Сиенна снова постукивала по колену, как она это делала, когда ее мозг работал так быстро, что тело неосознанно пыталось подстроиться.

— А вот и он, — сказала она, как будто подумав вслух и озвучив лишь половину своей мысли.

— Он оставил подсказки в записках?

— Да. — Она выглядела немного неуверенной, но в то же время взволнованной. Затем откинулась на стуле, ее колено замерло. — Если на карточках указан почтовый индекс (что может быть просто совпадением, не так ли?), то что, черт возьми, мне с ним делать?

Гэвин отложил карточки в сторону и вернулся к записке, перечитав ее во второй раз. Что-то ему запомнилось, но он думал не так, как она, очевидно, — как будто внутри были какие-то подсказки…. что бы это ни было. И не просто подсказки с использованием цифр, а…

— Это, — сказал он, постучав по линии указательным пальцем. — Его мать говорит: — Ты можешь подумать, что я выгляжу лучше, чем играю, любимый, но ты ошибаешься. Эта фраза. В картах вы называете руку, которая выглядит лучше, чем играет, Анной Курниковой.

— Анна Курникова? . . . теннисистка?

— Ага.

— Хорошо. Так что это значит? Она выглядит лучше, чем она… — на ее лице появилось понимание, и она преувеличенно закатила глаза. — Ну, это грубо.

Он издал смешок, пожав плечами. Гэвин был согласен, но не он придумал эту фразу.

— Настоящий вопрос в том, какое это имеет отношение к… — ее рот сложился в букву «О», и она замерла. — У нее дома был теннисный мяч.

— В чьем доме?

— Жертвы.

— В доме жертвы был теннисный мяч?

Она выглядела задумавшейся, кивнула, взяла телефон и набрала номер. Ее колено снова подскочило, когда она, очевидно, снова ушла в свои мысли, и Гэвин наблюдал за ней, его губа дернулась от желания улыбнуться. Она явно была в своей стихии, и в нем пронесся натиск чего-то, что он не знал, как назвать: радость, облегчение, правота, осознание того ужасного поступка, который он совершил так давно, из-за которого они оба страдали, и этого нельзя изменить. Он сидел перед ней и наблюдал за происходящим в реальном времени.

Он продолжал наблюдать за ней, живя одновременно в двух разных десятилетиях — в равных частях мальчика и мужчины. Да, он чувствовал радость, но была и печаль. За это пришлось заплатить свою цену.

— Черт возьми, Кэт, — пробормотала она. Она бросила телефон в портфель. — Мне нужно вернуться в ту квартиру, — сказала она. — Мне нужно пойти за теннисным мячом.

Он протянул ей копии, лежащие перед ним, и она положила их в портфель, а затем наклонилась, чтобы застегнуть молнию.

— Я пойду с тобой, — сказал он.

— Нет. Ты мне очень помог, и я тебе благодарна. Но это дело полиции.

— А что, если в этой квартире есть что-то, с чем я могу помочь? Кем бы ни был этот человек, он явно на шаг впереди. Я не только бывший профессиональный карточный игрок, но и работаю в сфере безопасности. Возможно, я смогу заметить что-то, чего вы не заметили. Кроме того, если это имеет какое-то отношение лично ко мне… .

Сиенна колебалась, очевидно, обдумывая.

— Это может быть пустая трата времени. Почтовый индекс может быть совпадением, а линия Анны Курниковой может быть ничем. — Но по блеску ее глаз он мог сказать, что она в это не верила.

— Может быть. — Он сделал паузу. — А может быть, и нет.

Она колебалась еще мгновение, а затем встала.

— Отлично. Пойдем со мной и осмотримся. Посмотрим, не заметишь ли ты что-нибудь необычное. Но ты не можешь ничего трогать, пока я не скажу, что все в порядке.

Он тоже встал.

— Да, мэм.

Гэвин заметил, как она закатила глаза, и ухмыльнулся.

— Я серьезно, — пробормотала она.

— Я сделаю все, что ты мне скажешь, Сиенна. Ты ведешь, а я следую. — И он показал ей, что имел в виду именно это, выйдя за дверь после нее.