в тех местах, где не смогу дотянуться до стены.

Я не успеваю украсить и половины второй стены, как вдруг понимаю, что я серьёзно облажалась. Я вставляла работы Джека в рамки от старых фотографий по мере продвижения по стене. Первая стена выглядит так же чудесно, как я и рассчитывала. Но я лишь на глаз прикинула размеры рамок. Я была уверена, что у меня хватит рамок нужных размеров для картин Джека, но как выяснилось, их всего лишь пять.

— Это... не хорошо, — говорю я, осматривая весь тот хаос, который я устроила. — И не надо так на меня смотреть, — добавляю я, обращаясь к Себастьяну, который смотрит на меня с самодовольным видом.

— Всё в порядке. Я что-нибудь придумаю, — говорю я, но паника только нарастает.

Сейчас три часа утра, а вся эта работа заняла у меня больше времени, чем я ожидала. Я вдруг понимаю, что не смогу закончить то, что начала. Я перебираю в голове различные варианты. Наверное, я могла бы отказаться от картин и развесить всё остальное. Но тогда мне придётся решить, что поместить в рамки. Я могла бы оставить всё как есть, но паб выглядит нелепо, когда в нём украшено только полторы стены.

Энергия, которую я чувствовала, когда всё это начала, улетучивается, и я вдруг понимаю, что вымоталась. Я так устала, что чувствую, как схожу с ума. Я готова разрыдаться и не знаю, способна ли вообще сдвинуться с места, не говоря уже о том, чтобы потратить ещё несколько часов на то, чтобы разобраться со всем этим хаосом.

Я больше не могу этим заниматься. Мне надо поспать. Всего час или два, а затем я снова смогу спуститься сюда и решить, что делать до того, как придёт Олли и откроет паб.

— Всё будет в порядке, — говорю я Себастьяну, который выглядит так, будто ему всё равно.

Он зевает, и я тоже начинаю зевать. Я решаю, что это знак. Значит, сон это хорошая идея.

— Пойдем, лентяй.

Себастьян следует за мной на второй этаж. Я ставлю будильник на пять утра и падаю на диван, будучи не в силах дойти до кровати из-за усталости.

Меня будит солнечный свет. Он струится сквозь окна, почти ослепляя меня. Какое-то время я не могу понять, где нахожусь. Но как только понимаю, что лежу на диване, я вспоминаю, почему я здесь, и резко сажусь. Я начинаю искать телефон, который, конечно же, умер. Часы на кухонной плите сообщают мне о том, что сейчас девять утра.

Паника парализует меня на мгновение, но затем я прихожу в движение. На мне всё ещё надета вчерашняя одежда, но мне плевать. Я останавливаюсь только затем, чтобы схватить ключи, а затем несусь вниз и пугаю Олли, который как раз собирается отпереть паб.

— Чёрт подери, Рэйн, у меня чуть не случился сердечный приступ, — говорит он и поворачивает ключ в замке, а затем приподнимает бровь и говорит: — Что на тебя нашло? Ты выглядишь так, словно только что вернулась из ада.

— К слову об этом.

Он качает головой.

— О чём?

— О том, что я вернулась из ада. Там сейчас... нечто подобное.

Я киваю на дверь.

— Что ты имеешь в виду?

— Там полный беспорядок.

Олли прищуривается.

— Какого рода беспорядок?

Он смотрит на дверь так, словно способен видеть сквозь стены.

— Просто имей в виду, что всё под контролем. И паб ведь не сразу открывается, верно? Да и не так уж много людей приходят сюда сразу же после открытия, так что у меня есть время, чтобы всё прибрать.

— Что прибрать, Рэйн?

— Беспорядок.

— Что... Ладно, просто забудь, чёрт побери.

Он качает головой, и я готовлюсь к худшему, когда он открывает дверь.

Я захожу следом за Олли и напрягаюсь, когда он начинает оглядывать паб.

— Рэйн, — говорит он, даже не удосужившись повернуться и посмотреть на меня. — Что, чёрт возьми, здесь произошло?

— Всё под контролем! — говорю я, хотя не уверена, что это так. — Я хотела всех удивить, украсив паб перед сегодняшним концертом.

Когда Олли, наконец, поворачивается ко мне лицом, он выглядит так, словно его сейчас хватит удар.

— Ты думала, что сможешь просто взять и переделать весь паб за одну ночь?

У меня вырывается нервный смешок.

— Ну, когда ты так говоришь, это звучит нелепо.

Олли выругивается себе под нос.

— Даже не знаю, кто из вас прикончит меня первым, ты или Джек.

— Прости, я просто... переоценила свои силы.

— Да уж, — бормочет Олли.

— Мне очень-очень жаль, — говорю я. — Я не хотела добавлять сегодня ещё больше стресса. Стресса сегодня и так хватает, ведь группа будет играть у нас сегодня впервые. Поверь мне, я знаю. Тебе и без того хватает забот со всей этой готовкой, а тут ещё я кормлю вас завтраками. Прости за каламбур. Я не пытаюсь обратить всё это в шутку...

— Рэйн, — говорит Олли таким строгим голосом, что я захлопываю рот.

Я уверена, что меня сейчас уволят. Я потеряю работу, и после всего этого мне в любом случае придётся вернуться в Бостон, потому что я так и не нашла замену гитаре.

Какое-то время он смотрит на меня, а затем вздыхает.

— Дай мне сделать пару звонков. Посмотрим, сможет ли кто-нибудь прийти сюда и помочь.

— Ох.

Я не в силах сказать что-то ещё, потому что не понимаю, что чувствую. Стыд. Облегчение. Я чувствую себя полнейшим дерьмом. Я опускаю глаза в пол и почти начинаю плакать, как вдруг понимаю, что опять пришла на работу без обуви. Ты просто не думаешь, Рэйн.

— Извини, — выдавливаю я, наконец. — Я не хотела ещё больше всё усложнять.

— Знаю, что не хотела, — говорит он. Вздохнув, он достает свой телефон. — Почему бы тебе не начать прибирать этот долбаный беспорядок, а я пока позову подмогу.

— Хорошо.

Моё эмоциональное состояние меняется с "Вот дерьмо, как же неловко" на "Это моя самая худшая идея, и теперь все будут втайне меня ненавидеть".

Первой приходит Нина. Как только она заходит в дверь, она поворачивается ко мне и говорит:

— Готова признать, ты очень амбициозна.

Затем появляется Рошин, а сразу за ней — Ифа вместе с одним из сыновей. Олли исчезает на кухне, а все остальные начинают носиться по пабу, следуя указаниям Нины. Нина включает свой плейлист, который она назвала "Прибирайся, сучка!", и, несмотря на мой большой косяк, всем как будто даже весело, включая сына Ифы, который не похож на человека, который просыпается раньше полудня по своей воле.

За пятнадцать минут до нашего предполагаемого открытия, Олли выходит из кухни и обводит помещение взглядом. Он подходит к тому месту, где я вот уже пять минут пытаюсь повесить самую большую картину Джека. Мне казалось, что три минуты назад она висела прямо, но Нина убедила меня в том, что это не так. В итоге, когда я решаю, что больше не могу её держать, Нина кричит:

— Вот так! Не двигайся!

И я делаю шаг назад, чтобы случайно её не сдвинуть.

Олли приобнимает Нину рукой за плечи.

— Хорошая работа, котёночек. Сколько вам ещё нужно времени?

Нина осматривает паб и морщится. Рошин украсила большую часть своей половины паба. Ифа и её сын на другом конце помещения вешают гирлянду над входом в игровую комнату, которую мы вообще не трогали и которая сейчас заполнена книгами, потому что нет ничего лучше игровой комнаты, которая также является библиотекой. А в особенности, когда владелец паба такой рьяный библиофил.

— Ещё час или два, — говорит она. — Как минимум.

Олли вздыхает.

— Ладно, тогда нам нужно отложить открытие.

Нина пожимает плечами.

— Хотя бы до того момента, пока мы не закончим с основным залом. Мы можем поработать со смежными помещениями после того, как запустим посетителей.

Олли поворачивается ко мне.

— Почему бы тебе не сделать пост и не сообщить всем, что мы сегодня откроемся позже? — говорит он.

Мне требуется всё моё самообладание, чтобы не разрыдаться от расстройства на глазах у Нины и Олли. Я киваю и сажусь за ближайший стол, радуясь тому, что теперь у меня есть предлог опустить голову.

Я смотрю на телефон, но слёзы застилают мне глаза, поэтому я даже не могу выполнить это простое задание, которое поручил мне Олли. Мне уже всё равно. Я тут же вспоминаю обо всех тех проблемах, которые вызвал мой СДВГ. Потеря клиентов. Долги по счетам. Запасные зарядки для телефонов. Потраченное время на поиск вещей. Ощущение того, что я маленький ребёнок. Что все остальные по-настоящему взрослые, а я только притворяюсь. Расстройство из-за того, что я не в силах выполнять простые, повседневные действия, доступные большинству людей. Такие как стирка или звонки по телефону, или способность вовремя достать еду из морозилки на обед. Это и пропущенные сроки, и как следствие — упущенные возможности. И разорванные отношения. Ведь люди думают, что я ленивая и эгоистичная. Что мне всё побоку. Да я и сама считаю себя ленивой и эгоистичной, хотя я знаю, что мне не всё равно.